Эмма отложила шитье и вытерла руки о юбку. Платье было темно-коричневое и едва ли подходящее для приемов, и ей пришло в голову, что она одета вполне соответствующе для утренней поездки в суд.
Когда она поднялась, в дверь снова постучали. Эмма краем глаза видела, как Бесс спускается по лестнице, чтобы открыть дверь. Эмма остановилась в гостиной, наблюдая, как служанка открыла входную дверь и сделала книксен.
– Ваша госпожа дома? – раздался знакомый голос. Сомерхарт. Колени Эммы вдруг угрожающе ослабли.
Бесс что-то бормотала в ответ, пытаясь закрыть дверь, но Сомерхарт жестом остановил ее.
– Уже полдень, – пояснил он и, толкнув дверь, переступил через порог. Его взгляд прошелся по холлу и задержался на ней. – А, леди Денмор. Можете уделить мне минутку?
– Почему же… – буркнула она, стараясь рассердиться на его вторжение, но была слишком оживлена, чтобы искусно притвориться. Она вернулась к кушетке и села.
Когда Сомерхарт вошел, он бегло осмотрелся вокруг и направился прямо к Эмме. Глаза его остановились на темно-коричневом платье.
– Я не вижу никаких признаков роскоши, из чего делаю вывод, что Ланкастер не помышляет о женитьбе.
– Что? – Эмма онемела, чувствуя, как спокойствие покидает ее.
– Несколько доброжелателей остановили меня вчера в клубе, надеясь, что я порадую их своей реакцией на новость, какую они сообщили мне. А именно, что вы уехали с лордом Ланкастером.
– О-о? И это разожгло ваш аппетит?
– Конечно, нет. Но им этого явно хотелось. Вы сами виноваты в этом.
– Что ж, прекрасная причина закончить наши иллюзорные отношения, ваша светлость.
– Мм… – Он без приглашения сел рядом с ней и положил ногу на ногу. – Вы настаиваете, что вам абсолютно неинтересно иметь любовника? А что же тогда связывает вас с Ланкастером?
– Это вас не касается.
– Но я…
– Что вы делаете здесь? Как вы сказали, уже полдень. Это совершенно немыслимо!
– Ха! – Он хмыкнул, затем разразился громким смехом. – Немыслимо? И это говорит женщина, которая заключает рискованные пари! – Он потер рукой глаза и рассмеялся еще громче. – Немыслимо наносить визиты до трех. Я ворвался сюда до трех, и все из-за ревности. Господи, я сошел с ума.
В этот момент он был совсем не похож на герцога. Без шляпы, которая была бы уместна в дождливый день, его темные волосы стали влажными и растрепанными. Голубые глаза блестели от азарта и восхищения, не скрывая от нее ни одной своей эмоции. Эмма, увидев его в таком состоянии, едва сдерживала смех и даже хмыкнула, что было скорее похоже на хрюканье.
Сомерхарт поднял подбородок.
– Вы смеетесь надо мной?
– Я уверена… Я не стала бы… Да! Вы сказали – ревность?
– Да, именно так я сказал, что тут смешного? Перестаньте смеяться.
Но Эмму вновь потряс взрыв смеха. Она смеялась не столько над Сомерхартом, сколько над собой, над тем, что утратила равновесие и лишилась спокойствия. Когда она прекратила смеяться, она увидела, что Сомерхарт рассматривает ее с затаенной улыбкой. Горло перехватило, она поняла, что не может произнести ни слова. Открыв рот, она ждала, когда дыхание придет в норму, но напрасно. Прежде чем она успела переварить эту соблазнительную улыбку, Сомерхарт прижался губами к ее открытому рту. Его губы были теплыми, нежными и шелковистыми. Но его язык, когда он коснулся ее рта, был даже лучше… горячий и неторопливый, похожий на бархат.
Она не ожидала ничего подобного. Но его рот был само волшебство. Как мог этот холодный, сдержанный мужчина быть таким сладким на вкус? А его губы? Как они могли так нежно касаться ее рта? Его язык был так соблазнителен, что она захотела большего. Эмма всем своим существом впитывала это несказанное блаженство, чувствуя, как его руки сжимают ее плечи.
– Совершенно невероятно. – Он поласкал ее нижнюю губу, затем верхнюю и прервал ее вздох более продолжительным поцелуем, чем предыдущий. Этот поцелуй прогнал прочь нежные мысли, и Эмма почувствовала, как тонет. Погружается в жар. «Мой первый настоящий поцелуй», – думала она не без любопытства. Ее целовали и прежде. Но этот… в этом было столько интимности. Это было вступлением в совсем другой мир. Мир, который она наблюдала и о котором думала, мир удовольствия, тайн и вожделения.
– Вы… – прошептал Сомерхарт. Он поцеловал уголок ее рта, ее щеку. – Вы сводите меня с ума. – Его зубы коснулись ее скулы, прежде чем перейти к нежной коже возле уха. Его губы дотронулись до этого места, и Эмма задрожала.
– Я был так зол, когда вышел из дома.
– Почему?
– Вы знаете почему. – Он снова коснулся языком ее губ, и ее охватил жар.
Ненавидя себя за то, что делает это, Эмма отклонила назад голову, подставляя ему шею.
– Но по пути… – Его губы проложили тропинку к мочке ее уха. – Я понял… – Каждое слово горячим шепотом обжигало ее влажную кожу. – И дал себе слово соблазнить вас.
Она хотела покачать головой, но он схватил ее мочку зубами, не давая ей шевельнуться.
– О-о! – вздохнула Эмма и прошептала что-то неразборчивое, когда он начал ласкать мочку языком.
Его язык нашел такое чувствительное место, что его ласки дрожью отозвались в самых интимных уголках ее тела. И Эмма думала, что не выдержит, что упадет в обморок от удовольствия, которое он дарил ей.
Она вцепилась в его пальто, прежде чем он позволил ее уху услышать короткие слова.
– Я могу? – спросил он.
– Мм?..
– Я могу быть соблазнительным, леди Денмор?
– Нет. – Само слово, сказанное так нежно и мягко, опровергало себя.
Его смех раздался так близко, что она почти физически ощущала его всей кожей.
– Маленькая лгунья, – прошептал он и снова начал покусывать ее ухо.
Она пыталась возразить, но ее тело торжествовало. Она хотела этого, она хотела большего, потому что знала… Знала, что он хочет сказать этими поцелуями, знала, что он станет целовать ее так и в других местах. Более важных, более чувствительных.
Да! Ее тело пело, когда его губы спустились ниже по ее шее к декольте и наконец остановились в последнем, продолжительном поцелуе.
– Сейчас нам есть о чем поразмышлять, кроме вашей поездки с Ланкастером.
Эмма заморгала, когда он поднялся, поправляя пальто.
– Я использовал весь утренний запас своего обаяния. Увижу вас снова через два дня.
Его слова еще долго звучали в ее ушах после того, как он ушел, закрыв за собой дверь.
Харт не знал, что и думать. Не имел представления. Он снова чувствовал себя молодым. Молодым и горячим, готовым пуститься в самые рискованные авантюры. Давно забытые ощущения оживали в его памяти, мучительные от удовольствия, к которому, увы, примешивалось чувство обреченности.
Сердечная боль сопровождала эти чувства последнее время. Сердечная боль, унижение, злость и стыд. Он думал, что когда-то полученного урока хватит ему на всю жизнь, но оказалось, что его свободолюбивая душа возродилась и вновь открыта для нового чувства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67