Не переживайте об этом! В конце концов, вы ведь помогли мне…
– Как я хочу домой! – призналась Беренис.
– Я тоже, мадам, – ответила Далси. Затем она взяла себя в руки, прикрепила последний из локонов своей госпожи на положенное место и подала ей флакончик духов. Беренис капнула ими на запястья, виски и шею.
– Ну, как я? – спросила она.
– О мадам! – восхищенно выдохнула Далси, отступая назад, чтобы оглядеть ее. – Вы восхитительны, в самом деле! Эта Джульетт вам и в подметки не годится. Он даже и не заметит, что она там.
– Ты полагаешь, я делаю это, чтобы произвести на него впечатление? – строго спросила Беренис, гадая, не выдала ли она себя чем-либо.
Она почувствовала, как лицо ее вспыхнуло. Неужели Далси заметила в ее поведении какие-то перемены: что она следит за каждым движением Себастьяна, когда они вместе? Что, смущаясь от его взгляда, просто-напросто теряет дар речи и изо всех сил подыскивает нужные слова?
– Конечно нет, миледи. – Далси была сама искренность.
– Мне абсолютно безразлично, замечает он меня или нет. – Тон Беренис был жестким. – Я ни на йоту не изменила своего мнения о нем!
Она направилась к двери, напоминая Далси дикое животное, бьющееся о решетки своей клетки. Опытная в сердечных делах, Далси все же была озадачена. Будучи бесконечно преданной Беренис, она тем не менее понимала, что нрав ее госпожи нуждается в некотором обуздании, и Себастьян – единственный мужчина, способный сделать это. Несмотря на агрессивность, он импонировал Далси своей неотразимой мужественностью. Перегрин был не пара графине, и Далси никогда не доверяла ему, хорошо зная этот тип. Своекорыстный, слабый человек, преследующий собственные цели…
Квико – вот это мужчина! В последнее время он стал очень сильно нравиться Далси. Она никогда еще не встречала никого, подобного ему. Действительно, «благородный дикарь»! Как только Беренис ушла, служанка сбросила одежду и воспользовалась водой в лохани, чтобы, наконец, заняться собой. Если повезет, то позже она сможет увидеться с Квико.
Еще раньше Беренис слышала какой-то шум во внутреннем дворе, приветственные возгласы, топот копыт, и когда она вошла в большую, освещенную теплым светом кухню-гостиную, то слегка опешила, обнаружив, что она полна загорелых, одетых в кожу торговцев мехами, которые привезли показать свой товар Себастьяну. Смуглые, сильные и шумные, они уставились на Беренис, когда она вошла, разом замолчав, словно по приказу.
Она была исключительно хороша. Платье плавно обтекало ее стройную фигуру, и тонкий материал подчеркивал ее грациозную походку, томную, и в то же время упругую, с ритмично покачивающимися бедрами. Это была женщина, которая сознавала свою власть и гордилась ею. Чтобы ее наряд не выглядел слишком вызывающе, Беренис надела поверх платья пурпурный бархатный спенсер – короткий жакет, облегающий спереди и переходящий на спине в широкую, пышную накидку с длинными и узкими рукавами, украшенными по краям серебряной вышивкой. Жемчуг сверкал на шее и в ушах, руки же украшало только обручальное кольцо. Это были все драгоценности, которые она привезла сюда, последовав, вопреки своему упрямству, совету Себастьяна и оставив остальные в сейфе в Чарльстоне. Глядя на этих бородатых, грубо одетых мужчин, толпящихся на кухне, она была рада, что поступила так, ибо, судя по их виду, они были вполне способны убить за один крошечный бриллиант.
Но если их внешность казалась устрашающей, то реакция на ее появление – совсем иной. Беренис обнаружила, что им даже не чужды вежливость и учтивость, когда охотники стали наперебой поздравлять Себастьяна с удачей: надо же, иметь такую очаровательную жену! К огромному удовлетворению ее женского тщеславия, она совершенно затмила Джульетт.
Раздраженная, та сидела у очага, слушая бормотание древней старухи, чья темная морщинистая кожа напоминала грецкий орех, а крючковатые пальцы были заняты тем, что перебирали ряды странных на вид бус, охватывающих ее костлявую шею, словно старуха читала молитву и перебирала четки. Беренис охватила дрожь при виде злобы, светящейся в их глазах, она нервничала и поэтому слишком много и возбужденно говорила, очаровывая всех присутствующих мужчин – всех, кроме своего мужа.
Он смотрел на нее, нахмурив брови и сжав губы. Его волосы отливали синевой в свете огня, и он казался еще мощнее, суровее и враждебнее в этом окружении – сейчас, когда агрессивность и жестокость могли в любой момент выплеснуться наружу. Па нем были нанковые бриджи, заправленные в ботфорты, шелковая рубашка, открытая на бронзовой груди, а из-за широкого кожаного пояса торчал пистолет.
В душе, тем не менее, Себастьяна терзали муки совести при мысли о том, как эгоистично он поступил, привезя сюда Беренис, быть может, к ее и его собственной гибели. Глядя на нее, он был так сбит с толку этим смятением чувств, что не осмеливался говорить. Ее красота заставляла его испытывать почти физическую боль; она была таким редкостным, прелестным созданием! И при этом так сильно ненавидела его! С каждым его словом, каждым поступкам она, казалось, все дальше и дальше уходила от него. Но Боже правый, если с ней что-нибудь случится из-за его гордости, которая настаивала на том, что он должен наказать ее! Он вспомнил Модифорда, и это воспоминание, словно раскаленное железо, обожгло Себастьяна изнутри, заставляя его большие ладони сжаться в тяжелые кулаки.
Наконец охотники перестали толпиться вокруг графини и вернулись к выпивке и сделкам. Но на их бородатых лицах по-прежнему сверкали белозубые улыбки и они что-то тараторили на своем наречии, представляющем смесь французского и английского. Себастьян тоже перешел на их язык, обращаясь исключительно к ним, отчего Беренис почувствовала себя покинутой, зато Джульетт получила возможность выдвинуться и привлечь внимание. Беренис подошла к Грегу, который стоял, оперевшись локтем о каминную полку, с кружкой пива в руке.
– Кто она? – прошептала Беренис, кивнув в сторону Джульетт, предусмотрительно закрываясь веером, как щитом от огня. Она с ужасом обнаружила, что ее лицо за время путешествия стало золотисто-коричневым от солнца.
Его голубые глаза улыбались ей, намекая, что ему хорошо известно ее душевное состояние:
– Джульетт Паскаль из Нового Орлеана. Она европейского происхождения – французская креолка – хотя родилась здесь. Судя по прямым волосам, в ее жилах нет примеси негритянской крови. Ее отец был богатым плантатором из Луизианы, но проиграл все деньги и застрелился. Он был другом старого графа Лажуниссе, и Себастьян обещал позаботиться о ней. Так она приехала сюда. Странная женщина, и находится под большим влиянием старухи Ли, ее няньки. Говорят, Джульетт сведуща в таинствах вуду, чему ее с пеленок обучает Ли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105
– Как я хочу домой! – призналась Беренис.
– Я тоже, мадам, – ответила Далси. Затем она взяла себя в руки, прикрепила последний из локонов своей госпожи на положенное место и подала ей флакончик духов. Беренис капнула ими на запястья, виски и шею.
– Ну, как я? – спросила она.
– О мадам! – восхищенно выдохнула Далси, отступая назад, чтобы оглядеть ее. – Вы восхитительны, в самом деле! Эта Джульетт вам и в подметки не годится. Он даже и не заметит, что она там.
– Ты полагаешь, я делаю это, чтобы произвести на него впечатление? – строго спросила Беренис, гадая, не выдала ли она себя чем-либо.
Она почувствовала, как лицо ее вспыхнуло. Неужели Далси заметила в ее поведении какие-то перемены: что она следит за каждым движением Себастьяна, когда они вместе? Что, смущаясь от его взгляда, просто-напросто теряет дар речи и изо всех сил подыскивает нужные слова?
– Конечно нет, миледи. – Далси была сама искренность.
– Мне абсолютно безразлично, замечает он меня или нет. – Тон Беренис был жестким. – Я ни на йоту не изменила своего мнения о нем!
Она направилась к двери, напоминая Далси дикое животное, бьющееся о решетки своей клетки. Опытная в сердечных делах, Далси все же была озадачена. Будучи бесконечно преданной Беренис, она тем не менее понимала, что нрав ее госпожи нуждается в некотором обуздании, и Себастьян – единственный мужчина, способный сделать это. Несмотря на агрессивность, он импонировал Далси своей неотразимой мужественностью. Перегрин был не пара графине, и Далси никогда не доверяла ему, хорошо зная этот тип. Своекорыстный, слабый человек, преследующий собственные цели…
Квико – вот это мужчина! В последнее время он стал очень сильно нравиться Далси. Она никогда еще не встречала никого, подобного ему. Действительно, «благородный дикарь»! Как только Беренис ушла, служанка сбросила одежду и воспользовалась водой в лохани, чтобы, наконец, заняться собой. Если повезет, то позже она сможет увидеться с Квико.
Еще раньше Беренис слышала какой-то шум во внутреннем дворе, приветственные возгласы, топот копыт, и когда она вошла в большую, освещенную теплым светом кухню-гостиную, то слегка опешила, обнаружив, что она полна загорелых, одетых в кожу торговцев мехами, которые привезли показать свой товар Себастьяну. Смуглые, сильные и шумные, они уставились на Беренис, когда она вошла, разом замолчав, словно по приказу.
Она была исключительно хороша. Платье плавно обтекало ее стройную фигуру, и тонкий материал подчеркивал ее грациозную походку, томную, и в то же время упругую, с ритмично покачивающимися бедрами. Это была женщина, которая сознавала свою власть и гордилась ею. Чтобы ее наряд не выглядел слишком вызывающе, Беренис надела поверх платья пурпурный бархатный спенсер – короткий жакет, облегающий спереди и переходящий на спине в широкую, пышную накидку с длинными и узкими рукавами, украшенными по краям серебряной вышивкой. Жемчуг сверкал на шее и в ушах, руки же украшало только обручальное кольцо. Это были все драгоценности, которые она привезла сюда, последовав, вопреки своему упрямству, совету Себастьяна и оставив остальные в сейфе в Чарльстоне. Глядя на этих бородатых, грубо одетых мужчин, толпящихся на кухне, она была рада, что поступила так, ибо, судя по их виду, они были вполне способны убить за один крошечный бриллиант.
Но если их внешность казалась устрашающей, то реакция на ее появление – совсем иной. Беренис обнаружила, что им даже не чужды вежливость и учтивость, когда охотники стали наперебой поздравлять Себастьяна с удачей: надо же, иметь такую очаровательную жену! К огромному удовлетворению ее женского тщеславия, она совершенно затмила Джульетт.
Раздраженная, та сидела у очага, слушая бормотание древней старухи, чья темная морщинистая кожа напоминала грецкий орех, а крючковатые пальцы были заняты тем, что перебирали ряды странных на вид бус, охватывающих ее костлявую шею, словно старуха читала молитву и перебирала четки. Беренис охватила дрожь при виде злобы, светящейся в их глазах, она нервничала и поэтому слишком много и возбужденно говорила, очаровывая всех присутствующих мужчин – всех, кроме своего мужа.
Он смотрел на нее, нахмурив брови и сжав губы. Его волосы отливали синевой в свете огня, и он казался еще мощнее, суровее и враждебнее в этом окружении – сейчас, когда агрессивность и жестокость могли в любой момент выплеснуться наружу. Па нем были нанковые бриджи, заправленные в ботфорты, шелковая рубашка, открытая на бронзовой груди, а из-за широкого кожаного пояса торчал пистолет.
В душе, тем не менее, Себастьяна терзали муки совести при мысли о том, как эгоистично он поступил, привезя сюда Беренис, быть может, к ее и его собственной гибели. Глядя на нее, он был так сбит с толку этим смятением чувств, что не осмеливался говорить. Ее красота заставляла его испытывать почти физическую боль; она была таким редкостным, прелестным созданием! И при этом так сильно ненавидела его! С каждым его словом, каждым поступкам она, казалось, все дальше и дальше уходила от него. Но Боже правый, если с ней что-нибудь случится из-за его гордости, которая настаивала на том, что он должен наказать ее! Он вспомнил Модифорда, и это воспоминание, словно раскаленное железо, обожгло Себастьяна изнутри, заставляя его большие ладони сжаться в тяжелые кулаки.
Наконец охотники перестали толпиться вокруг графини и вернулись к выпивке и сделкам. Но на их бородатых лицах по-прежнему сверкали белозубые улыбки и они что-то тараторили на своем наречии, представляющем смесь французского и английского. Себастьян тоже перешел на их язык, обращаясь исключительно к ним, отчего Беренис почувствовала себя покинутой, зато Джульетт получила возможность выдвинуться и привлечь внимание. Беренис подошла к Грегу, который стоял, оперевшись локтем о каминную полку, с кружкой пива в руке.
– Кто она? – прошептала Беренис, кивнув в сторону Джульетт, предусмотрительно закрываясь веером, как щитом от огня. Она с ужасом обнаружила, что ее лицо за время путешествия стало золотисто-коричневым от солнца.
Его голубые глаза улыбались ей, намекая, что ему хорошо известно ее душевное состояние:
– Джульетт Паскаль из Нового Орлеана. Она европейского происхождения – французская креолка – хотя родилась здесь. Судя по прямым волосам, в ее жилах нет примеси негритянской крови. Ее отец был богатым плантатором из Луизианы, но проиграл все деньги и застрелился. Он был другом старого графа Лажуниссе, и Себастьян обещал позаботиться о ней. Так она приехала сюда. Странная женщина, и находится под большим влиянием старухи Ли, ее няньки. Говорят, Джульетт сведуща в таинствах вуду, чему ее с пеленок обучает Ли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105