Шурик махнул на него рукой и обратился к Ване Хлюпику: тот, широко открыв глаза, смотрел в потолок.
- Ну что, товарищ? - улыбнулся Шурик. - Как вы себя чувствуете? Жалобы есть?
- Гена... Паыч... Зуб-ков, - еле выговорил Хлюпик.
- Устарело, - с сожалением посмотрел на него высокий. - Еще говори.
- Голо... щап-ов Андри... ан. Всё.
- Во! Зер гут! - обрадовался высокий. - Это уже эксклюзив! Но все равно пойдешь к другу своему, он не даст тебе упасть.
Не прошло и минуты, как Ваня Хлюпик уже находился в мусоропроводе. Страшная теснота объяла его, стены вонючей трубы как будто сжимались, а тело, наоборот, распухало. Лысая голова упиралась в подошвы Ширяйкиных сапог. Постепенно Ширяйка стал сползать вниз, в бездну, вслед за ним, сантиметр за сантиметром, двинулся и Ваня.
- М-м-м... - еле выдавил он он из себя.
Шурик и высокий уже собрались зайти в кабину.
- Загудел, - сказал Шурик. - Живыми возьмут. Звони, Толик...
Толик вытащил из кармана мобильник и нажал две кнопочки.
- Алей, милисия? - сказал он. - Здеся люди в мусерепрёводе, на Лебедяньськой, девятьнасять... Их разиськивиет милисия, они много людей замосили, - вдруг он переменил голос и сказал властно, грубо и грозно. - С тобой не шутки шутят, псина легавая, а сообщают местонахождение опасных преступников! В мусоропроводе, да, в Бирюлево, на Лебедянской, девятнадцать. Кто? Х... в пальто! Выезжай, а то помрут...
Толик нажал кнопку отбоя, а Шурик - кнопку лифта. Кабина стояла на месте, створки дверей открылись.
- Что мы делаем, Насос? - сказал Толик уже в кабине. - Что за жизнь, что за нравы - авторучкой в глаз! И кого? не Бонда, не Сигала какого-нибудь, не "морского котика" - отморозка паршивого, качка, сморчка и червячка... Помнишь, в Италии... эх, елы-палы!
- Планида у нас такая, - успокоил Толика Насос. - Не забудь, нам ещё этого, как его, голого и щапого искать... Ты Скворца набери - пусть подскажет.
- В машине наберу, - сказал Толик.
Они вышли из подъезда и бегом побежали к своей "волге", стоявшей метрах в тридцати от подъезда.
Уже стали выезжать слева между домами, как вдруг справа, воя сиренами, выскочили два милицейских "бобика" с мигалками.
- Живыми возьмут, факт! - сказал Шурик. - Поехали!
"Волга" медленно покатилась к арке. Толик уже набирал на мобильнике номер Скворцова.
ЗИМЛАГ
МОСКАЛЬ
Бойцы Сяпаев и Крутиков приволокли Мурада Алимжанова в казарму как пойманного дезертира - без автомата, без ремня, без шапки. По пути они свалили его в снег и по два раза ударили ногами, разбили нос. Главное: правое ухо потеряло чувствительность, промерзло до полной белизны.
Мрачной улыбкой встретил его лейтенант Рогожин. Тут же стоял улыбающийся, как всегда, Кондратюк. Рогожин кивнул Кондратюку, и тот, ухватив Мурада за ворот шинели, потащил его в уборную-умывальную. Там он прислонил его к кафельной стене и изо всей силы, прицельно, ударил носком сапога по яйцам.
- Ах ты злыдня! Москаль поганый! Чурка! - сказал Кондратюк. - Щас я из тебя чебурека буду делать!
Мурад сразу упал, вернее, осел по стене - стёк, словно нечто жидкое. Умерли все мечты, стало не до Ташкента, замелькало перед глазами, как будто он, Мурад, несся по неведомой дороге то ли на машине, то ли на поезде - со страшной скоростью. Мелькнул по пути дядя Гулям: он тоже иногда поколачивал Мурада, но по яйцам не бил никогда, не лишал потомства. А вот под дых все время бил, тоже больно.
Кондратюк стал избивать лежащего Мурада выборочно: раз по ребрам, два раза по спине, один раз по голове. Эти удары, впрочем, не достигали того уровня боли, что принес первый удар. Мурад лежал, закрыв лицо руками; медленно останавливалось летящее пространство. Зачем ехал в Москву, думал Мурад, зачем? Лучше бы к дедушке Гафуру в помощники подался, овечек пасти. А ведь будто хорошо было: торговали, банан, картошка, урюк, петрушка, русских баб имели как надо. Правда, два раза Мурада Спартак-Москва бил в метро, а из брата Джамала вобще футбол сделали, по вагону катали. Хорошо в другом месте родиться, поменять все. Русским хорошо родиться или на худой конец Кондратюком, хохлом. Мурад ясно представил себя на месте Кондратюка: как он, Мурад-Кондратюк, больно бьет в пахнущей хлоркой уборной Кондратюка-Мурада; как тот, чурбан, ползает по кафельному полу, хочет домой, в Ташкент, в горы - к дурно пахнущим овцам, овчаркам и дедушке Гафуру...
А настоящий Кондратюк хотел напоследок прыгнуть на настоящего Мурада сверху, упасть ему на спину или на грудь задницей - чтобы выбить из "хабибулина" последние остатки здоровья. Он видел в каком-то американском фильме: именно так прыгали угрюмые бойцы на поверженных соперников. Кондратюк не был садистом, просто хотелось проверить: действительно ли таким образом у человека отбиваются сразу все внутренние органы? Он отошел от лежащего Мурада шага на четыре, к умывальникам, для разбега.
- Ладно, хватит с него! - скомандовал вошедший Рогожин. - Пусть отдышится - и в "красный уголок", за спецснаряжением. Будем зону крушить, зеков учить. Нам бы до вечера продержаться - уже из столицы края на пяти вертолетах спецназ спешит на помощь.
- Забьем как мамонтов! - обрадовался Кондратюк. И пнул напоследок Мурада. - Вставай, боец, искупай вину! Повезло тебе!
- Это точно, - покачал головой Рогожин. - А то Петров его, чурбана, в дисбат оформит, на Русский остров. Там вевешников не любят: сразу трахнут, петухом сделают.
- За что? - удивился Кондратюк.
- Не знаю. Но не любят нашего брата, точно.
Кондратюк подумал, что его-то не трахнули бы, он бы уж отмахался, поразбивал бы рожи и ребра.
Рогожин вышел, вслед за ним подался и Кондратюк.
Мурад недолго лежал на розовом кафеле. Боль постепенно уходила, уступая место апатии, безразличию. Но Мураду не хотелось отправляться в дисбат на неведомый и страшный русский остров, где трахают вевешников ни за что и всех подряд. Поэтому он встал и побрел к двери.
В красном уголке уже выдавали спецснаряжение: пластиковые щиты, дубинки, каски. Кондратюк стоял в полном облачении, шлем у него был спецназовский, с прозрачным пластиковым забралом - подарил боец из "Урагана" после зональных соревнований по рукопашке. Хохол бодро помахивал дубинкой и даже приложил по спине молодого солдата Селимова: тот криво улыбнулся в ответ.
- Короче, воины! - весело голосил Рогожин. - Бьем изо всех сил, как учили! Лучше - по голове, чтоб черепушки трещали! Если кого замочим спишут, не боись! Спецназ из столицы края уже вылетел, помогут! А наша задача - волну сбить, тормознуть бузующую сволочь! Плохо, что БМП на приколе - под что, хочу спросить, у механика руки заточены? А?
Бойцы, вразнобой, ответили командиру: под что.
Рогожин старался, подделываясь под простеца, употреблять, как ему казалось, "народные" выражения - с матерком и ветерком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97