- Не дождавшись ответа, Люсик вздохнула: - Ах вы несмышленыши мои милые! Стоящие у власти всегда называют разбойниками тех, кто пытается их свергнуть... Ну, прошу внимания!
Никогда Пашка ничего не слушал с таким напряженным вниманием, с каким слушал рассказ о Спартаке. Более двух тысяч лет назад рабы-гладиаторы, которых заставляли убивать друг друга на аренах цирков ради потехи знатных зрителей, восстали. Со Спартаком во главе они бежали из школы-тюрьмы в городе Капуе. К ним примкнули другие рабы, и они все вместе сражались с легионами римского полководца Красса, боролись против рабства и всесилия патрициев. Спартак погиб, а шесть тысяч его товарищей воины римского императора захватили в плен и живыми распяли на крестах. Кресты те вкопали вдоль дороги, ведущей из Капуи в Рим. На шести тысячах крестов под жарким солнцем Италии мучались и умирали люди только за то, что мечтали получить свободу!
Пашка пытался представить себе знакомый Калужский тракт и по обеим его сторонам - кресты, кресты, кресты! На них корчатся и стонут в предсмертных муках люди. Кто они? По рассказам Шиповника - молодые, сильные парни, вроде Андрюхи, вроде Алеши Столярова, который незаметно для кружковцев вошел и сел за спиной Люсик... Шесть тысяч распятых?! Да разве такое можно представить себе, вообразить?! Но не верить Шиповнику нельзя.
Тетя Даша, сторожиха и повариха столовой, стояла на пороге "красной" и, горестно подперев ладонью щеку, плакала, беззвучно бормоча что-то.
Что ж, Люсик Лисинова умела, как говорится, брать за душу, недаром подпольщики Замоскворечья считали ее одним из лучших пропагандистов, недаром с таким вниманием слушали ее ткачихи и швеи Прохоровки и Голутвинки, кузнецы и литейщики заводов, машинисты и кочегары поездов...
Но вот Люсик дочитала страничку, описывающую спартаковское восстание, и спрятала книжку в сумочку. Хотела что-то добавить, но в этот момент невдалеке ударил раз и другой пожарный колокол.
- Ах, батюшки! - Глянув на ходики, тетя Даша всплеснула руками. Никак, одиннадцать? Люсенька, милая! Да ведь если усатый узнает, он меня с валенками сожрет! Гаси скорей лампу, чтобы беды ни тебе, ни мне не нажить!..
Домой Пашка брел по пустым безлюдным улицам. Качалась среди мутных туч луна, то выныривала, то пропадала. Но Пашка шагал, не видя ни луны, ни улиц, перед ним все стояли сотни и сотни крестов, раскинувших в стороны деревянные руки, красные от крови...
Значит, и тысячи лет назад творилось то же самое, что сегодня, богачи и всякие генералы-адмиралы душили и губили простой народ, как могли? Значит, не зря восстает на неправду рабочий и крестьянин, не зря написаны в листовке те слова?..
Кресты с распятыми людьми словно бы выступали из переулков и надвигались на Пашку, но у него не возникало страха перед живыми мертвецами, лишь жалость к ним и боль в сердце... И звучали прощальные слова Люсик на крыльце:
- В следующий раз я расскажу вам, мальчики, о Великой французской революции, и о Парижской коммуне, и о русских революционерах, если, понятно, нам не помешает усатый жених тети Даши...
- Типун тебе на язык! - заворчала обиженная стряпуха. - Жених! Глаза бы мои этого ирода не видели, уши не слышали! Вас от него берегу, Люсенька, а ты меня обижаешь, дразнишь!
- Так я же шучу, тетя Даша, миленькая наша! Знаю вас и верю вам, как самой себе!
- Ну и спасибо, Люсенька! Я ведь ничего... Но уж больно ломит сердце от рассказов твоих, будто саму меня на муку смертную волокут!
Когда Пашка вернулся домой, отец спал; громкий, с посвистом, храп был слышен даже за дверью. Пашка задержался, счищая о железный скребок с ботинок осеннюю грязь, оглянулся на лохматое, едва различимое небо. Ершиновский фонарь напротив входа в лавку блистал тусклым красноватым глазом, не давая разглядеть звезды. А почему-то в ту минуту Пашке очень хотелось увидеть хоть одну звезду.
Он вздохнул. Представилось вдруг, что после опасных боев он возвращается домой, где его ждет не дождется тоскующая мать, нуждающаяся в помощи и защите... После рассказанного Люсик о Спартаке Пашке казалось, что прежняя жизнь стала для него просто невозможной, что с нынешнего вечера все пойдет иначе...
Смешно! Но он самого себя видел рядом со Спартаком, въезжающим на белом коне в освобожденные города, ему слышались приветственные крики, счастливый плач женщин, звонкие голоса детей.
Да, отец спал. Мать у стола что-то латала, на припечке чуть слышно мурлыкал примус. Отложив шитье, мать поднялась из-за стола, ее глаза с укором смотрели на Пашку.
- Да где же ты бродишь до такого поздна, горе мое, Пашенька?! Я уж истомилась, ожидая. А если, думаю, снова какая беда?
В порыве внезапной нежности Пашка прижался лицом к груди матери и засмеялся тихим, счастливым смехом. Он и сам не понимал, что с ним, тыкался в знакомо пахнувшее платье, обнимал руками худенькие плечи матери...
За ужином, не замечая, что ест, он рассказывал о Спартаке и его товарищах. Как, вырвавшись из неволи, они дрались за свободу до последнего вздоха, до последнего колыхания сердца... Но когда подошла пора рассказывать о распятых, он перестал есть и умолк.
- Ну и что, сынка? - шепотом спросила мать. - Победили они супостатов?
- Не, мам! - глухо ответил Пашка, поднимая глаза, полные слез. - Не победили... - Помолчал, вслушиваясь в дыхание отца за пологом, в привычное поскрипывание сверчка. - Многих убили. А кого взяли живьем, распяли. Знаешь, крест лежит на земле, на него повалят, придавят, приколотят гвоздями, а уж потом крест в яму торчком закапывают. Они висят на крестах по сторонам дороги! По дороге победители скачут и ржут, как Николка Обмойкин ржал...
- Почему Николка? - удивилась мать. - При чем он?..
- А-а! Ну, вспомни: когда повестку Андрюхе принесли... - Не договорив, Пашка снова ткнулся лицом в грудь матери. Но на этот раз не смеялся, а плакал.
Мать сидела у Пашкиной кровати, пока он не успокоился. Он так и уснул, чувствуя на лбу материнскую ладонь.
С этого вечера Пашка ни разу не пропустил Люсиного кружка. И день ото дня и Шиповник, и Пашкины мать с отцом, да и все другие подмечали растущую перемену в мальчишке. Он посерьезнел, повзрослел, будто кто-то сразу, наотмашь отрубил беспечальную и, не глядя на нужду, веселую пору его детства.
Иногда Пашке и Шиповнику с ее неизменным спутником Алешей Столяровым оказывалось по пути. Пашка ценил такие минуты, как самые дорогие подарки. Люсик стала давать ему книги - и про Спартака, и про Стеньку Разина и Пугачева, и про Овода. Больше других прочитанных в эту зиму книг Пашке понравилась "Мать" Горького - в ней все было такое понятное, близкое. Дома он читал ее вслух не только своим, а и всем, кто хотел ее слушать. В "Матери" так правдиво описывались тяжкий труд и нужда рабочих!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66