И его притягивала эта бездна, он был готов сделать шаг. Насупившийся, в раздражительном нетерпении сжавший кулаки артист осознал, насколько его любовь и он сам смешны в глазах Кики Моровой и вместе с тем до чего же не смешным, а напротив, увлекательным и даже величественным был бы его полет в неизъяснимую пустоту. Так Кики Морова манит его, ее ли он любит или свое возможное проникновение в неведомое?
- Человек мал и ничтожен, - вела свою бесовскую проповедь девушка. Его мысли скудны, а возможности ограничены. И ты такой же, как все люди.
- Нет, неправда! Человек не мал. Человек способен рискнуть многим, рискнуть головой, всем, самой жизнью... ради шага в неведомое!
- Когда мужчина отказывается от всех своих воззрений, идеалов и, главное, от своего мужского достоинства, когда он, полагая, что любит женщину, призывает ее поскорее выступить безжалостной мучительницей, палачкой, не ведающей сострадания, это означает одно: в той женщине воплощается его больная совесть.
- Совесть? - оторопел бедный артист. - Но как это может быть? Для чего нужно мужчине, чтобы женщина была его палачкой? Почему не просто любить ее?
- Да, совесть, - подтвердила Кики Морова, и в это мгновение ее волосы поднялись вверх как потревоженный ветром пук соломы, добрая их половина улетучилась, а те, что улеглись на прежнее место, представляли собой уже только условное изображение прически и какой-то бессмысленно-игривой всклокоченности. - Совесть! И это выше разумения описанного нами мужчины, но как бы то ни было, он любит в предполагаемой женщине своего судью и палача...
- Но послушай, послушай, - перебил Антон Петрович, - ты говоришь странные вещи, смеешься надо мной... Или угрожаешь. Что мне грозит? Я ведь не боюсь... Какая же это совесть? И как она может воплотиться в тебе, в ком-то из вас... после всего, что вы сделали с нашим городом? Разве это возможно? Даже если и есть какая-то правда в твоих словах, все равно, все равно они ничего не объясняют, не говорят всего... Нет в них, знаешь ли, доброго, нужного сердцу... Совесть... Совесть нужна, куда нам без нее! Но такой, как описываешь ты, совесть не бывает.
- Ты говоришь о мире видимом, а что ты знаешь о невидимом? Ты уперся в видимое, на твоих глазах шоры, ты знаешь только свой убогий мирок...
- Ошибаешься, невидимое я, разумеется, не вижу, но я знаю о его существовании, и я влекусь к нему. Положим, тайны, перед грандиозностью которых я действительно мал... но почему бы тебе и не посвятить в них меня, естественно, в пределах допустимого? Я уже чуточку посвящен, то есть Петей, да, как видно, недостаточно... Ты хочешь сказать, что твоя жестокость... ну, если бы ты сейчас и впрямь обошлась со мной жестоко... где-то в другом мире преображается, принимает гораздо более приличный вид и уже олицетворяет мою совесть?
- У тебя нет оснований думать, что твоя совесть имеет приличный облик. Она вполне может быть безобразна, уродлива, жестока...
- Это совершенно невозможно! - возразил Антон Петрович с полной убежденностью.
- Сегодня я уйду. Как и куда - не знаю. Но мы больше никогда не встретимся.
- Я посвященный, - Антон Петрович указал на свой помеченный синими кружочками лоб, - и, стало быть, навсегда связан с тобой, со всеми вами.
- Это чепуха, - Кики Морова пренебрежительно усмехнулась, - пьяные проделки Пети Чура. Когда ты проснешься завтра, твой лоб будет чист, как лоб младенца. А твой друг, страдающий из-за непомерной полноты, обретет былую форму.
- А как же наш номер? Нам нужно чем-то зарабатывать себе на хлеб. Что ни говори, а выступления в этом кафе все-таки кормят меня и Леонида Егоровича. И если он потеряет полноту, наша борьба перестанет интересовать публику.
- Вы придумаете что-нибудь другое... не пропадете! В городе не останется наших следов, и вы забудете о нас. Тебе покажется смешным, что ты говорил о любви с сумасбродной девицей.
- А что можно найти смешного в нашем разговоре? Да и не говори, что не останется никаких ваших следов... все со временем становится прошлым, но всякое прошлое оставляет следы. Если этого не происходит, жизнь прекращается.
- Тебе известны такие случаи, то есть когда жизнь прекращалась? Громкие и пустые слова. И это так похоже на вас, людей, произносить речи, за которыми ничего не кроется.
- Ничего не кроется? Ты ошибаешься! Кроется любовь, по крайней мере у меня... Я не в ответе за других, не знаю, как там у них будет с вашими следами... Но я... твой след, о нет, я так люблю, что для меня прошлое не может погибнуть без следа! Разве я смогу тебя забыть? Не буду тосковать? О, я хочу спасти тебя! Что я должен для этого сделать?
- Назови меня по имени.
- Зачем? - Антон Петрович подозрительно взглянул на девицу.
- Видишь, ты стыдишься моего имени.
- Ну, оно не кажется мне настоящим... Лучше скажи, что я должен сделать, чтобы спасти тебя.
- Ровным счетом ничего.
- Не может быть! Неужели люди так беспомощны? И я не в силах помочь тебе? Пойми, я готов, я сделаю шаг... я бы уже сделал его, но тут какая-то преграда, стена, я ее чувствую... Может быть, это запрет, но в твоей власти отменить его, и если это в твоей власти, так отмени! Я пойду за тобой...
Он говорил в тайном расчете и надежде, что, закрутившись вихрем слов, выпустит из себя жаркий пар, в который превратились его чувства, и у них с Кики Моровой еще останется время как-то устроиться в выпущенном на волю неистовстве. Они поздравят друг друга, увидев фейерверк той молодости, которая внезапно пробудилась и забродила в нем, стараясь заменить смутность и невразумительность его любви. И на смену будням придут чудеса вечной Кики Моровой. Он ведь не сомневался в ее вечности, и то, что она говорила о близком конце, подразумевало разве что некие изменения, но никак не конец бытия. И он тоже хотел бы иметь такую продолжительность, не нуждающуюся в помыслах о завтрашнем дне, в категориях добра и зла и мучительных поисках смысла и цели. Он позавидовал Кики Моровой, ее благополучной устроенности, ее перемещениям из неизвестности в неизвестность, которые, надо думать, оборачиваются всегда восхождением на более высокую ступень развития. Быть совершенной и жить в совершенстве, - вот что значит быть Кики Моровой. Так полагал бедный Антон Петрович, который не знал, что и думать, на что опереться, куда стремиться, после того как девица, особа, судя по всему, выдающегося ума, наговорила ему кучу совершенно неожиданных вещей, в сущности даже сделала выговор, была с ним предельно откровенна, но сказала нечто такое, с чем он при всем желании не мог согласиться.
Однако свободного времени для проявления горячих чувств и купания в любовных парах уже не оказалось. Все вышло! И с Кики Моровой, т. е. с ее совершенством, обстояло далеко не все так просто, как на миг почудилось ищущему своих путей к солнцу Антону Петровичу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150