Дорогой Казимир сообщил Кристине, что по причине ссоры между ним и краковским епископом их брак до поры до времени должен остаться, если не тайной, то, по крайней мере, не разглашенным во всеуслышание.
Прекрасная Кристина приняла это распоряжение с угрюмым молчанием. Выдернув руку, которую король держал, она повернулась в другую сторону. Это была первая размолвка двух почти незнакомых людей, и размолвка, обещающая не увеличение и расцвет любви, но раздражение, недоверие и ссоры.
- Для меня, - произнес король, - ты жена, но с объявлением тебя королевой нужно обождать.
Кристина приняла эти слова с гордым молчанием и, по прибытии в замок, заперлась в своих комнатах, сказываясь больной. Казимир пытался ее утешить, но все было напрасно. В нем заговорила королевская гордость, и спустя несколько дней после свадьбы, он уехал на охоту, оставив молодую жену одну. Самолюбие Рокичаны было задето за живое, и она плакала от обиды и гнева.
Кроме Кохана, который, казалось, был к ней расположен, она не имела в Кракове никого, кто бы ей сочувствовал; на нее все смотрели не как на королеву, а как на неприятную и унизительную помеху. Никто к ней не приближался, не заискивал, как бы предчувствуя, что она не будет иметь здесь никакого значения. Все громко и повелительно порицали смелую попытку короля вторично жениться.
Кохан, видя ее раздраженной, грустной, в слезах, в отчаянии от равнодушия супруга, советовал ей снискать его расположение кротостью, смирением. Но на это она не была способна. Она требовала своих прав, упрекала, и Казимир после каждого посещения охладевал к ней и уходил все более и более раздраженным.
Кохан видел, что они не могут быть счастливыми, и его смущало то, что все, единогласно, начиная с аббата, считали этот брак недействительным.
Рокичане никакое сомнение не приходило в голову: она была уверена, что обряд венчания, совершенный епископом - ибо никто не открыл ей истины - имеет законную силу.
Казимир с каждым днем охладевал к ней и становился равнодушнее; этому способствовала их семейная жизнь, которую лишь редкие проблески счастья делали сносной. Окружающие составляли планы относительно будущего и открыто поговаривали о том, как бы выжить гордую чешку, отвязаться от этой мещанки, а вместо нее найти для Казимира подругу жизни более молодую, с лучшим характером и более знатного происхождения. Рокичана, однако, не падала духом под ударами судьбы; но вместо того, чтобы вызвать в себе сочувствие, она надоедала всем жалобами, надменным обращением, все возраставшими требованиями. Ее начали избегать.
Не найдя радости в семейной жизни, король искал утешения в государственных делах. После введения новых законов, учреждения верховного суда в Вавеле и приведения в порядок соляных копей он всецело отдался делу украшения городов и занялся постройкой зданий и замков.
До того времени почти все они были деревянные, окруженные земляными валами, частоколом и рвами; понятно, что такие укрепления не могли выдержать даже самого слабого нападения.
Во всех частях огромного государства, которым управлял Казимир, нужно было построить для защиты и для безопасности каменные стены, так как они одни могли противостоять новым осадным способам, таким как подбрасывание огня, пробивание стен тараном.
Вокруг Вислицы и Плоцка были уже воздвигнуты стены, но надо было еще построить замки в завоеванной Руси и возвести укрепления везде, куда неприятель мог только пробраться; а куда же он не мог беспрепятственно проникнуть в этих широких низменностях, защищаемых лишь маленькими речками, покрывающимися зимой льдом?
Казимир задался целью укрепить города и замки; ему стыдно было за эти старые лачуги, загородки из хвороста и глины, за сараи из сосновых бревен, так часто становившиеся добычей огня.
Каждая его поездка по стране вызывала новые распоряжения: в одном месте должен был быть воздвигнут замок, в другом - город и могучие стены. Его теперь также захватила мысль оставить после себя каменные, долговечные постройки в городах, как прежде вислицкие законы.
Одним из его любимых приближенных наравне с ксендзом Сухвильком сделался Вацлав из Тенчина, которому все завидовали.
Это был человек знатного происхождения, но с пустым карманом. Он был из семьи Топорчиков, одной из древнейших рыцарских фамилий в Польше, и по своему образованию не мог избрать другого занятия, кроме военного.
Семья Топорчиков была довольно многочислена, и некоторые из них, материально не обеспеченные, ждали лучших времен, надеясь на наследство, брак или королевские подарки.
В молодости Вацлав обучался военным наукам, затем его уговаривали сделаться духовным, предсказывая ему почетное положение, но он предпочел школы, книги и отправился в Италию, в которой тогда можно было многому научиться.
Вацлав из Тенчина, присматриваясь к великолепным остаткам римских древностей, к новым постройкам и городам, возвышающимся на вершинах гор, пристрастился к архитектуре.
Землевладелец, рыцарь добровольно сделался архитектором. Ничто не могло отвлечь его от изучения искусства, с каким тамошние жители строили из огромных глыб стены и выводили своды; в Польше ничего подобного не было, а между тем, могло быть.
Опьяненный этой мыслью, молодой Вацлав, возвратившись на родину и получив доступ ко двору, так увлекательно изобразил Казимиру картину виденных им чудес, что у короля явилась мысль украсить подобными постройками свою родную страну, и он назначил Вацлава своим главным помощником.
Он взялся ему доставить людей, денег и материал. Великая мысль об укреплении страны наподобие тех, которые ее уже опередили, овладела ими обоими.
С завистью смотрели на этого нового любимца, к которому король с каждым днем все более и более привязывался. Родственники и приятели косо смотрели на этого рыцаря, который осмелился стать простым каменщиком, а король называл его своим другом, помощником, сажал вместе с собой за стол, проводил продолжительное время в беседах с ним и относился к нему с такой же любовью, как тот к своему искусству.
В те часы, когда они касались всего, в чем нуждалась тогдашняя Польша, и что они надеялись сообща доставить ей, Казимир забывал обо всем: о былом горе и новых разочарованиях. Он утешал себя надеждой оставить после себя страну с незыблемыми законами, благоустроенной, разбогатевшей и более могущественной, чем раньше, в городах которой живут крестьяне, иностранцы, поселенцы, множество переселенцев; все они счастливы, пользуются безопасностью, находятся под защитой законов и впоследствии становятся верными сынами той земли, на которой они работали.
Такие мысли доставляли ему величайшее наслаждение, и он часто шептал про себя:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140