А Корж в локалке 11 отряда уже готовил третий выстрел - по клубу. Пушка была сработана "танкистами" и "ракетчиками" из разномастного металллолома. Детали пушки по одной заносили в зону, выдавая их то за наглядные пособия ПТУ, то за какие-нибудь приспособления быта. А на взрывчатку для снарядов сгодилась та самая плохонькая пластмасса, обработанная специальным составом. Коржу до фени был этот бунт и все остальное: его увлекал творческий процесс. Размышления и неожиданные "научные" находки приводили его в полное исступление. Так было всю жизнь; уже четвертый срок мотал Корж за "науку": изобрел суперсверло, с помощью которого Сеня Чума с товарищами разбомбил сейфы в трех облюбованных сберкассах; получил в домашней лаборатории порошок-нюхостоп для уничтожения запахов на месте преступления; открыл формулу выигрыша в денежно-вещевой лотерее ДОСААФ и, наконец, сконструировал агрегат для штамповки царских червонцев из фольги и свинцовых кружочков. За это и получил он последний срок - 9 лет строгого режима. А всего набралось 23 с половиной года... Но Корж, он же Владимир Николаевич Керженцев, 45-летний, холостой и средне образованный, в зонах не скучал, везде для него находилось "дело", к которому не жаль было приложить голову и руки. Это именно он, например, несколько лет назад собрал для Коляна Мыло настоящий автомат, почти как знаменитый "Узи", даже лучше. Но об этом никто не знал...
Третий, самый мощный снаряд, обрушился на здание клуба. Халтурнные конструкции, возведенные на песке (цемент пошел на домик Перемышлеву, на дачку начальнику производства) рассыпались, тяжелая кровля целиком (тут почему-то постарались строители, ничего не украли) упала вниз, погребла зрительный зал, киноаппараты, сцену с занавесом и комнаты двух кружков: шашечного и лепки.
Черно-серая масса зеков выдавливалась сама собой в промзону. К ним присоединялись работавшие в ночную смену.
Бригадир Храп, ещё ночью рассмотревший что-то опасно-гибельное в поведении мужиков, заперся в каптерке механического цеха, служившей ему кабинетом. Дверь в каптерку сосредоточенно ковырял стамеской Стос Тамбовский, остальные, во главе с Витей Топором, молча ждали.
- Мужики! - кричал из каптерки обезумевший от страха Храп. - Чего вы хотите, мужики? У меня тут водяра есть, возьмите, пейте! Ещё шоколад, консервы, сгущенка, маргарин! Берите все, по-братски!
- Ишь, козлина, как затоварился... - пробормотал злобно иркутянин Гурон, бывший браконьер-соболятник.
Дверь стала поддаваться, петли и замок уже болтались, что называется, на соплях.
- Берите дрыны, мужики! Отойди, Стос! - скомандовал Топор, закинул на затылок ушанку и, разбежавшись, ударил в дверь оголенным выпуклым лбом. Треснули доски проема, дверь вывалилась вовнутрь.
Храп стоял в стойке каратиста, приготовившись к последнему бою.
- Разъ..у! - завизжал он, подражая то ли Брюсу Ли, то ли ещё кому, запомнившемуся по видеокассетам вольной жизни. Правая нога бригадира просвистела в воздухе, словно снаряд, и вслед за этим свистом упал навзничь вырубленный Стос. А окрыленный успехом бугор уже готовился ко второму удару: зря, что ли, он тренировался днями и ночами, зря, что ли, испытывал изученные приемы на "мышах", "овцах" и "мухоморах"? Однако второй удар мужики-зеки, не знавшие вообще никаких приемов, сумели остановить. Храпа ударили с двух сторон стальными арматурами - он поставил умелый блок, но неожиданно руки пронзила невыносимая боль. Рукава куртки задымились.
Следующий удар стального штыря пришелся по уху, в котором, одновременно с ещё одним всплеском боли, что-то зашипело.
Храпа били Гурон, Колдыка, Дюпель и Спонсор, четверо: по числу штырей, заготовленных с ночи и сунутых для "разогрева" в пышащую жаром "буржуйку". Мужикам хватило десяти минут, чтобы превратить бывшего каратиста и бригадира в окровавленную груду мяса и костей. Потом они пили водку и ели шоколад, рассовывали по карманам банки сгущенки.
Когда бригада уходила из цеха, чтобы присоединиться к основной толпе, уже штурмовавшей административный корпус, Храп был ещё жив. Среди множества безумных мыслей, посетивших в эти минуты его мозги с осколками черепа, была одна, странно приятная для подобных обстоятельств: "Если не подохну освобожусь условно-досрочно, как инвалид..."
Кожемякин-Рэцэдэ проснулся суматошно, разбуженный испуганным голосом жены.
- Игорек, Игорек! Что это, Игорек?
Игорек, не открывая глаз, подскочил, как ошпаренный, сел на кровати и стал щупать вокруг себя рукой в поисках Наташи. Но она сама схватила его за руку.
- Да проснись ты! Смотри в окно!
Рэцэдэ, утомленный едой, чаем, куревом и любовью, никак не мог разлепить веки. А когда, наконец, глаза его открылись, то он увидел за окном нечто, поразившее его воображение: возле административного корпуса шевелилась толпа зеков, вооруженная кто чем: железом, деревом, камнями. Все они что-то орали по-фене, не разберешь. Авангард во главе с Кормой пытался проломить чугунной трубой дверь в ту часть здания, откуда можно было проникнуть в оперчасть, режимку и в кабинет самого Хозяина. Впрочем, последнее вряд ли могло удаться, потому что дубовую дверь недавно сменили на броневую, и не от зеков, а от солдат, норовивших проникнуть всюду, где чувствовалась слабина замков и запоров.
- Это бунт, Натаха! - констатировал Игорек. Вот тебе и обвенчались...
- Бунт? - переспросила Наташа. - Значит, хорошо, что ты здесь, а не там, да?
Игорек посмотрел на Наташу и подумал согласно, что, да, хорошо, но плохо, что ты здесь, прекрасное созданье. Потому что не взяв штурмом ту дверь, очень скоро братва возьмет эту. А дальше трудно предположить: что будет. Игорьку вообще вдруг расхотелось думать о чем бы то ни было. Он натянул штаны хэбэ, встал с кровати и осторожно приоткрыл дверь. Сначала было тихо, а потом в конце коридора хлопнула дверь и из темноты выбежал свиданочный шнырь. Он молча, щелкая подковами на ушитых и лоснящихся ботинках, промчался мимо, хлопнул другой дверью и исчез.
- Натаха, слышь, одевайся!
- Почему?
- Свидание окончено. Быстро иди на вахту - пусть выпускают за зону. Если мужики сюда ворвутся - будет очень... как бы это сказать... чревато неприятностями.
По коридору вдруг застучало, затопало. Во все щели ворвался многоголосый гул. Завизжал свиданочный шнырь, потом смолк. Заверещала Акимычева бабка, загудел и сам парикмахер. Грешки за ним водились, конечно.
"Быстро они", - только и успел подумать Рэцэдэ.
Дверь в комнату чуть не слетела с петель, распахнулась и ударилась о стену. Вбежали трое: Акула, Серый и Кабан. Игорька они как будто и не видели вовсе.
- Во, на хрен, да здесь коза!
Наташа отскочила от разлапистого Кабана к окну. Губы у неё дрожали. И была она в одной ночной рубашке с игривыми кружевами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97