Без нее даже красивее…
Розовая от жары и его похвалы, она спешилась, все еще ласково похлопывая кобылу, которая восстанавливала дыхание. Горячий воздух из ее ноздрей обдувал кожу Беренис; влажная морда лошади прижалась к ее плечу.
– Прекрасное животное, – сказала Беренис, взглянув на нее, затем отвела глаза. – Нам нужно найти воду, чтобы напоить их. Они оба хорошо потрудились.
– Да. Ну а это Прекрасное животное зовут Сэнди. – Он вытащил ногу из стремени и спрыгнул на землю. Затем достал из куртки кошелек и вручил его Беренис. – Это мой подарок тебе. Она твоя. И это тоже твое. Двадцать пять фунтов, полагаю.
Себастьян намеренно выбрал местом финиша эти деревья, зная, что поблизости есть вода. Пришло время отдыха, и Беренис достала еду, которую положила в дорожный мешок: маисовые лепешки, фрукты, холодных цыплят и батат, а также фляжку рома и сок лайма для него и бутылку вина для себя. После того, как они поели, Себастьян лег на спину, заложив руки за голову и глядя на качающиеся верхушки деревьев.
– А позже, m'amie, ты воочию сможешь убедиться, не разучился ли я управляться с ружьем, – сказал он, глядя на нее с каким-то ленивым удовольствием. – Может быть, у тебя появится желание поучиться обращению с огнестрельным оружием?
– А ты думаешь, я не умею? – она дерзко вскинула голову.
– Умеешь? – Его брови приподнялись, а губы недоверчиво изогнулись.
– Милостивый государь, мой отец, маркиз, постоянно охотится в своем поместье на фазанов, куропаток. Как только я научилась ходить, мне разрешили держать в руках ружье сколько заблагорассудится. Лесник был мне ближе, чем нянька.
– Вопрос исчерпан, – буркнул он, взял ружье и исчез в лесу.
К полудню он подстрелил двух оленей и был очень удивлен, обнаружив, что она уже знает, как сдирать с них шкуру и разделывать их. Беренис наблюдала за уверенными движениями Себастьяна, слушала и училась так же, как она делала это в имении отца, и доброе, теплое чувство росло в ней с каждой минутой. Здесь, среди этой щедрой дикой природы, казалось, что они – единственные мужчина и женщина, живущие на земле, и это наполняло ее радостью.
Закончив работу, они сели у глубокого озера, затененного деревьями, и Себастьян, объявив о том, что собирается поплавать, безо всякого стеснения сбросил с себя одежду.
Беренис поспешила отвести глаза, но желание посмотреть становилось непреодолимым. Повернувшись к нему, она залюбовалась его движениями, ибо, несмотря на высокий рост и мощное телосложение, в нем была мягкая грация пумы. Солнце блестело на его тяжелых веках, гордом изгибе носа, чувственных губах. Он стоял, наслаждаясь солнечным теплом, и его обнаженное тело было великолепным. Беренис не могла сдержать восхищения при виде его широкой груди и плеч, его узкой талии, твердых мускулов его рук, поросших мягкими, черными волосками, мощных и длинных ног.
Обнаженный, он выглядел еще более властным. Эта зрелая мужественность его тела пугала и возбуждала Беренис, и пульс ее участился. Он поймал ее пристальный взгляд и усмехнулся, сверкнув белыми зубами. Она стала пунцовой от смущения и опустила голову так, что волосы упали на лицо.
– Ты идешь? – спросил он, и когда Беренис еще раз взглянула на него, улыбка исчезла с его лица. Она испугалась, увидев страсть, сверкающую в его изумрудных глазах.
Она кивнула и с бешено колотящимся сердцем повернулась к нему спиной, потом, невероятно смущенная, сняла с себя одежду. Она с облегчением вздохнула, услышав всплеск, когда он нырнул, и торопливо спустилась с берега, слегка вскрикнув, когда ледяная вода коснулась ее кожи. В несколько длинных, ленивых взмахов он подплыл к ней, отбросив назад мокрые волосы, и на время они забыли о постоянных спорах и столкновениях и, счастливые, словно дети, гонялись друг за другом, плескались и смеялись. Потом Беренис потеряла его из виду, когда Себастьян глубоко нырнул, и испуганно вскрикнула, почувствовав на себе его руки, а потом увидела и его самого.
Смех замер у нее на губах, когда она заглянула в его глаза. Руки его становились все настойчивее, и она ощущала рядом это твердое, влажное тело, его грудь и плечи, покрытые искрящимися на солнце каплями. Не в силах больше сдержаться, Себастьян сильно и страстно прижал ее к себе, и его губы сомкнулись на ее губах – холодные, как лед, и в то же время горячие.
Тело Беренис обмякло, и она покорно откинула голову, когда его рот исследовал ее лицо, подбородок, скользя по благоухающей, влажной коже вниз, к ее шее и груди. Она испытывала совершенное наслаждение и чувство опустошения, когда его рот снова нашел ее губы. Он словно вбирал ее душу – так, что она становилась частью его, сливаясь с его душой в этих поцелуях. Ее приоткрытые губы улыбались, глаза были закрыты. Одна рука обвилась вокруг его шеи, другой Беренис обхватила его за пояс. Она казалась себе необыкновенно маленькой, хрупкой и баззащитной перед этой настойчивостью, чувствуя его частое дыхание и дрожащие руки на своем теле.
Не выпуская Беренис из крепких объятий, словно боясь, что это ослепительное сияние солнечного света в воде может встать между ними, Себастьян понес ее на берег. Там он на мгновение отпустил ее, расстелил свой плащ под огромным деревом и притянул ее к себе. Кожа его была прохладной, и вода тонкими струйками стекала с волос. Она вдыхала свежий, чистый запах его тела и слабый аромат вина.
Солнце согрело и высушило ее кожу, и Беренис с наслаждением вытянулась, мурлыкая, словно кошка, когда его руки и губы двигались по ее лицу и телу и словно приходили в восторг от ощущения ее атласной кожи. Еще ни разу они не испытывали вместе такого блаженства. Причиной тому, быть может, была радость свободы обнаженных тел, подобная чувствам двух первобытных людей в лесу, где солнце ласкало их кожу, мягкий ветерок шелестел листвой и слышалось тихое журчание воды. Быть может, так происходило потому, что они были, наконец, одни, и ничто не напоминало им о прошлом.
Какова бы ни была причина, в этот раз волна любви вынесла их на совершенно иную вершину близости, сорвав все покровы. Теперь они познавали друг друга, уже больше не будучи чужими, сливаясь в единое целое, и оба начинали верить, что их единение уходит корнями во что-то более прекрасное и долговечное, чем простая потребность плоти. Беренис никогда прежде не ощущала такой жажды слиться с ним. Себастьян не мог думать ни о чем, кроме счастья ее нежной покорности и блаженства ее губ.
«Я люблю его, – думала она. – Зачем бороться с этим?» С каждой его лаской ее все глубже затягивал водоворот желания, и она встречала его страсть, больше не играя пассивную роль. Смело и несдержанно ловила она своими губами движения его рта, скользила кончиками пальцев по его спине, спускаясь к бедрам, счастливо возбужденная тем, как это мускулистое тело вздрагивает от ее прикосновений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105
Розовая от жары и его похвалы, она спешилась, все еще ласково похлопывая кобылу, которая восстанавливала дыхание. Горячий воздух из ее ноздрей обдувал кожу Беренис; влажная морда лошади прижалась к ее плечу.
– Прекрасное животное, – сказала Беренис, взглянув на нее, затем отвела глаза. – Нам нужно найти воду, чтобы напоить их. Они оба хорошо потрудились.
– Да. Ну а это Прекрасное животное зовут Сэнди. – Он вытащил ногу из стремени и спрыгнул на землю. Затем достал из куртки кошелек и вручил его Беренис. – Это мой подарок тебе. Она твоя. И это тоже твое. Двадцать пять фунтов, полагаю.
Себастьян намеренно выбрал местом финиша эти деревья, зная, что поблизости есть вода. Пришло время отдыха, и Беренис достала еду, которую положила в дорожный мешок: маисовые лепешки, фрукты, холодных цыплят и батат, а также фляжку рома и сок лайма для него и бутылку вина для себя. После того, как они поели, Себастьян лег на спину, заложив руки за голову и глядя на качающиеся верхушки деревьев.
– А позже, m'amie, ты воочию сможешь убедиться, не разучился ли я управляться с ружьем, – сказал он, глядя на нее с каким-то ленивым удовольствием. – Может быть, у тебя появится желание поучиться обращению с огнестрельным оружием?
– А ты думаешь, я не умею? – она дерзко вскинула голову.
– Умеешь? – Его брови приподнялись, а губы недоверчиво изогнулись.
– Милостивый государь, мой отец, маркиз, постоянно охотится в своем поместье на фазанов, куропаток. Как только я научилась ходить, мне разрешили держать в руках ружье сколько заблагорассудится. Лесник был мне ближе, чем нянька.
– Вопрос исчерпан, – буркнул он, взял ружье и исчез в лесу.
К полудню он подстрелил двух оленей и был очень удивлен, обнаружив, что она уже знает, как сдирать с них шкуру и разделывать их. Беренис наблюдала за уверенными движениями Себастьяна, слушала и училась так же, как она делала это в имении отца, и доброе, теплое чувство росло в ней с каждой минутой. Здесь, среди этой щедрой дикой природы, казалось, что они – единственные мужчина и женщина, живущие на земле, и это наполняло ее радостью.
Закончив работу, они сели у глубокого озера, затененного деревьями, и Себастьян, объявив о том, что собирается поплавать, безо всякого стеснения сбросил с себя одежду.
Беренис поспешила отвести глаза, но желание посмотреть становилось непреодолимым. Повернувшись к нему, она залюбовалась его движениями, ибо, несмотря на высокий рост и мощное телосложение, в нем была мягкая грация пумы. Солнце блестело на его тяжелых веках, гордом изгибе носа, чувственных губах. Он стоял, наслаждаясь солнечным теплом, и его обнаженное тело было великолепным. Беренис не могла сдержать восхищения при виде его широкой груди и плеч, его узкой талии, твердых мускулов его рук, поросших мягкими, черными волосками, мощных и длинных ног.
Обнаженный, он выглядел еще более властным. Эта зрелая мужественность его тела пугала и возбуждала Беренис, и пульс ее участился. Он поймал ее пристальный взгляд и усмехнулся, сверкнув белыми зубами. Она стала пунцовой от смущения и опустила голову так, что волосы упали на лицо.
– Ты идешь? – спросил он, и когда Беренис еще раз взглянула на него, улыбка исчезла с его лица. Она испугалась, увидев страсть, сверкающую в его изумрудных глазах.
Она кивнула и с бешено колотящимся сердцем повернулась к нему спиной, потом, невероятно смущенная, сняла с себя одежду. Она с облегчением вздохнула, услышав всплеск, когда он нырнул, и торопливо спустилась с берега, слегка вскрикнув, когда ледяная вода коснулась ее кожи. В несколько длинных, ленивых взмахов он подплыл к ней, отбросив назад мокрые волосы, и на время они забыли о постоянных спорах и столкновениях и, счастливые, словно дети, гонялись друг за другом, плескались и смеялись. Потом Беренис потеряла его из виду, когда Себастьян глубоко нырнул, и испуганно вскрикнула, почувствовав на себе его руки, а потом увидела и его самого.
Смех замер у нее на губах, когда она заглянула в его глаза. Руки его становились все настойчивее, и она ощущала рядом это твердое, влажное тело, его грудь и плечи, покрытые искрящимися на солнце каплями. Не в силах больше сдержаться, Себастьян сильно и страстно прижал ее к себе, и его губы сомкнулись на ее губах – холодные, как лед, и в то же время горячие.
Тело Беренис обмякло, и она покорно откинула голову, когда его рот исследовал ее лицо, подбородок, скользя по благоухающей, влажной коже вниз, к ее шее и груди. Она испытывала совершенное наслаждение и чувство опустошения, когда его рот снова нашел ее губы. Он словно вбирал ее душу – так, что она становилась частью его, сливаясь с его душой в этих поцелуях. Ее приоткрытые губы улыбались, глаза были закрыты. Одна рука обвилась вокруг его шеи, другой Беренис обхватила его за пояс. Она казалась себе необыкновенно маленькой, хрупкой и баззащитной перед этой настойчивостью, чувствуя его частое дыхание и дрожащие руки на своем теле.
Не выпуская Беренис из крепких объятий, словно боясь, что это ослепительное сияние солнечного света в воде может встать между ними, Себастьян понес ее на берег. Там он на мгновение отпустил ее, расстелил свой плащ под огромным деревом и притянул ее к себе. Кожа его была прохладной, и вода тонкими струйками стекала с волос. Она вдыхала свежий, чистый запах его тела и слабый аромат вина.
Солнце согрело и высушило ее кожу, и Беренис с наслаждением вытянулась, мурлыкая, словно кошка, когда его руки и губы двигались по ее лицу и телу и словно приходили в восторг от ощущения ее атласной кожи. Еще ни разу они не испытывали вместе такого блаженства. Причиной тому, быть может, была радость свободы обнаженных тел, подобная чувствам двух первобытных людей в лесу, где солнце ласкало их кожу, мягкий ветерок шелестел листвой и слышалось тихое журчание воды. Быть может, так происходило потому, что они были, наконец, одни, и ничто не напоминало им о прошлом.
Какова бы ни была причина, в этот раз волна любви вынесла их на совершенно иную вершину близости, сорвав все покровы. Теперь они познавали друг друга, уже больше не будучи чужими, сливаясь в единое целое, и оба начинали верить, что их единение уходит корнями во что-то более прекрасное и долговечное, чем простая потребность плоти. Беренис никогда прежде не ощущала такой жажды слиться с ним. Себастьян не мог думать ни о чем, кроме счастья ее нежной покорности и блаженства ее губ.
«Я люблю его, – думала она. – Зачем бороться с этим?» С каждой его лаской ее все глубже затягивал водоворот желания, и она встречала его страсть, больше не играя пассивную роль. Смело и несдержанно ловила она своими губами движения его рта, скользила кончиками пальцев по его спине, спускаясь к бедрам, счастливо возбужденная тем, как это мускулистое тело вздрагивает от ее прикосновений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105