- Ну что, Андриан? - сказал он вдруг жалостливо и почему-то шмыгнув носом, вроде как всхлипывая. - Яйца оторвать тебе? Или руку перебить для начала?
- Какого... начала? - переспросил Андриан. Голова у него гудела после удара каской.
- Начала конца, - сказал второй. - Ибо все имеет начало и конец, альфу и омегу. Вот и будет тебе, сука ты вонючая, альфа омеги. Ферштеен?
- Фер... штеен, - выдавил Голощапов. Он, кстати, довольно неплохо владел немецким: ещё до своего полу-диссидентства каким-то чудом попал в состав комсомольской делегации на съезд молодых социал-демократов ФРГ, и, готовясь, учил язык - потому что хотел "слинять", попросить убежища, рассказать "Немецкой волне" всю правду о кошмарной советской действительности. Но, во-первых, было страшновато, а во-вторых - не так уж и много фактов было на руках. Ну, группенсекс в райкоме комсомола, "хатки за взятки" в жилкомиссии исполкома, битье граждан в милиции - и все. Поэтому Голощапов решил отложить измену Родине до следующей поездки, а пока - копить факты.
И дело пошло, возникло, так сказать, супердосье на всю власть целиком - с примерами и эмоциональными комментариями. Но не удалось больше попасть за кордон: Голощапова застукали на безобразной пьянке - и росчерком пера изъяли навек из золотого списка...
- Не спи, замерзнешь, - вывел Андриана из оцепенения веселый голос. Говорить-то будешь что-нибудь?
Это сказал тот, что сидел на диване. А тот, что стоял, высокий, подошел к креслу и взял Голощапова за шею правой рукой, большим и указательным пальцами. И чуть нажал.
Хватка была помощней зубковской. У Андриана что-то щелкнуло в голове, а отдалось в горле. Сухой такой щелчок, как будто нажали кнопку на магнитофоне.
- В 1979 году я познакомился с майором КГБ Зубковым, Геннадием Павловичем, - сказал отчужденно-механическим голосом Голощапов. - Наше сотрудничество длится до сих пор. В 1980 году я дал Зубкову подробную информацию о деятельности поэта Александра Макарцева. Поэт был арестован, а затем по суду направлен на принудительное лечение в психиатрическую больницу специального типа, где и скончался в начале девяностых годов...
- Чего ж он написал такого, что его в психушке сгноили? А? - перебил Голощапова Толик Рублев.
- Ничего особенного, тему Бога затрагивал в стихах, почти во всех упоминал Господа. А Ленина назвал "симбирским черепом".
- Вот вражина какая матерая! - весело засмеялся Насос, но глаза у него были злыми. - А мы их с тобой где искали, а, Толик? Ну, давай, колись дальше...
- В 1982 году не удалось... (тут Голощапов чуть было не вставил "к сожалению", но вовремя спохватился) не удалось возбудить дело по Лютову, известному художнику, так как некоторые из его полотен были куплены дочерью одного из членов Политбюро... Да и на Западе много о нем говорили - по разным "голосам". Хотя, конечно, Лютов имел больше шансов оказаться если не в психушке, так в Дубровлаге, в Мордовии - по 70-й и 71-й статьям УК...
- Ну, 70-ю помню, а 71-я? Что это? - спросил Толик.
- Лютов за войну агитировал. На каждой пьянке кричал: "Пора бомбить Европу! Танками пройтись по этой гнили!". Или - когда перепьет командовал: "Орудия к бою! Заряжай! По сокровищнице мировой живописи огонь!" Это он Лувр имел в виду... А утром сокрушался, как будто и вправду по Лувру стрелял. Он, Лютов, умер в 93-м - сгорел от спирта "Рояль"...
- Ладно, хватит мемуаров, - сказал Насос. - Давай, освещай последний год.
- Я хотел про Шахова еще, - попросил Голощапов.
- Только быстро, - кивнул Толик.
- В 1984 году я предложил Зубкову информацию о своем приятеле Викторе Шахове. Шахов - фигура известная, политолог, аналитик, теоретик, к тому времени уже издавший книгу статей за рубежом. Он как раз заканчивал новую работу под названием "Бунт и террор", его с ходу можно было раскручивать по 66-й статье через попытку организации... Но перестройка спутала все карты, старых диссидентов стали отпускать, а новых не предвиделось... Вскоре случился путч, и Зубков ушел из органов... А год назад вдруг окликнул меня в вагоне метро. Так и сказал: "Щуп, ты, что ли?".
- Это ты, значит, Щуп? - хмыкнул Толик.
- ...Я стал снова на него работать в качестве агента, но агента - по недвижимости. Искал варианты для расселения больших квартир, ну и все остальное... А тут как раз Шахов прислал мне письмо: мол, помоги жене с тещей продать или обменять с доплатой квартиру, мне сидеть ещё долго, а они бедствуют... Я забыл сказать, если вы не знаете: Шахов сидит в лагере, в Зимлаге, по уголовной статье, кого-то чуть не убил - или убил? Вот я и решил помочь... через Зубкова.
- За политику, значит, не достали, а через квартирку - прищучили? Или прищупили? - тихо сказал Толик и - вдруг заорал так, что задрожали стекла. - Говори, гнида: знал, что они людей убивают, а?!!! Говори, сука!... У меня в Анголе Чомба Бешеный кололся как орех! - Толик схватил Голощапова за шею, ударил лицом об колено и тут же отскочил, чтоб не сильно пачкать кровью брюки.
Андриан упал с кресла на ковер. Во рту было солено, он выплюнул на ковер осколки зубов, перемешанные с кровью. Все это уже было когда-то, а потому и страх перерос себя, стал не чувством, а состоянием. Голощапова били редко, но в основном именно били, ибо дрался он не часто, хотя и рассказывал после рюмки-другой о своих победах. Как-то мужик в очереди за вином (в пору борьбы с алкоголем) отвесил ему оплеуху и вызвал "за угол" продолжить. Голощапов ушел, смешавшись с покупателями. Но та оплеуха была вся на виду, в открытом свободном пространстве, можно было легко избежать продолжения. Теперь же, как и на допросе у Зубкова, бежать было некуда. Голощапов вначале замыслил побег, но, так сказать, в переносном смысле: хотел рассказать все, да не все, немножко оставить на случай, если воспрянет Зубков. Но эти двое и некто невидимый, за ними, судя по всему, не склонны были упускать его - ни в каких смыслах. И Зубкову, вполне вероятно, требовалось уже не воспрять, а воскреснуть. Голощапов был догадлив.
- Не жнал, но догадывался... - сказал Андриан с пола. - Вщё хотел выяшнить, куда делись люди, но никак не полусялось спросить... А хотел, сестно...
- А на Скворцова, на "Сирин" как вышел, гад? - уже спокойней спросил Толик.
- Слусяйно, клянусь! Засол весером, в конце рабосего дня посмотреть, сто за фирма, нет ли работки, не нузен ли пофредник... Спрятался в скафу, а потом, когда все усли - вылез. Ну, полажил по компьютерам, насол кое-сто... Правда, рассыфровать не шумел...
- Тебе, Щуп, в ЦРУ надо было устроиться... Или в МОССАД. Ишь, бля! В шкаф! - сказал Насос.
- Да просто повезло, подфартило ему, гаду, - поморщился Толик. - Пора заканчивать. Что он ещё сможет сказать? Пустой мешок.
- Нет, Толик, - сказал Насос. - Лучше так: что мы ему теперь можем сказать?
Толик посмотрел на Голощапова. Тот лежал у него под ногами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97