Весь день напряжение не покидало ее. И не только из-за мыслей о Сомерхарте и искушении, но и из-за поведения мужской половины гостей. Джентльмены начали вести себя с ней более сдержанно. За ленчем некоторые леди попытались прекратить разговор при ее появлении. Они снисходительно улыбались, но было очевидно, что разговор касался ее, или Сомерхарта, или их обоих.
А к обеду и мужчины странно поглядывали на нее и бросали косые взгляды, когда она проходила мимо. Эмма все больше беспокоилась, думая, что кто-то подсмотрел за ними утром, когда они были в игровой комнате. Но нет, говорила она себе, этого не может быть, они бы обязательно услышали, если бы кто-то подглядывал за ними.
Ее раздражение перешло в злость, в течение часа она переходила от одного стола к другому, затем направилась на застекленную террасу, которую отделяли от музыкального салона стеклянные двери с мягкими бархатными шторами. Из салона раздавались звуки музыки. Кто-то играл на рояле, по-видимому, там собралось общество леди. Настоящих леди. Эмма спряталась посреди изумрудно-зеленых листьев апельсиновых деревьев и орхидей. Двери салона были закрыты, поэтому она подняла защелку и приоткрыла дверь на дюйм, не больше. Звуки музыки наполняли воздух, смешиваясь с приглушенным гулом женских голосов.
В поместье Моултеров присутствовало не так уж много женщин, большинство были женами почтенных джентльменов. Хотя были приглашены еще две состоятельные вдовы и одна вдовствующая графиня. Графиня обожала игру в пикет и сплетни. Ее голос перекрывал все остальные голоса.
– Я просто представить не могла, что она на такое способна!
Глухой мужской голос перебил:
– Именно об этом я думаю весь вечер.
– Что ж, – продолжала графиня, – видимо, в ней что-то есть, хотя она кажется такой простенькой. А герцог! Он же недаром носит прозвище Холодное Сердце, и вот, пожалуйста, растаял как первый снег на весеннем солнце!
Другая леди кашлянула, прочищая горло.
– И это еще не все… Я заметила незнакомый блеск в его голубых глазах и видела, как он снял женский волос со своих брюк и вышел, не говоря ни слова.
Графиня разразилась смехом. Эмма была уверена, что она слышит, как другая леди вскипела.
– Это так грубо! – выпалила она.
– О, моя бедная леди Уорстер! Простите! – Несмотря на извинения, графиня продолжала смеяться еще несколько секунд. – Я как-то слышала, как герцог сказал, что если и найдется в графстве хоть одна леди, которая не обсуждала бы цвет его глаз, то он вырвет их и подарит ей.
– Эти грубые выражения… их просто немыслимо слышать!
– Но придется. Вы слышали, что он приобрел еще одну железную дорогу? Теперь их у него уже три.
Мужчина покашлял.
– Да, видимо, в ней что-то есть. Герцог, оказывается, не лишен человеческих чувств.
Графиня усмехнулась:
– Ха! Он был «не лишен человеческих чувств», когда я была графиней Шрусбери. Или нет… скорее в нем есть что-то от сатира.
Старческий женский голос задребезжал от смеха:
– Да, козел с копытами. Письмо… одним словом.
– Письмо! Вы видели его?
– О, я видела.
Эмма прижалась к двери, закусив губу. Письмо. Она слышала, как шептались о нем, до нее доходили скудные обрывки информации. Уже стало легендой послание, которое Сомерхарт написал своей любовнице.
Она была уверена, что история была придумана, несмотря на утверждение очередного «очевидца», что он «видел записку собственными глазами». Мужчина по прозвищу Холодное Сердце действительно был высокомерным и сдержанным. И Эмма с трудом верила, что такие слова, как «вожделение» и «пронзить божественные бедра», могли быть написаны его рукой. Конечно, он никогда не стал бы возводить похоть в ранг поэзии. Даже после их утреннего общения она не могла бы поверить, что этот мужчина когда-то сделал предложение женщине на десять лет старше его, которая к тому же была любовницей полдюжины пэров.
Несмотря на все усилия Эммы, слухи о его прошлом доказывали обратное. Голоса за дверью стали глуше, так как никто не хотел рисковать и заслужить неодобрение герцога. Он слишком ясно продемонстрировал свой характер за последние десять лет.
Он никого не подпускал близко к себе. Никого. Но даже шапочное знакомство с Сомерхартом было предпочтительнее холодного отчуждения или открытой враждебности с его стороны. Сомерхарт скупал чужие долги, когда слышал особенно резкие комментарии в адрес своей скандально известной сестры. Долги были тут же востребованы, и прежние условия договора менялись на глазах должников непостижимым образом. Одни просто предпочитали не ссориться с герцогом… другие, не имея ничего, ничего не теряли.
Эмма прислонилась головой к косяку двери. Подслушивание – дело никчемное, но она не хотела уходить, не подведя итог своему ночному представлению. Сдержанное изумление, чуть приподнятые брови и влажные губы… И тут же другая уловка – притворство, что она любовница Сомерхарта.
Эмма прижала пальцы к глазам, словно это могло унять то болезненное напряжение, которое в них было.
Притворяться его любовницей было тяжело – все равно что бороться с собой. Бороться против того, чего она хотела так сильно, против вожделения и радости, против чего-то недопустимого и вместе с тем необычайно притягательного.
И внезапно Эмма поняла невероятное: Харт шептал ей слова, которые никогда, никогда не могли прежде сойти с его губ.
Но разве он уже не сделал невероятные вещи – они осветили его глаза радостью, – приказав ей поднять юбки и раздвинуть ноги, целуя, лаская, рискуя всем? О, он наслаждался этим, погружался в это с той же отдачей, как и она. Он, всегда такой холодный и замкнутый. Развратный и недоступный. Чувственный и абсолютно закрытый. Словно две взаимоисключающие половинки двух разных людей.
Уйдя в свои мысли, Эмма глубоко вдыхала дивный запах деревьев и душный аромат цветов. Комната освещалась только рассеянным светом канделябров, тяжелые шторы отделяли ее от холодной ночи. Место было уютное и безопасное. Дивное уединение. Воздух, как теплый, приятный ручеек, тек по ее коже каждое мгновение, когда она двигалась, и она находила защиту даже в этом. Мир отодвинулся от нее, и она была рада, что нет рядом ни одной живой души.
Здесь, в эту тихую лунную ночь, она чувствовала себя посреди лета, и ей хотелось свернуться на постели из зеленой травы. Если бы ей не надо было хранить свой секрет, она могла бы обрести мир и покой.
Кто-то другой сел за инструмент. И теперь музыка звучала мажорно и громко. И последнее напряжение оставило тело Эммы. Она унеслась в воспоминаниях далеко-далеко… Туда, к пруду около дома ее дяди…
Она лежала с книжкой в высокой траве. Или, может быть, еще дальше, на океанском побережье со своей матерью. Счастливые, ничего не опасавшиеся… как всегда, когда им удавалось куда-то уехать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67