.. и Мюррею вдруг захотелось, чтобы в этот вечер не было самолетов из Луангпхабанга.
Глава 5
Ночь Цицеры
Он закрыл дверь изнутри и положил ключ на столик возле кровати. Под потолком со слабым постукиванием крутился вентилятор, в отеле было холодно и тихо. Стало почти совсем темно.
Мюррей посмотрел на Жаки. Повернувшись к нему спиной, она стояла у окна и смотрела на острые черные листья банановых пальм. Окно было открыто, насекомые с писком бились о сетку. Не включая света Мюррей подошел к Жаки и взял ее за руки, чуть ниже плеч. Ее лицо было погружено в тень черных волос, тело напряжено и таинственно, сквозь грубый полевой френч Мюррей ощутил ее дрожь. В момент, когда они выехали на автобусе из аэропорта и поехали вокруг холма с блестящей, как кинжал на солнце, пагодой в центр города, Мюррей уже знал, как все это будет.
Самолетов на Вьентьян не было — ничего до полудня следующего дня. Отель представлял собой обшарпанное бетонное здание с садиком, где в клетке сидел живой медведь, и два французских пилота попивали в баре перно. Кроме них был только один постоялец — датчанин, прибывший в Луангпхабанг для составления словаря местных диалектов, он слонялся по холлу и ворчал, недовольный тем, что в отеле нет розетки для его электробритвы. Бесплатного виски не оказалось, но после экономного ужина Райдербейт завязал разговор с пилотами, и они купили ему и Джонсу бутылку паршивого вина. Мюррей и Жаки осторожно уклонились от выпивки и смогли скромно удалиться наверх.
Мюррей поцеловал Жаки в шею, и она спросила:
— Дверь закрыта?
— Закрыта, — прошептал он, не шевеля губами. — Насколько я знаю Райдербейта, они будут пить внизу не один час.
Она согласно кивнула головой:
— Французские пилоты, пустой отель, плохое французское вино. Тебе не кажется, что это грустно?
— Почему? Они сами выбрали эту работу, их не призывали.
— Раздень меня, — сказала она, не двигаясь с места.
Одну за другой он расстегнул пять оливково-зеленых пуговиц, и френч упал на пол. Ее тело было очень темным на фоне белого бра, которое он выключил, чувствуя, как она вся снова задрожала. Гладкие покатые плечи, округлый живот с крохотным диагональным пупком — символом французской хирургии. Мюррей сжал полную грудь с напряженными сосками, развернул Жаки к себе, прижался к ней, чувствуя охватывающее его возбуждение, и, умело расстегнув молнию у нее на брюках, стянул их с бедер вниз по длинным ногам. «Слишком хорошо, слишком быстро, — думал он, лежа на постели рядом с Жаки, целуя темный треугольник волос и чувствуя, как изгибается ее тело, — я сошел с ума, она сошла с ума». Насекомые с писком бились о сетку, а вентилятор со стуком продолжал медленно вращаться под потолком.
Он занимался с ней любовью в ритме вентилятора, пока его стук не перекрыли ее вздохи и стоны и последний долгий вскрик, отлетевший в ночной Луангпхабанг, в сердце джунглей. Мюррей лежал без сил, постепенно он начал чувствовать жжение от ее ногтей, впившихся ему в спину и плечи. Мюррей вспомнил истории, которые ему рассказывал Чарльз Пол об этих девушках из французского Алжира, которые могут сидеть на бульваре и смеяться над линчеванным мусульманином, распластанным у их ног. Чудесных темных ног.
— Почему они называли вас «pieds-noirs»? — спросил он.
Она прошептала что-то неразборчивое, все еще обнимая его, сжимая его бедрами, стараясь не отпустить от себя, а когда он освободился, она еще раз вскрикнула и впилась в него ногтями, на этот раз очень больно.
— "Pieds-noirs"? — пробормотала она. — Так бедуины называли первых белых, обосновавшихся в Алжире, из-за их черных ботинок.
Они лежали на простыне и слушали, как за окном слабый ветер шуршит банановыми листьями.
— Интересно, вдруг нас разбудит медведь, — неожиданно сказала Жаки. — Разбудит нас своим ревом.
— Скорее, это будет рев Райдербейта.
— Его надо держать в клетке. Он ужасный человек — un affreux.
Мюррей улыбнулся. Les affreux, «ужасный», это была кличка белых наемников в Конго.
— Он не так ужасен, как старается казаться, — сказал он. — Большую часть времени он просто ломает комедию.
— Ты так думаешь? Только из-за того, что он спас нам жизнь. Ай! — она зло махнула рукой и села. — Он спасал свою собственную жизнь. Ты говоришь о нем так, будто вы друзья.
Мюррей пожал плечами:
— Этот негр Джонс терпит его, не думаю, что они обязаны летать вместе. Может, Райдербейт и un affreux, но он обладает определенными качествами.
Жаки склонилась и поцеловала его, вращая языком у него во рту.
— Ты обладаешь качествами, — наконец сказала она, позволив ему вздохнуть. — Волшебными качествами.
Он притянул и крепко прижал Жаки к себе, его руки заскользили по длинной спине, по изгибу бедер, он чувствовал се влажное тепло, сейчас эта сильная, смуглая, прекрасно сложенная pied-noir безраздельно принадлежала ему. «Я наставил рога ЦРУ», — испытывая тревожное удовлетворение, подумал Мюррей. Он всей душой хотел бы возненавидеть ЦРУ, если бы только они причинили ему непоправимое зло, и тогда он мог бы ненавидеть их так же сильно, как и полюбить эту девушку. У Мюррея появились дурные предчувствия, и он подумал, что может очень сильно полюбить ее.
Позже он спросил Жаки:
— Ты любишь своего мужа?
— Не надо о нем. Не сейчас. Пожалуйста.
Они крепко проспали несколько часов.
Мюррей резко проснулся. Из коридора неслись грубые, приглушенные голоса, а потом начали колотить в дверь.
— Мюррей Уайлд, ты, треклятый ублюдок!
Он спрыгнул с кровати и встал между дверью и девушкой. Кто-то тихо затараторил на французском, потом на дверь снова посыпались удары, звук шел снизу, видимо, били ногами.
— Выходи оттуда, трусливый кобель! — орал Райдербейт, двумя кулаками барабаня по двери. — Ты, эгоистичный ворюга!
Какой-то из французских голосов начал снова:
— Alors mon vieux, vas te coucher.
— Брось, Сэмми, — вмешался Джонс. — Пошли спать.
Жаки тоже проснулась и в промежутках между ударами в дверь спросила:
— Что случилось?
Мюррей, стоя голым у двери, громко сказал:
— Райдербейт, послушай Джонса и иди спать. Заткнись и отправляйся в постель, или я напущу на тебя медведя.
Из-за двери послышались звуки какой-то возни, потом снова завопил Райдербейт:
— Я хочу поговорить. Я хочу выпить. Я хочу поговорить с тобой, Уайлд, ты, жадный кобель! Я совсем один!..
Его вопли заглохли вместе с удаляющимися шаркающими шагами и гомоном голосов.
Мюррей вернулся к постели.
— Ты права, — сказал он, — его надо посадить в клетку к медведю, — он лег и поцеловал Жаки в губы, в щеку, в шею. — Он просто перебрал.
— Он знает, что я здесь. Как ты думаешь, откуда? Наверняка заглянул в мой номер. Свинья.
— Он просто пьян.
— Будет плохо, если он начнет болтать, если эти пилоты и негр начнут болтать, и мой муж узнает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
Глава 5
Ночь Цицеры
Он закрыл дверь изнутри и положил ключ на столик возле кровати. Под потолком со слабым постукиванием крутился вентилятор, в отеле было холодно и тихо. Стало почти совсем темно.
Мюррей посмотрел на Жаки. Повернувшись к нему спиной, она стояла у окна и смотрела на острые черные листья банановых пальм. Окно было открыто, насекомые с писком бились о сетку. Не включая света Мюррей подошел к Жаки и взял ее за руки, чуть ниже плеч. Ее лицо было погружено в тень черных волос, тело напряжено и таинственно, сквозь грубый полевой френч Мюррей ощутил ее дрожь. В момент, когда они выехали на автобусе из аэропорта и поехали вокруг холма с блестящей, как кинжал на солнце, пагодой в центр города, Мюррей уже знал, как все это будет.
Самолетов на Вьентьян не было — ничего до полудня следующего дня. Отель представлял собой обшарпанное бетонное здание с садиком, где в клетке сидел живой медведь, и два французских пилота попивали в баре перно. Кроме них был только один постоялец — датчанин, прибывший в Луангпхабанг для составления словаря местных диалектов, он слонялся по холлу и ворчал, недовольный тем, что в отеле нет розетки для его электробритвы. Бесплатного виски не оказалось, но после экономного ужина Райдербейт завязал разговор с пилотами, и они купили ему и Джонсу бутылку паршивого вина. Мюррей и Жаки осторожно уклонились от выпивки и смогли скромно удалиться наверх.
Мюррей поцеловал Жаки в шею, и она спросила:
— Дверь закрыта?
— Закрыта, — прошептал он, не шевеля губами. — Насколько я знаю Райдербейта, они будут пить внизу не один час.
Она согласно кивнула головой:
— Французские пилоты, пустой отель, плохое французское вино. Тебе не кажется, что это грустно?
— Почему? Они сами выбрали эту работу, их не призывали.
— Раздень меня, — сказала она, не двигаясь с места.
Одну за другой он расстегнул пять оливково-зеленых пуговиц, и френч упал на пол. Ее тело было очень темным на фоне белого бра, которое он выключил, чувствуя, как она вся снова задрожала. Гладкие покатые плечи, округлый живот с крохотным диагональным пупком — символом французской хирургии. Мюррей сжал полную грудь с напряженными сосками, развернул Жаки к себе, прижался к ней, чувствуя охватывающее его возбуждение, и, умело расстегнув молнию у нее на брюках, стянул их с бедер вниз по длинным ногам. «Слишком хорошо, слишком быстро, — думал он, лежа на постели рядом с Жаки, целуя темный треугольник волос и чувствуя, как изгибается ее тело, — я сошел с ума, она сошла с ума». Насекомые с писком бились о сетку, а вентилятор со стуком продолжал медленно вращаться под потолком.
Он занимался с ней любовью в ритме вентилятора, пока его стук не перекрыли ее вздохи и стоны и последний долгий вскрик, отлетевший в ночной Луангпхабанг, в сердце джунглей. Мюррей лежал без сил, постепенно он начал чувствовать жжение от ее ногтей, впившихся ему в спину и плечи. Мюррей вспомнил истории, которые ему рассказывал Чарльз Пол об этих девушках из французского Алжира, которые могут сидеть на бульваре и смеяться над линчеванным мусульманином, распластанным у их ног. Чудесных темных ног.
— Почему они называли вас «pieds-noirs»? — спросил он.
Она прошептала что-то неразборчивое, все еще обнимая его, сжимая его бедрами, стараясь не отпустить от себя, а когда он освободился, она еще раз вскрикнула и впилась в него ногтями, на этот раз очень больно.
— "Pieds-noirs"? — пробормотала она. — Так бедуины называли первых белых, обосновавшихся в Алжире, из-за их черных ботинок.
Они лежали на простыне и слушали, как за окном слабый ветер шуршит банановыми листьями.
— Интересно, вдруг нас разбудит медведь, — неожиданно сказала Жаки. — Разбудит нас своим ревом.
— Скорее, это будет рев Райдербейта.
— Его надо держать в клетке. Он ужасный человек — un affreux.
Мюррей улыбнулся. Les affreux, «ужасный», это была кличка белых наемников в Конго.
— Он не так ужасен, как старается казаться, — сказал он. — Большую часть времени он просто ломает комедию.
— Ты так думаешь? Только из-за того, что он спас нам жизнь. Ай! — она зло махнула рукой и села. — Он спасал свою собственную жизнь. Ты говоришь о нем так, будто вы друзья.
Мюррей пожал плечами:
— Этот негр Джонс терпит его, не думаю, что они обязаны летать вместе. Может, Райдербейт и un affreux, но он обладает определенными качествами.
Жаки склонилась и поцеловала его, вращая языком у него во рту.
— Ты обладаешь качествами, — наконец сказала она, позволив ему вздохнуть. — Волшебными качествами.
Он притянул и крепко прижал Жаки к себе, его руки заскользили по длинной спине, по изгибу бедер, он чувствовал се влажное тепло, сейчас эта сильная, смуглая, прекрасно сложенная pied-noir безраздельно принадлежала ему. «Я наставил рога ЦРУ», — испытывая тревожное удовлетворение, подумал Мюррей. Он всей душой хотел бы возненавидеть ЦРУ, если бы только они причинили ему непоправимое зло, и тогда он мог бы ненавидеть их так же сильно, как и полюбить эту девушку. У Мюррея появились дурные предчувствия, и он подумал, что может очень сильно полюбить ее.
Позже он спросил Жаки:
— Ты любишь своего мужа?
— Не надо о нем. Не сейчас. Пожалуйста.
Они крепко проспали несколько часов.
Мюррей резко проснулся. Из коридора неслись грубые, приглушенные голоса, а потом начали колотить в дверь.
— Мюррей Уайлд, ты, треклятый ублюдок!
Он спрыгнул с кровати и встал между дверью и девушкой. Кто-то тихо затараторил на французском, потом на дверь снова посыпались удары, звук шел снизу, видимо, били ногами.
— Выходи оттуда, трусливый кобель! — орал Райдербейт, двумя кулаками барабаня по двери. — Ты, эгоистичный ворюга!
Какой-то из французских голосов начал снова:
— Alors mon vieux, vas te coucher.
— Брось, Сэмми, — вмешался Джонс. — Пошли спать.
Жаки тоже проснулась и в промежутках между ударами в дверь спросила:
— Что случилось?
Мюррей, стоя голым у двери, громко сказал:
— Райдербейт, послушай Джонса и иди спать. Заткнись и отправляйся в постель, или я напущу на тебя медведя.
Из-за двери послышались звуки какой-то возни, потом снова завопил Райдербейт:
— Я хочу поговорить. Я хочу выпить. Я хочу поговорить с тобой, Уайлд, ты, жадный кобель! Я совсем один!..
Его вопли заглохли вместе с удаляющимися шаркающими шагами и гомоном голосов.
Мюррей вернулся к постели.
— Ты права, — сказал он, — его надо посадить в клетку к медведю, — он лег и поцеловал Жаки в губы, в щеку, в шею. — Он просто перебрал.
— Он знает, что я здесь. Как ты думаешь, откуда? Наверняка заглянул в мой номер. Свинья.
— Он просто пьян.
— Будет плохо, если он начнет болтать, если эти пилоты и негр начнут болтать, и мой муж узнает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72