И… они все приехали. Все. Мой отец не платил им много месяцев. Они забрали серебро, ковры и хрусталь. В доме было холодно и очень темно.
– Должно быть, тебе было страшно.
– Я просто… не знала, что делать.
– Конечно, не знала. – Он скользнул под одеяло и прижался к ней всем своим телом. Его руки гладили ее голую спину – это прикосновение не имело ничего общего с сексом. Ей хотелось прижаться к нему в этот момент, исчезнуть, раствориться в его тепле и силе. Но она не могла исчезнуть, как бы того ни хотела.
– Я нашла свечу на полу, зажгла ее и пошла по дому, ища брата, уверенная, что он в своей постели или в классной комнате. Я помнила, как воск капал мне на руку, но я не могла оставить свечу. И потом я нашла его.
Его дыхание вырывалось из груди. Она поняла, что ее ухо прижато как раз к его сердцу, и его кровь била так сильно и уверенно.
– Они лежали в столовой на столе. Их… Слуги положили их, и всё. Они знали, что я в доме, знали, что я найду их. Я не знаю почему, но они даже не омыли их тела и не стерли кровь.
– Прости.
– И мой брат… мой маленький братик… У него никогда не было матери. Я заботилась о нем и любила его. Я поднимала его, когда он падал, утешала, когда плакал. И вот теперь он погиб… когда карета перевернулась, попал под колеса. Так больно.
– Я уверен, он ничего не успел почувствовать.
– Нет. Он чувствовал. Они принесли его в дом, и он был весь в грязи и крови. Неподвижный и холодный. Но на его щеках остались чистые дорожки. Я поняла, что он плакал, и это были следы слез, которые смешались с кровью. Он лежал на этой дороге и плакал. И все из-за меня.
– Эмма, нет!
– Я знаю, как он плакал. Я и сейчас слышу это. Он хотел, чтобы я была с ним, Харт. Как всегда… Я только не знаю, как долго он плакал, и иногда тоже хочу умереть.
– Тихо, тихо… – пробормотал он, когда она зарыдала, уткнувшись ему в грудь. – Ш-ш-ш… ты любила его, и ты дала ему много хорошего. Это была не твоя вина.
– Я знала, что это случится.
– Но не могла предотвратить, ты была ребенком. Ох, Эмма, ты была просто ребенком. Мне так жаль.
Она плакала о своем брате, о всех своих близких, которые умерли. Даже о Мэтью. И Харт просто обнимал ее и гладил по спине, шепча на ухо что-то бессмысленное…
Когда она наконец затихла, он поцеловал ее в лоб.
– Я помню тебя, я знаю. В том коридоре, в ночной рубашке с двумя косичками. Ты была такая смелая и ясная. И тебе не место было в том доме. Прости, что я ничего не сделал тогда.
Она прерывисто вздохнула, успокоившись, что он вспомнил ту ночь, как если бы он сделал ту маленькую девочку реальной. Та девочка думала, что может спасти их всех, если бы у нее было достаточно любви. Та девочка, которая еще не растеряла то дорогое, что было в ее сердце.
– Ты ничего не мог сделать. Он был мой отец, моя родная кровь.
Его рука снова описывала круги на ее спине.
– У меня была еще одна сестра. До Алекс.
Эмма кивнула, потерлась щекой о его влажную рубашку.
– Она умерла, когда ей исполнился год. Никто не рассказал мне, что случилось. Еще вчера она была там, топала своими ножками, смеялась со мной, кидала все мои игрушки. А два дня спустя детская опустела, я думал, что, может быть, это какой-то монстр прокрался и забрал ее. Молчание самое худшее, что можно придумать, сидя в спальне на третьем этаже. Слушать ее плач и потом…
– Мне так жаль, – прошептала она, подвигаясь к нему. – Что за жизнь, скажи мне? Почему так много горя?
– Ты боишься иметь детей.
Она не ответила. Не могла.
– Потом, когда родилась Алекс, меня не пустили к ней. Я проходил мимо детской, игнорировал все игрушки. Я был в ужасе от нее. Злился, когда она улыбалась мне.
– Что случилось?
Его мягкий смех щекотал ее ухо.
– Алекс случилась. Она начала ходить, затем бегать. Когда я приходил домой из школы, она шла за мной в мою комнату. Затем она научилась поворачивать ручку. Я был загнан в угол. В ловушку. И мне пришел конец. Я не устоял перед ее чарами.
– Она жива. И она такая хорошая.
– О да, она жива. И она постепенно избавила меня от ада. Хотя пару раз я едва не умер от разрыва сердца. Доводила меня до безумия. Бесила меня. – Он сделал паузу. – Вы обе отлично поймете друг друга.
Эмма удивилась, услышав свой смех. Всего несколько минут назад она думала, что никогда не будет смеяться. Сейчас она чувствовала лишь усталость. Истощение. Харт наматывал ее локоны на палец, и это было так приятно, что она закрыла глаза.
– Я не хочу, чтобы ты любил меня, – прошептала она. – Я не знаю, как любить тебя. Именно тебя.
– Я знаю. – Он снова поцеловал ее в лоб. – И ты научишься. Мы оба научимся.
– Я думаю, нам не следует быть вместе. Ты погубишь меня.
– Эмма, не говори так, иначе мои страхи станут реальностью. Нет, ты не можешь…
– Я поставлю тебя в затруднительное положение, как та женщина.
Его пульс забился быстрее, но он покачал головой.
– Та женщина, о которой ты говоришь, смеялась надо мной и разбила мое сердце. Она сделала из меня посмешище. Как и ты.
– Прости.
– Я думал, что люблю ее, но я не любил. Позже я понял, что это чувство было просто иллюзией.
– Как я.
– Нет, не как ты. Она была злая и развращенная. И ее предательство терзало меня до безумия и надолго выбило из колеи.
– Но…
– Но, – перебил он, – тогда свое дело сделал мой отец. Мой проклятый отец. Такой холодный и совершенный. Отец такого отвратительного в своих страстях глупого сына. Он решил сделать из меня человека, достойного титула герцога, и он получил шанс. И потом, как ты знаешь, появились те письма. Обычная проблема скандально окончившегося романа. Мой отец заплатил много денег, чтобы забрать их у той женщины. Он показал их мне, позволил мне произнести слова благодарности, принести извинения за то, что я любил ее. Он позволил мне почувствовать настоящий стыд и пасть к его ногам. И потом он выбрал одно особенно грязное письмо и послал своему другу, который не преминул переслать другому.
– Зачем?
– Он хотел сделать из меня человека и, делая это, попросту уничтожил меня. Он упивался моим унижением. Мой собственный отец дал свое добро на то, чтобы общество смеялось надо мной. Сделал из меня посмешище. Но я покончил с этим двумя годами позже, когда принял титул герцога. Хотя это было не просто, Эмма. Я окружил себя непроницаемой броней, выстроил стену, и вот явилась ты и… разрушила ее.
– Харт… мне очень жаль. Я никогда не думала…
– На этом точка, Эмма. Меня это не волнует. Разве ты не видишь? Я послал все это к черту. Я просто хочу тебя.
– Ты не должен. Я не хочу…
– Он сделал из меня другого человека, но ты вернула меня к самому себе. И ты не можешь бросить меня теперь. Останься со мной. Останься в моем доме как гость. – Он проглотил комок, мешавший продолжить. – Я не притронусь к тебе и докажу, что между нами есть нечто большее, чем вожделение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
– Должно быть, тебе было страшно.
– Я просто… не знала, что делать.
– Конечно, не знала. – Он скользнул под одеяло и прижался к ней всем своим телом. Его руки гладили ее голую спину – это прикосновение не имело ничего общего с сексом. Ей хотелось прижаться к нему в этот момент, исчезнуть, раствориться в его тепле и силе. Но она не могла исчезнуть, как бы того ни хотела.
– Я нашла свечу на полу, зажгла ее и пошла по дому, ища брата, уверенная, что он в своей постели или в классной комнате. Я помнила, как воск капал мне на руку, но я не могла оставить свечу. И потом я нашла его.
Его дыхание вырывалось из груди. Она поняла, что ее ухо прижато как раз к его сердцу, и его кровь била так сильно и уверенно.
– Они лежали в столовой на столе. Их… Слуги положили их, и всё. Они знали, что я в доме, знали, что я найду их. Я не знаю почему, но они даже не омыли их тела и не стерли кровь.
– Прости.
– И мой брат… мой маленький братик… У него никогда не было матери. Я заботилась о нем и любила его. Я поднимала его, когда он падал, утешала, когда плакал. И вот теперь он погиб… когда карета перевернулась, попал под колеса. Так больно.
– Я уверен, он ничего не успел почувствовать.
– Нет. Он чувствовал. Они принесли его в дом, и он был весь в грязи и крови. Неподвижный и холодный. Но на его щеках остались чистые дорожки. Я поняла, что он плакал, и это были следы слез, которые смешались с кровью. Он лежал на этой дороге и плакал. И все из-за меня.
– Эмма, нет!
– Я знаю, как он плакал. Я и сейчас слышу это. Он хотел, чтобы я была с ним, Харт. Как всегда… Я только не знаю, как долго он плакал, и иногда тоже хочу умереть.
– Тихо, тихо… – пробормотал он, когда она зарыдала, уткнувшись ему в грудь. – Ш-ш-ш… ты любила его, и ты дала ему много хорошего. Это была не твоя вина.
– Я знала, что это случится.
– Но не могла предотвратить, ты была ребенком. Ох, Эмма, ты была просто ребенком. Мне так жаль.
Она плакала о своем брате, о всех своих близких, которые умерли. Даже о Мэтью. И Харт просто обнимал ее и гладил по спине, шепча на ухо что-то бессмысленное…
Когда она наконец затихла, он поцеловал ее в лоб.
– Я помню тебя, я знаю. В том коридоре, в ночной рубашке с двумя косичками. Ты была такая смелая и ясная. И тебе не место было в том доме. Прости, что я ничего не сделал тогда.
Она прерывисто вздохнула, успокоившись, что он вспомнил ту ночь, как если бы он сделал ту маленькую девочку реальной. Та девочка думала, что может спасти их всех, если бы у нее было достаточно любви. Та девочка, которая еще не растеряла то дорогое, что было в ее сердце.
– Ты ничего не мог сделать. Он был мой отец, моя родная кровь.
Его рука снова описывала круги на ее спине.
– У меня была еще одна сестра. До Алекс.
Эмма кивнула, потерлась щекой о его влажную рубашку.
– Она умерла, когда ей исполнился год. Никто не рассказал мне, что случилось. Еще вчера она была там, топала своими ножками, смеялась со мной, кидала все мои игрушки. А два дня спустя детская опустела, я думал, что, может быть, это какой-то монстр прокрался и забрал ее. Молчание самое худшее, что можно придумать, сидя в спальне на третьем этаже. Слушать ее плач и потом…
– Мне так жаль, – прошептала она, подвигаясь к нему. – Что за жизнь, скажи мне? Почему так много горя?
– Ты боишься иметь детей.
Она не ответила. Не могла.
– Потом, когда родилась Алекс, меня не пустили к ней. Я проходил мимо детской, игнорировал все игрушки. Я был в ужасе от нее. Злился, когда она улыбалась мне.
– Что случилось?
Его мягкий смех щекотал ее ухо.
– Алекс случилась. Она начала ходить, затем бегать. Когда я приходил домой из школы, она шла за мной в мою комнату. Затем она научилась поворачивать ручку. Я был загнан в угол. В ловушку. И мне пришел конец. Я не устоял перед ее чарами.
– Она жива. И она такая хорошая.
– О да, она жива. И она постепенно избавила меня от ада. Хотя пару раз я едва не умер от разрыва сердца. Доводила меня до безумия. Бесила меня. – Он сделал паузу. – Вы обе отлично поймете друг друга.
Эмма удивилась, услышав свой смех. Всего несколько минут назад она думала, что никогда не будет смеяться. Сейчас она чувствовала лишь усталость. Истощение. Харт наматывал ее локоны на палец, и это было так приятно, что она закрыла глаза.
– Я не хочу, чтобы ты любил меня, – прошептала она. – Я не знаю, как любить тебя. Именно тебя.
– Я знаю. – Он снова поцеловал ее в лоб. – И ты научишься. Мы оба научимся.
– Я думаю, нам не следует быть вместе. Ты погубишь меня.
– Эмма, не говори так, иначе мои страхи станут реальностью. Нет, ты не можешь…
– Я поставлю тебя в затруднительное положение, как та женщина.
Его пульс забился быстрее, но он покачал головой.
– Та женщина, о которой ты говоришь, смеялась надо мной и разбила мое сердце. Она сделала из меня посмешище. Как и ты.
– Прости.
– Я думал, что люблю ее, но я не любил. Позже я понял, что это чувство было просто иллюзией.
– Как я.
– Нет, не как ты. Она была злая и развращенная. И ее предательство терзало меня до безумия и надолго выбило из колеи.
– Но…
– Но, – перебил он, – тогда свое дело сделал мой отец. Мой проклятый отец. Такой холодный и совершенный. Отец такого отвратительного в своих страстях глупого сына. Он решил сделать из меня человека, достойного титула герцога, и он получил шанс. И потом, как ты знаешь, появились те письма. Обычная проблема скандально окончившегося романа. Мой отец заплатил много денег, чтобы забрать их у той женщины. Он показал их мне, позволил мне произнести слова благодарности, принести извинения за то, что я любил ее. Он позволил мне почувствовать настоящий стыд и пасть к его ногам. И потом он выбрал одно особенно грязное письмо и послал своему другу, который не преминул переслать другому.
– Зачем?
– Он хотел сделать из меня человека и, делая это, попросту уничтожил меня. Он упивался моим унижением. Мой собственный отец дал свое добро на то, чтобы общество смеялось надо мной. Сделал из меня посмешище. Но я покончил с этим двумя годами позже, когда принял титул герцога. Хотя это было не просто, Эмма. Я окружил себя непроницаемой броней, выстроил стену, и вот явилась ты и… разрушила ее.
– Харт… мне очень жаль. Я никогда не думала…
– На этом точка, Эмма. Меня это не волнует. Разве ты не видишь? Я послал все это к черту. Я просто хочу тебя.
– Ты не должен. Я не хочу…
– Он сделал из меня другого человека, но ты вернула меня к самому себе. И ты не можешь бросить меня теперь. Останься со мной. Останься в моем доме как гость. – Он проглотил комок, мешавший продолжить. – Я не притронусь к тебе и докажу, что между нами есть нечто большее, чем вожделение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67