Ей оставалось только следовать за ним, но она делала это с радостью, вверив себя его заботам.
Он остановился и спешился, затем помог ей сойти на землю. Вытащив нож, Себастьян начал рассекать густые, сплетенные ветки кустарника. Следующая вспышка молнии осветила отверстие в скале высотой почти в человеческий рост и раза в два шире обычной двери. Они оставили лошадей снаружи, надежно привязав их, и вошли внутрь. Себастьян нашел сухую ветку и, достав кремень и трутницу, сделал нечто вроде факела. Этот огонь осветил пещеру, очень высокую, с песчаным дном. Себастьян воткнул горящую ветку в расщелину и начал обрубать ветки кустов, растущих у входа, чтобы развести огонь. Желание поскорее согреться у костра заставило и Беренис работать вместе с ним, и к тому времени, когда она втащила в пещеру последнюю охапку веток, пламя уже ярко пылало и дым поднимался вверх, вытягиваемый в какое-то невидимое отверстие высоко у них над головами.
Ее лицо и одежда были мокрыми от дождя, но она наслаждалась каждым мгновением. Жизнь в Мобби Коув преподала ей немало полезных уроков, лишив манерности и напускного лоска, заставила смело смотреть в лицо жизни со всеми ее радостями и страданиями. Здесь было много такого, чего следовало опасаться, но ничуть не меньше того, что стоило любить. Уже само повседневное существование требовало мужества, и, тем не менее, все эти трудности помогли обрести ясность мысли, обостряли чувства, заставляли действовать осторожно, чтобы не спугнуть то бесценное в жизни, чем стоит дорожить.
– Какое прекрасное место! – воскликнула она, оглядываясь вокруг.
– Тебе нравится? Я рад. Это мое тайное убежище. Я прихожу сюда, когда хочу побыть один. – Он встал на колени у костра и сказал:
– Ты вся мокрая! Снимай все, пока не простудилась!
Его одежда тоже блестела от воды, и он начал раздеваться, а потом разложил сырые вещи на куче хвороста. Беренис раздевалась медленно, чувствуя робость; он взял ее одежду и разложил ее рядом со своей. Она села у огня, обняв колени руками и глядя на пляшущие языки пламени. Она была слишком уставшей и возбужденной и страстно желала, чтобы он заключил ее в объятия, успокоил, дал почувствовать силу и нежность своих рук, способных защитить от всех бед и невзгод.
Себастьян сел рядом, и при виде его мускулистого тела и смуглого красивого лица, освещенного танцующими бликами огня, Беренис почувствовала радость и восхищение. Он наклонился, чтобы пошевелить поленья, затем взглянул на нее и спросил:
– Ты хотела мне что-то сказать?
Она затаила дыхание и встретила его вопросительный взгляд.
– Я жду от тебя ребенка, Себастьян, – прошептала она.
На какое-то мгновение блеск его улыбки чуть не ослепил ее, словно она подарила ему луну и звезды. Потом он прижал ее к себе, поцеловал и воскликнул:
– Ребенок… Ребенок! О, любимая, ты не могла бы сделать меня счастливее!
Он целовал ее снова и снова.
Все напряжение последних дней покинуло Беренис, уступив место бесконечному счастью. Она чувствовала совершенную радость, словно его слова имели целительную силу. Казалось, она стала его частью, слилась с его душой, и ребенок в ее чреве – тоже, и все вместе они словно составляли таинственное триединое существо.
Неожиданно Себастьян нахмурился и сказал с тревогой в голосе:
– А я еще привез тебя сюда, в такую ночь! В твоем-то положении!
Она спокойно и уверенно рассмеялась:
– Я сильная и здоровая, Себастьян! Ничто не может повредить мне!
Прошептав ласковые слова, он на мгновение отстранился и стал собирать в кучу листья и сгребать их ближе к огню. Затем взял свой уже высохший плащ и положил сверху. Он опустил Беренис на это ложе и лег рядом, и руки его были спасительной гаванью в гулкой тишине пещеры. Она потянулась навстречу ласке его губ, от которой ее утомленное тело словно воскресало и вновь страстно желало его. Больше их уже ничего не сдерживало, не нужно было скрывать свои чувства, и не оставалось ничего, кроме колдовского очарования любви.
Прежде, чем погрузиться в этот ревущий поток бешено пульсирующей крови, Беренис заглянула в его глаза:
– Скажи это еще раз, Себастьян.
– Женщины! – усмехнулся он. – Я должен произнести это по буквам? Ты же знаешь, что я чувствую.
– Да, но я хочу, чтобы ты повторил! – настаивала Беренис, смеясь, словно обрела какую-то новую силу и спокойную уверенность. Запустив пальцы в его волосы и приблизив губы к его губам, она потребовала:
– Ну скажи мне!
Близость и тепло ее тела напрочь разбивали последние барьеры его гордости, и Себастьян хрипло проворчал:
– Безжалостная! Хорошо, я буду повторять это так часто, как ты захочешь: да, я люблю тебя! А теперь ты позволишь показать, как сильно?
И он сделал это, и Беренис отвечала, как никогда прежде. Беспокойные языки пламени костра, в свете которого они лежали, были ничто в сравнении с неугасимым жаром их страсти. Конечно, впереди у них не только безоблачные дни, несомненно, будут и ссоры, но сейчас они не думали ни о чем, кроме блаженства обладания друг другом. Руки стремились добавить радости, губы шептали слова любви между ласками и поцелуями. И когда пришло удовлетворение и спала страсть, они по-прежнему лежали в объятиях друг друга.
Беренис проснулась, когда сквозь вход в пещеру на песок упал неяркий солнечный луч. Па ней по-прежнему не было одежды, но ей было тепло, потому что с одной стороны она ощущала жар тела Себастьяна, а с другой – тлеющих углей костра. Себастьян тоже проснулся, и она прильнула к нему, обхватив руками его шею, словно боялась, что прекрасный сон закончился и теперь нужно возвращаться к одинокой действительности.
Она почувствовала голод, но когда села, к горлу подступила тошнота. Теперь ей было легче переносить ее: Себастьян был таким внимательным и заботливым. Прислонив ее голову к своему плечу, он тихо сказал:
– Моя бедная девочка, ты страдаешь из-за меня! – и нежно провел большим пальцем вдоль ее губ, погладил виски.
– Это неважно, любимый! Я так счастлива… Пожалуйста, не беспокойся так, – сказала она, желая прогнать тревожное выражение с его лица.
В глазах Себастьяна было столько обожания, что у нее перехватило дыхание, когда он сказал с улыбкой:
– Ты должна быть снисходительной ко мне. Понимаешь, у меня еще никогда не было жены и ребенка, о которых я мог бы беспокоиться. Оказывается, это очень приятно. – И с безграничной нежностью его руки двинулись вдоль ее груди и живота, словно стремясь еще раз убедиться, что это не сон, что его Беренис и его ребенок здесь, рядом.
Потом он встал. Со светящимся в глазах безграничным восхищением она наблюдала, как он двигался по пещере и одевался, потом сходил к ручью. Ледяная вода заглушила ее тошноту. Беренис тоже оделась, и вскоре они уже были готовы ехать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105