Иноземный демон уже здесь. Если бы сегодня утром я не заплатила колдунье Лахне, чтобы та произнесла заклинания нам на удачу, то наверняка не встретила бы его на дороге, и через час он был бы в Намкхаре.
Теперь же я добилась выигрыша во времени. К наступлению ночи Сембур и я вполне можем добраться до предгорий, а к вечеру завтрашнего дня окажемся в верхней долине ущелья. Что же касается иностранного демона, то ему еще предстоит добраться до Гемдринга и обнаружить, что я его обманула. Ему понадобится время на то, чтобы вернуться в Намкхару и узнать, что мы ушли на север в Бод. У нас будет преимущество по крайней мере в два дня, и, разумеется, ни один иностранец не отважится переходить через Чак накануне зимних снегопадов в одиночестве.
Гак думала я. Но в то время я еще плохо знала моего демона.
* * *
На заходе солнца мы разбили лагерь в широкой лощине у подножия перевала. Почва здесь еще не полностью уступила место камню, так что пощипать животным кое-что все-таки было. Уже несколько часов я едва сдерживала слезы, потому что нам пришлось оставить Пулки в Намкхаре, заменив ее на более молодого и сильного пони, который сможет тащить больше груза. Хотя я еще не придумала имя для своего нового пони, но старалась разговаривать с ним как можно больше, потому что боялась, что он может принять мое огорчение из-за разлуки с Пулки за антипатию к нему, занявшему ее место.
За ужином, состоящим из разогретой цампы и нескольких кусочков мяса яка, которое я приготовила еще до нашего отъезда, мы с Сембуром почти не разговаривали. Я понимала, что он расстроен из-за того, что нам пришлось уезжать в такой спешке. Он любил обо всем подумать и действовать неторопливо. Мы же покинули Намкхару через два часа после моего возвращения, причем я чувствовала себя усталой еще до нашего отъезда, потому что Сембур, в отличие от его обычного поведения, никак не мог принять решения ни по одному вопросу, и Мне пришлось в конце концов во всем действовать по своему усмотрению.
Мы сидели около небольшого костра, когда после долгого молчания Сембур слегка откинул свой капюшон и спросил:
– А этот парень – он не назвал своего имени?
– Нет, он только задавал вопросы. Один раз он обратился к коню по-"ханглийски", но это был какой-то смешной "ханглийский".
– Полагаю, тот, на котором говорят непростые люди. Значит, он офицер, человек «хобразованный». Каким он тебе показался?
– Я тебе его уже описывала.
– Нет, я имею в виду – порядочным малым он тебе показался или так себе?
– Не знаю. Я-то ему не шибко понравилась, и точно прорицательница сказала – гордый он. Но против этого я ничего не имею. Вообще-то мне он скорее понравился.
Позже, когда мы уже забрались в нашу маленькую палатку и пригрелись в спальных мешках из толстой шерсти, Сембур сказал:
– Если уж речь пошла о гордости, Джейни, то я тобой горжусь. Ты проявила решительность и силу духа.
– Что-что? – сонно переспросила я.
– Не имеет значения. В тебе есть все, что должно быть в настоящем мужчине.
– Сембур, я девочка.
– Знаю, милая, – он вздохнул. – От этого тебе приходится еще тяжелее. Но и тем больше тебе чести, вот что.
Засыпая, я пыталась понять, что он имеет в виду, но сон пришел раньше.
Мы поднялись с первыми лучами солнца, основательно позавтракали горячей пищей, чтобы набраться сил для дневного перехода, и сложили палатку и скарб. Во время поездок с караванами нам случалось проделывать все это так часто, что наши движения были автоматическими. Когда поднявшееся солнце позолотило шпили Галдонга, мы уже вступили на перевал, ведя за собой тяжело нагруженных пони.
Нам хорошо был знаком этот путь. Нижний гребень находился на высоте десяти тысячи футов. Мы рассчитывали перейти через него сегодня и спуститься в расположенную довольно высоко, но укрытую от ветра долину, где можно было бы разбить на ночь лагерь. На следующее утро мы начали бы восхождение на самую вершину перевала, тяжелое восхождение, потому что воздух там разрежен, и дышать нелегко. Там нам предстоит пройти около мили по извилистой тропе, пересекающей могучую стену Гималаев, а потом начать спуск в землю Бод.
Как только мы начнем путь к вершине, нельзя будет останавливаться, пока мы не окажемся на той стороне, на северном склоне, потому что за ночь погода может измениться. Тогда мы станем пленниками снегопада.
В тот день мы не перекинулись почти ни словом, нужно было беречь дыхание. К вечеру я начала беспокоиться о Сембуре. Цвет лица у него был скверный, ему, по-видимому, не хватало воздуха. Я заставила его лечь, а сама сняла тюки и спальные принадлежности с его пони, которого звали Баглер, и навьючила ими своего пони. На это потребовалось некоторое время, потому что для того, чтобы поднять тюки, мне пришлось их сначала наполовину опорожнить. Сделав это, я заставила Сембура сесть на Баглера и ехать верхом до тех пор, пока мы не перейдем через кряж и не начнем спускаться в долину. Сембур начал было упираться. Похоже, от разреженного воздуха мысли у него путались, потому что он заявил, что солдат не должен поддаваться слабости, но когда я очень рассердилась и принялась на него кричать, он подчинился.
Ночью мне плохо спалось. Одолевали мысли о том, как мы справимся с предстоящим наутро переходом, который будет еще тяжелее, потому что нам предстоит забраться еще на пять тысяч футов выше. Мои опасения отнюдь не уменьшились оттого, что, открыв глаза, я увидела, что низко нависшее небо грозит приближающимся снегопадом. Поднявшийся ветер сдувал с вершин вздымающихся над нами гор снежные вихри, и впечатление было такое, что горы как бы курят.
Мне не терпелось отправиться в дорогу, но я заставила себя спокойно приготовить завтрак и накормить пони смесью из гречки и молотого ячменя. Особенно встревожило меня собственное самочувствие. Ощущение было такое, что душа моя все больше и больше существует независимо от тела. Голова горела, горло болело, и не было сомнения, что я стала жертвой демона болезни.
Весь день, что мы шли по продуваемому ветром ущелью, я пела про себя мантры, призванные изгнать демона болезни, не смея и думать о том, что случится, если действительно сильно разболеюсь. К полудню мы достигли места примерно в миле от вершины хребта, где тропа сворачивала, чтобы идти через огромный хребет. Отсюда открывался вид вниз, на долину, где мы провели ночь. На востоке и на западе громоздились снежные вершины, а за долиной начинался длинный спуск к Галдонгу. Прощаясь с землей, в которой выросла, я на минуту задержалась, глядя вниз.
Там что-то двигалось. Далеко-далеко, на небольшом склоне, тянувшемся от низшего' хребта до равнины, по тропе ползла черно-белая точка. Я тупо уставилась на нее. Где же я только что видела этот резкий контраст черного и белого?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
Теперь же я добилась выигрыша во времени. К наступлению ночи Сембур и я вполне можем добраться до предгорий, а к вечеру завтрашнего дня окажемся в верхней долине ущелья. Что же касается иностранного демона, то ему еще предстоит добраться до Гемдринга и обнаружить, что я его обманула. Ему понадобится время на то, чтобы вернуться в Намкхару и узнать, что мы ушли на север в Бод. У нас будет преимущество по крайней мере в два дня, и, разумеется, ни один иностранец не отважится переходить через Чак накануне зимних снегопадов в одиночестве.
Гак думала я. Но в то время я еще плохо знала моего демона.
* * *
На заходе солнца мы разбили лагерь в широкой лощине у подножия перевала. Почва здесь еще не полностью уступила место камню, так что пощипать животным кое-что все-таки было. Уже несколько часов я едва сдерживала слезы, потому что нам пришлось оставить Пулки в Намкхаре, заменив ее на более молодого и сильного пони, который сможет тащить больше груза. Хотя я еще не придумала имя для своего нового пони, но старалась разговаривать с ним как можно больше, потому что боялась, что он может принять мое огорчение из-за разлуки с Пулки за антипатию к нему, занявшему ее место.
За ужином, состоящим из разогретой цампы и нескольких кусочков мяса яка, которое я приготовила еще до нашего отъезда, мы с Сембуром почти не разговаривали. Я понимала, что он расстроен из-за того, что нам пришлось уезжать в такой спешке. Он любил обо всем подумать и действовать неторопливо. Мы же покинули Намкхару через два часа после моего возвращения, причем я чувствовала себя усталой еще до нашего отъезда, потому что Сембур, в отличие от его обычного поведения, никак не мог принять решения ни по одному вопросу, и Мне пришлось в конце концов во всем действовать по своему усмотрению.
Мы сидели около небольшого костра, когда после долгого молчания Сембур слегка откинул свой капюшон и спросил:
– А этот парень – он не назвал своего имени?
– Нет, он только задавал вопросы. Один раз он обратился к коню по-"ханглийски", но это был какой-то смешной "ханглийский".
– Полагаю, тот, на котором говорят непростые люди. Значит, он офицер, человек «хобразованный». Каким он тебе показался?
– Я тебе его уже описывала.
– Нет, я имею в виду – порядочным малым он тебе показался или так себе?
– Не знаю. Я-то ему не шибко понравилась, и точно прорицательница сказала – гордый он. Но против этого я ничего не имею. Вообще-то мне он скорее понравился.
Позже, когда мы уже забрались в нашу маленькую палатку и пригрелись в спальных мешках из толстой шерсти, Сембур сказал:
– Если уж речь пошла о гордости, Джейни, то я тобой горжусь. Ты проявила решительность и силу духа.
– Что-что? – сонно переспросила я.
– Не имеет значения. В тебе есть все, что должно быть в настоящем мужчине.
– Сембур, я девочка.
– Знаю, милая, – он вздохнул. – От этого тебе приходится еще тяжелее. Но и тем больше тебе чести, вот что.
Засыпая, я пыталась понять, что он имеет в виду, но сон пришел раньше.
Мы поднялись с первыми лучами солнца, основательно позавтракали горячей пищей, чтобы набраться сил для дневного перехода, и сложили палатку и скарб. Во время поездок с караванами нам случалось проделывать все это так часто, что наши движения были автоматическими. Когда поднявшееся солнце позолотило шпили Галдонга, мы уже вступили на перевал, ведя за собой тяжело нагруженных пони.
Нам хорошо был знаком этот путь. Нижний гребень находился на высоте десяти тысячи футов. Мы рассчитывали перейти через него сегодня и спуститься в расположенную довольно высоко, но укрытую от ветра долину, где можно было бы разбить на ночь лагерь. На следующее утро мы начали бы восхождение на самую вершину перевала, тяжелое восхождение, потому что воздух там разрежен, и дышать нелегко. Там нам предстоит пройти около мили по извилистой тропе, пересекающей могучую стену Гималаев, а потом начать спуск в землю Бод.
Как только мы начнем путь к вершине, нельзя будет останавливаться, пока мы не окажемся на той стороне, на северном склоне, потому что за ночь погода может измениться. Тогда мы станем пленниками снегопада.
В тот день мы не перекинулись почти ни словом, нужно было беречь дыхание. К вечеру я начала беспокоиться о Сембуре. Цвет лица у него был скверный, ему, по-видимому, не хватало воздуха. Я заставила его лечь, а сама сняла тюки и спальные принадлежности с его пони, которого звали Баглер, и навьючила ими своего пони. На это потребовалось некоторое время, потому что для того, чтобы поднять тюки, мне пришлось их сначала наполовину опорожнить. Сделав это, я заставила Сембура сесть на Баглера и ехать верхом до тех пор, пока мы не перейдем через кряж и не начнем спускаться в долину. Сембур начал было упираться. Похоже, от разреженного воздуха мысли у него путались, потому что он заявил, что солдат не должен поддаваться слабости, но когда я очень рассердилась и принялась на него кричать, он подчинился.
Ночью мне плохо спалось. Одолевали мысли о том, как мы справимся с предстоящим наутро переходом, который будет еще тяжелее, потому что нам предстоит забраться еще на пять тысяч футов выше. Мои опасения отнюдь не уменьшились оттого, что, открыв глаза, я увидела, что низко нависшее небо грозит приближающимся снегопадом. Поднявшийся ветер сдувал с вершин вздымающихся над нами гор снежные вихри, и впечатление было такое, что горы как бы курят.
Мне не терпелось отправиться в дорогу, но я заставила себя спокойно приготовить завтрак и накормить пони смесью из гречки и молотого ячменя. Особенно встревожило меня собственное самочувствие. Ощущение было такое, что душа моя все больше и больше существует независимо от тела. Голова горела, горло болело, и не было сомнения, что я стала жертвой демона болезни.
Весь день, что мы шли по продуваемому ветром ущелью, я пела про себя мантры, призванные изгнать демона болезни, не смея и думать о том, что случится, если действительно сильно разболеюсь. К полудню мы достигли места примерно в миле от вершины хребта, где тропа сворачивала, чтобы идти через огромный хребет. Отсюда открывался вид вниз, на долину, где мы провели ночь. На востоке и на западе громоздились снежные вершины, а за долиной начинался длинный спуск к Галдонгу. Прощаясь с землей, в которой выросла, я на минуту задержалась, глядя вниз.
Там что-то двигалось. Далеко-далеко, на небольшом склоне, тянувшемся от низшего' хребта до равнины, по тропе ползла черно-белая точка. Я тупо уставилась на нее. Где же я только что видела этот резкий контраст черного и белого?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102