– Поехать к ней? В Грецию?
– У меня есть деньги, а миссис Берке сможет присмотреть за домом. Я обязана увидеть Элинор, обязана поговорить с ней, – голос у меня начал дрожать. – Я не знаю, что случилось, не могу даже догадаться, но знаю точно, что у нее какие-то неприятности, что она нуждается в помощи, поэтому я должна поехать к ней, должна все исправить, в чем бы там ни было дело. И если кто-то… пытается причинить ей зло, я должна остановить этих людей.
Я слезла с двуколки, меня всю трясло от страха, тревоги и неизвестно на кого направленной ярости.
– Отец Элинор умер, – заключила я немного поспокойнее. – Я – единственный человек, который у нее остался, так что это мой долг.
Он молча и с изумлением глядел на меня, затем тоже соскочил с двуколки и несколько мгновений расхаживал взад-вперед. Потом он резко проговорил:
– Это не слишком удачная мысль, Джейни. Вы слишком молоды, чтобы путешествовать в одиночестве.
– Слишком молода? – уставилась на него я. – О, не будьте идиотом, мистер Хэйуорд! Вы достаточно про меня знаете, чтобы не говорить подобные глупости! Слишком молода, чтобы путешествовать в одиночестве? Да я путешествовала с соляным караваном по самой крыше мира, когда мне, мистер Хэйуорд, было десять лет! И там-то были настоящие опасности – племена кхамба, медведи, снежные барсы! И вы полагаете, что я не в состоянии найти дорогу до гостиницы в Коринфе? Да там есть даже железнодорожная станция!
Я впервые увидела Дэвида Хэйуорда потерявшим спокойствие. Его подбородок затрясся, в глазах была такая же ярость, как у меня. Он замахал перед моим лицом пальцем:
– Не кричите на меня, пожалуйста! Вы – грубая маленькая девчонка!..
– Я – не маленькая девчонка, – процедила я сквозь зубы. – Мне восемнадцать лет, и я смертельно обеспокоена за человека, который вытащил меня из канавы, дал мне замечательное жилье, образование и свою любовь. Возможно, вы считаете, что знаете, сколь важна для меня Элинор, но вы об этом не имеете ни малейшего представления. Никто не имеет, и я…
– Ладно, Джейни, ладно, – он сделал примирительный жест. Его гнев утих. Он был снова спокоен, хотя и встревожен. – Давайте не будем ссориться.
Я отвернулась, положила руки на двуколку и прижала к ним лоб, стараясь сдержать слезы. Собравшись с силами, я сказала:
– Я была груба и язвительна с вами. Я очень сожалею об этом. Пожалуйста, простите меня, мистер Хэйуорд.
Он положил мне руку на плечо.
– Я понимаю, что вы тревожитесь из-за Элинор. Я тоже. Но когда вы заявили, что поедете в Грецию, я начал тревожиться и за вас тоже.
Я изумленно посмотрела на него.
– За меня?
– Да, конечно, – он посмотрел мне прямо в глаза. – Вы сказали, что собираетесь подождать десять дней следующего письма, и мне показалось это очень разумным. За это время вы успеете сделать необходимые приготовления к дороге и решить, как надо действовать. Но вы обещаете еще раз со мной все обсудить через неделю?
– Да. Да, я обязательно сделаю это.
– Благодарю вас. – Он сел в двуколку и несколько секунд пристально смотрел на меня. – Немногие люди способны долго помнить добро, Джейни. Вы – одна из таких немногих.
Я не обратила особого внимания на его слова, потому что была поглощена другой мыслью.
– Мистер Хэйуорд, когда Элинор вернется, вы попросите ее выйти за вас замуж?
Он засмеялся.
– Кого-нибудь из вас двоих попрошу обязательно. Кого именно, еще не решил.
Он снова меня поддразнивал, и в ответ я смогла рассмеяться, поскольку чувствовала облегчение, почти что радость, ибо приняла решение и знала, что мне надлежит делать. В течение следующих нескольких дней я приобрела расписания отплытия парома через Ла Манш и железнодорожной дороги на континенте. Я купила также и брошюры судоходных компаний, чтобы выяснить самый быстрый путь от Борнемута до Афин. Все это я тщательно изучила.
Наилучшим маршрутом, по-видимому, было добраться до Парижа, а там сесть на Восточный экспресс. Он всего лишь за шестьдесят часов доставит меня в Стамбул, а оттуда можно менее чем за два дня добраться до Афин. Остановившись на этом маршруте, я подробно его расписала, составив перечень того, что мне необходимо заказать или приготовить. Покончив со списком, я попила чаю и отправилась в сад.
Час или два я посвятила тому, что подрезала многочисленные розовые кусты, обрывала увядшие головки петуний, укрепляла с помощью колышков другие цветы. До появления в Ларкфельде я ничего не смыслила в садоводстве, да и сейчас не слишком в нем разбиралась, но оно очень увлекло меня. Я уже давно уговорила Доусона, нашего старшего садовника, научить меня двум-трем простым операциям и разрешить выполнять их мне самой.
Было очень нелегко работать в жару, и я с наслаждением предвкушала вечернюю ванну, самый любимый момент в моем распорядке дня. В подвале "Приюта кречета" имелся большой бойлер, который ежедневно обеспечивал нас горячей водой. Купание здесь всегда вызывало во мне восторг, в особенности когда я вспоминала, как в детстве мне приходилось стоять в чане с водой.
Когда умер мистер Лэмберт, мы с Элинор заставили себя продолжать обедать в столовой, хотя, видя пустой стул, еще острее чувствовали свое горе. Теперь по крайней мере у меня печаль прошла. В отсутствие Элинор я продолжала есть там одна, а сердечная боль уступила место счастливым, благодарным воспоминаниям о смехе и дружеских разговорах, царивших раньше за этим столом.
Поужинав салатом и холодным мясом, я перешла в гостиную, где ко мне присоединилась миссис Берке, и мы принялись обсуждать домашние дела – счета, предстоящие на следующей неделе покупки и тому подобное. Затем, по настойчивой просьбе миссис Берке и с ощущением полной непригодности к возложенной на меня миссии, я послала за служанкой, которую мы недавно наняли, для того, чтобы сделать ей внушение за скверное отношение к работе. Я старалась вести себя, как взрослая, и делать все, как делала бы в подобной ситуации Элинор, но, судя по тому, что, когда служанка ушла, миссис Берке только вздохнула и закатила глаза к небу, мои усилия не были особенно успешными.
Перед сном я вновь перечитала письмо Элинор. Внимание мое приковала следующая строчка: "Пожалуйста, помолись за меня, Джейни".
Очень странно. На Элинор это совсем не похоже. Ее отец всегда шутил, что она – христианка скорее по привычке, чем по убеждению. В любом случае, очень странные слова, они, в сущности, ни с чем не соотносились в письме, возникали как-то вдруг и не имели продолжения. Без сомнения, именно эти слова навели Дэвида Хэйуорда на мысль о присутствующих в письме отчаянных нотках.
Сидя на краю кровати, я огорченно глядела на письмо и теребила висевший на шее серебряный медальон. После проповеди викария о губительности предрассудков я порой испытывала небольшое чувство вины из-за уверенности, что этот мой талисман, данный Мистером, принес мне чудесную удачу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102