– Они хорошие. Однажды мне пришлось разговаривать с самкой снежного барса. Сначала она отнеслась ко мне с подозрением, но потом мы подружились. Если вы станете смеяться, Мистер, я не обижусь.
– Я не стану смеяться, – лицо его и в самом деле было задумчивым. – Я видел, как ты подружилась с Флинтом в первый день, когда мы встретились, а он, пожалуй, норовом посложнее, чем снежный барс. Ладно, сегодня мы купим яка и запасы в дорогу, а завтра отправимся.
* * *
На шестой день я чувствовала себя полностью поправившейся, болезненной слабости как не бывало. Оставалось чувство болезненной пустоты из-за того, что Сембура больше нет, но за долгое путешествие среди безмятежных холмов у меня было достаточно времени поразмыслить, и я не сомневалась, что Сембур предпочел бы умереть высоко в горах, а не возвращаться в Индию, чтобы встретить то, что там его ожидало. Я перестала мучиться вопросами относительно собственного будущего, представив, что Мистер и я просто так и будем ехать и ехать мимо бурных рек, через горы, холмы и широкие равнины, и наше путешествие никогда не кончится.
С течением дней у нас выработался свой незамысловатый распорядок. Каждое утро я готовила основательный горячий завтрак, а Мистер в это время сворачивал наши две палатки и занимался Флинтом и Иовом, которые стали настоящими друзьями. Оба они не любили яка по имени Нав, и он от всей души платил им тем же. Я назвала его Нав в честь Навуходоноссора, который ел траву на полях.
Мы с Мистером иногда разговаривали, но не особенно много. Впрочем, в нашем молчании не было никакой враждебности. Просто мы, пришедшие из таких разных миров, мало что могли сказать друг другу. У нас не было почти ничего общего. Задолго до захода солнца мы останавливались, разбивали лагерь, смывали с себя пот и пыль дневной дороги, а затем готовили нашу вторую и последнюю в день еду. Именно это время нравилось мне больше всего. Мы сидели в сумерках около костра, а вокруг стояла полная тишина, которую нарушало только цоканье копыт или фырканье наших животных.
Во время пути мне частенько приходилось уговаривать Нава двигаться побыстрее или хотя бы просто двигаться. Это всегда привлекало внимание и забавляло Мистера. Он наблюдал за мною с полуулыбкой, удивленно покачивая головой. Однажды он спросил:
– Что ты ему говоришь, Джейни?
– А все, что приходит в голову. Иногда я ему льщу, а иногда ругаю.
– И ты должна это делать обязательно на языке Смон Тьанга?
– На каком языке – это не имеет значения. Важно не то, что ты говоришь, а что ты думаешь. Нет, скорее даже что чувствуешь.
Мистер указал на Нава, который неподвижно встал около маленькой речушки, через которую мы только что перешли, и мрачно отвернул голову.
– Поговори с ним на этот раз по-английски, Джейни. Я слезла с Иова и, подойдя к Наву, потерла рукой ему челюсть и тихонечко подула в нос. Мне подумалось, что ему грустно, и он нуждается в ободрении.
– Бедный старина Нав, ты же так хорошо себя вел, правда, маленький? Мне так понравилось, как мужественно ты всю дорогу тащил этот груз. Ты только погляди на этих смешных лошадей! Никакого в них достоинства. Вот воображалы, ведут себя так, будто чем-то лучше тебя. Глупые…
Нав пошевелился и, повернув голову, посмотрел на меня. Я еще немного с ним поговорила, и он двинулся в дорогу, пройдя мимо лошадей с величественным и решительным видом.
Мистер снял фетровую шапку, пробежал пальцами по кудрявым черным волосам и восхищенно рассмеялся:
– Будь я проклят! Хотелось бы мне, чтобы у грумов, ухаживающих за нашими пони, был такой же дар, как у тебя!
Выйдя из Смон Тьанга, мы пересекли границу Непала и неуклонно двигались на юг по большой равнине, лежащей между заснеженными вершинами Аннапурны и Дхаулагири, спустившись из высокогорных районов, где росли ели, березы и цвели рододендроны, на склоны, где среди сосен, орешника и дубов дул мягкий, ласковый ветер. Мы сделали небольшую петлю на восток, до Покхары, в которой Мистер пополнил наши припасы, а затем снова двинулись на юг, в сторону Бетхари и индийской границы.
Однажды, когда мы устроили привал и нагрели в ведре воды, чтобы помыться, собравшись с духом и заставив себя смотреть ему прямо в глаза, я спросила:
– Можно мне кое о чем вас попросить, Мистер?
Он поднял глаза от бритвы, которую доставал из кожаного футляра, и рассеянно ответил:
– Почему же нет?
– Я не уверена, что это вежливо.
– Попробуй, и я тебе скажу.
– Мне очень хочется узнать побольше про ваш медальон.
Подойдя ко мне, он расстегнул цепочку и вложил медальон мне в руку, а затем отвернулся, чтобы натянуть нижнюю рубашку из тонкой шерсти. Теперь я разглядела, что толстый серебряный диск, величиной в два моих ногтя, украшен пятиконечной золотой звездой. На другой стороне медальона оказались крошечные завиточки и значки. Я сообразила, что это какая-то надпись.
– Это какой-то иностранный язык, Мистер?
– Да. Индийский, он называется хинди.
– А что здесь сказано?
– Да так, что-то вроде стихотворения. Ничего особенного.
– Вам его кто-то дал?
– Леди. И хватит вопросов.
– Простите, мне просто было интересно.
Я вернула ему медальон и стала жарить мясо.
Воздух день ото дня становился все более теплым и влажным, и вот мы уже двигались через совершенно незнакомую мне страну. Целый день дорога шла через лес. Время от времени встречались небольшие деревушки, темнокожие жители которых глазели на нас, когда мы проходили мимо. Утром того дня мы продали Нава шедшим на север торговцам. Он не привык к такому климату и хандрил. Я чувствовала себя немногим лучше Нава. Воздух казался слишком густым и тяжелым, но я всячески скрывала свое состояние. Мы путешествовали уже совсем легко одетыми: на мне была туника, Мистер был в рубашке. Однако после захода солнца нам приходилось одеваться потеплее. Ночи были прохладными.
Когда мне удавалось избавиться от мысли, что наше путешествие рано или поздно кончится, я неизменно ощущала себя странно счастливой, сама не понимая почему. Возможно, потому что, потеряв Сембура, радовалась, что есть Мистер, который хоть какое-то время будет заботиться обо мне.
Мне часто хотелось узнать о нем побольше, но он никогда не говорил о себе. Иногда, когда, разбив лагерь, мы ждали, пока приготовится еда, он задавал мне множество вопросов, но не про меня саму, а про землю Бод. Он называл ее Тибетом, как и Сембур, и она, по-видимому, представлялась для внешнего мира загадочной. Мистер расспрашивал меня, какое там правление, много ли солдат, много ли ведет туда перевалов через горы из Смон Тьанга, хорошо ли защищены старые крепости и так далее. Я отвечала как могла, испытывая при этом удивление, потому что, судя по его вопросам, он знал о Бод гораздо больше, чем обычный чужеземец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102