Во всяком случае, теперь он чувствовал себя лучше.
- Субъект подавлен, - начал печатать он. - Субъект находится в
заключении. Он раздражен и озадачен. Ему скучно. Субъекту также хочется
есть и пить. Он полагает, что банда психов, в чьи руки он, вне всякого
сомнения, попал, могла бы приличия ради дать ему покушать и чего-нибудь
выпить.
- Уточните: В настоящий момент что вы предпочитаете: воду, алкоголь,
чай или кофе?
- В настоящий момент я предпочитаю, - отвечал Авери, - алкоголь -
если возможно, бренди, и побольше. И кофе.
На этом их диалог прервался. Авери сидел и смотрел на часы. Две
минуты ничего не происходило. А потом он услышал щелчок и, повернувшись,
увидел, как открылась прямоугольная панель в стене. Авери подошел поближе.
Перед ним на пластмассовом подносе стояли тарелочка куриного салата,
аппетитно украшенного свежими листьями зеленого салата, петрушки и
кусочками помидора, и миниатюрная бутылочка трехзвездного "Мартеля". А еще
- кофейник, полный ароматного кофе, крохотный кувшинчик сливок, вазочка с
сахарным песком, кофейная чашка с блюдцем и стаканчик для бренди. Ну и,
конечно, ложка, вилка и нож.
Взяв поднос, Авери отнес его на стол. Ниша в стене оставалась
открытой.
Повинуясь внезапному порыву, Авери быстро подошел к печатной машинке,
которая не была печатной машинкой, и набрал новое сообщение.
- Вы забыли хлеб с маслом.
- Уточните: сколько кусков хлеба?
- Один... Белый. Тонкий.
Отверстие в стене закрылось. Десять секунд спустя оно вновь
открылось.
В нише на маленькой тарелочке лежал кубик масла и хлеб. Один кусок.
Белый. Тонкий.
Авери сел за стол и принялся за еду. Салат оказался восхитительным,
цыпленок - нежным и необыкновенно вкусным. Авери решил, что смерть от
истощения ему не грозит.
За едой он пытался спокойно обдумать положение, в которое попал. Но
почему-то он никак не мог сосредоточиться. Его голова просто-напросто не
желала думать. Она прозрачно намекала: хватит неожиданностей. Пошли они к
черту! Все рано или поздно разрешится само собой.
Вот только разрешится ли? Он попал в положение, которое ни с какой
точки зрения нельзя было назвать нормальным. Только что, как ему казалось,
он гулял в парке Кенсингтона, а в следующий миг уже проснулся, где? В
супер-современном сумасшедшем доме? Или в тайном убежище рехнувшегося
миллионера?..
Авери был не просто сбит с толку. Он здорово сомневался в своей
способности догадаться, что к чему в этой странной реальности... а может,
сна во сне о комнате с металлическими стенами, о таинственной пишущей
машинке, о салате с куриным мясом и обо всем прочем.
Но понемногу что-то всплывало в его памяти, что-то о каком-то
кристалле... Горящем кристалле... Где-то, когда-то он видел маленький
кристаллик, горящий холодным светом... кристаллик с точкой ослепительного
ледяного огня в центре. Но, возможно, это тоже был всего лишь сон...
Отбросив бесплодные попытки связать воедино смутные воспоминания и
беспочвенные домыслы, Авери налег на бренди и кофе. Все рано или поздно
разрешится само собой. Должно разрешиться!
Бренди оказался неважнецким, а кофе, наоборот, очень даже ничего.
Допив чашку, Авери понял, что ему чего-то не хватает. Чего-то жизненно
важного. Ему хотелось курить.
Пошарив по карманам, он нашел свою зажигалку. Но сигарет не было. Тут
только он заметил, что кто-то снял с него подбитую мехом кожаную куртку, в
которой он гулял в парке. Авери оглядел комнату, которую уже начал
называть камерой, но куртки нигде не было.
Он подошел к пишущей машинке и набрал:
- Сигареты, пожалуйста.
Ответ не заставил себя долго ждать:
- В сундуке под кроватью есть запас сигарет.
Авери мысленно обругал себя за то, что первым делом не заглянул под
кровать.
Он вытащил сундук. Большой, совершенно новый и тяжелый - такой мог бы
купить какой-нибудь офицер или начинающий дипломат в магазине для
военнослужащих. На нем было шесть тяжелых медных застежек и замок - все
открыты. Авери приподнял крышку и заглянул внутрь. И обомлел.
Внутри лежало несколько рубашек с коротким рукавом, три пары
тренировочных штанов, пара штормовок - все с иголочки. А также пара старых
кожаных сандалий, которые Авери не мог не узнать, и две пары точно таких
же, только новых. А еще свитера, носки и аптечка - все опять-таки
новехонькое.
Авери уже ничему не удивлялся. Все это было просто-напросто
невозможно. Он вываливал вещи прямо на пол...
Рядом со своими туалетными принадлежностями он обнаружил несколько
пачек бритв и дюжину кусков мыла. Бок-о-бок с ними лежал легкий
проигрыватель (как выяснилось в дальнейшем, заводящийся вручную) и стопка
новеньких пластинок. Среди них: Бетховен (Пятая симфония и Пятый же
концерт для фортепьяно), Бах - Токката, фуги и концерт для двух
виолончелей, несколько вальсов, избранные мелодии из "Моя прекрасная
леди", несколько пластинок Шопена, симфония Нового Мира и запись песни
"Моя любовь как красная, красная роза" - песни, полной мучительных
воспоминаний, песни, принадлежавшей совсем другому миру - тому, который он
так недолго делил с Кристиной.
Авери бессильно глядел на пластинки. Кто-то, судя по всему, здорово
покопался в его голове - ведь это были все его самые любимые записи. В
аккуратной, заранее распланированной жизни Ричарда Авери каждой из них
отводилось свое место; каждая соответствовала какому-то настроению или
случаю.
На мгновение ему стало страшно. Тот, кто знал о нем такое... знал
слишком много. Его невидимые тюремщики, похоже, имели в запасе целую
колоду тузов.
Но Авери быстро понял, что его страх не только бесполезен, но и (по
крайней мере сейчас) просто-напросто неуместен. Пусть он пленник, но, судя
по всему, весьма привилегированный пленник. Однако: "откормим поросеночка
к празднику"... можно только, надеяться, что это не тот случай.
Кое-что, найденное им в сундуке, поразило Авери даже больше, чем
проигрыватель с пластинками. Он нашел свой старый бумажник, в котором
лежали несколько дорогих ему фотографий - Кристина, он сам в детстве и
моряком торгового флота во время Второй Мировой войны, выцветшая
фотография родителей. А еще - множество тюбиков с краской, палитра, кисти
и несколько холстов. Стопка романов в мягких обложках, пара старых
дневников, пачка бумаги и коробка карандашей.
И под всем этим - сигареты. Не пачка, не коробка. Нет. Почти пять
тысяч штук. Несколько слоев сигарет покрывало дно огромного чемодана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
- Субъект подавлен, - начал печатать он. - Субъект находится в
заключении. Он раздражен и озадачен. Ему скучно. Субъекту также хочется
есть и пить. Он полагает, что банда психов, в чьи руки он, вне всякого
сомнения, попал, могла бы приличия ради дать ему покушать и чего-нибудь
выпить.
- Уточните: В настоящий момент что вы предпочитаете: воду, алкоголь,
чай или кофе?
- В настоящий момент я предпочитаю, - отвечал Авери, - алкоголь -
если возможно, бренди, и побольше. И кофе.
На этом их диалог прервался. Авери сидел и смотрел на часы. Две
минуты ничего не происходило. А потом он услышал щелчок и, повернувшись,
увидел, как открылась прямоугольная панель в стене. Авери подошел поближе.
Перед ним на пластмассовом подносе стояли тарелочка куриного салата,
аппетитно украшенного свежими листьями зеленого салата, петрушки и
кусочками помидора, и миниатюрная бутылочка трехзвездного "Мартеля". А еще
- кофейник, полный ароматного кофе, крохотный кувшинчик сливок, вазочка с
сахарным песком, кофейная чашка с блюдцем и стаканчик для бренди. Ну и,
конечно, ложка, вилка и нож.
Взяв поднос, Авери отнес его на стол. Ниша в стене оставалась
открытой.
Повинуясь внезапному порыву, Авери быстро подошел к печатной машинке,
которая не была печатной машинкой, и набрал новое сообщение.
- Вы забыли хлеб с маслом.
- Уточните: сколько кусков хлеба?
- Один... Белый. Тонкий.
Отверстие в стене закрылось. Десять секунд спустя оно вновь
открылось.
В нише на маленькой тарелочке лежал кубик масла и хлеб. Один кусок.
Белый. Тонкий.
Авери сел за стол и принялся за еду. Салат оказался восхитительным,
цыпленок - нежным и необыкновенно вкусным. Авери решил, что смерть от
истощения ему не грозит.
За едой он пытался спокойно обдумать положение, в которое попал. Но
почему-то он никак не мог сосредоточиться. Его голова просто-напросто не
желала думать. Она прозрачно намекала: хватит неожиданностей. Пошли они к
черту! Все рано или поздно разрешится само собой.
Вот только разрешится ли? Он попал в положение, которое ни с какой
точки зрения нельзя было назвать нормальным. Только что, как ему казалось,
он гулял в парке Кенсингтона, а в следующий миг уже проснулся, где? В
супер-современном сумасшедшем доме? Или в тайном убежище рехнувшегося
миллионера?..
Авери был не просто сбит с толку. Он здорово сомневался в своей
способности догадаться, что к чему в этой странной реальности... а может,
сна во сне о комнате с металлическими стенами, о таинственной пишущей
машинке, о салате с куриным мясом и обо всем прочем.
Но понемногу что-то всплывало в его памяти, что-то о каком-то
кристалле... Горящем кристалле... Где-то, когда-то он видел маленький
кристаллик, горящий холодным светом... кристаллик с точкой ослепительного
ледяного огня в центре. Но, возможно, это тоже был всего лишь сон...
Отбросив бесплодные попытки связать воедино смутные воспоминания и
беспочвенные домыслы, Авери налег на бренди и кофе. Все рано или поздно
разрешится само собой. Должно разрешиться!
Бренди оказался неважнецким, а кофе, наоборот, очень даже ничего.
Допив чашку, Авери понял, что ему чего-то не хватает. Чего-то жизненно
важного. Ему хотелось курить.
Пошарив по карманам, он нашел свою зажигалку. Но сигарет не было. Тут
только он заметил, что кто-то снял с него подбитую мехом кожаную куртку, в
которой он гулял в парке. Авери оглядел комнату, которую уже начал
называть камерой, но куртки нигде не было.
Он подошел к пишущей машинке и набрал:
- Сигареты, пожалуйста.
Ответ не заставил себя долго ждать:
- В сундуке под кроватью есть запас сигарет.
Авери мысленно обругал себя за то, что первым делом не заглянул под
кровать.
Он вытащил сундук. Большой, совершенно новый и тяжелый - такой мог бы
купить какой-нибудь офицер или начинающий дипломат в магазине для
военнослужащих. На нем было шесть тяжелых медных застежек и замок - все
открыты. Авери приподнял крышку и заглянул внутрь. И обомлел.
Внутри лежало несколько рубашек с коротким рукавом, три пары
тренировочных штанов, пара штормовок - все с иголочки. А также пара старых
кожаных сандалий, которые Авери не мог не узнать, и две пары точно таких
же, только новых. А еще свитера, носки и аптечка - все опять-таки
новехонькое.
Авери уже ничему не удивлялся. Все это было просто-напросто
невозможно. Он вываливал вещи прямо на пол...
Рядом со своими туалетными принадлежностями он обнаружил несколько
пачек бритв и дюжину кусков мыла. Бок-о-бок с ними лежал легкий
проигрыватель (как выяснилось в дальнейшем, заводящийся вручную) и стопка
новеньких пластинок. Среди них: Бетховен (Пятая симфония и Пятый же
концерт для фортепьяно), Бах - Токката, фуги и концерт для двух
виолончелей, несколько вальсов, избранные мелодии из "Моя прекрасная
леди", несколько пластинок Шопена, симфония Нового Мира и запись песни
"Моя любовь как красная, красная роза" - песни, полной мучительных
воспоминаний, песни, принадлежавшей совсем другому миру - тому, который он
так недолго делил с Кристиной.
Авери бессильно глядел на пластинки. Кто-то, судя по всему, здорово
покопался в его голове - ведь это были все его самые любимые записи. В
аккуратной, заранее распланированной жизни Ричарда Авери каждой из них
отводилось свое место; каждая соответствовала какому-то настроению или
случаю.
На мгновение ему стало страшно. Тот, кто знал о нем такое... знал
слишком много. Его невидимые тюремщики, похоже, имели в запасе целую
колоду тузов.
Но Авери быстро понял, что его страх не только бесполезен, но и (по
крайней мере сейчас) просто-напросто неуместен. Пусть он пленник, но, судя
по всему, весьма привилегированный пленник. Однако: "откормим поросеночка
к празднику"... можно только, надеяться, что это не тот случай.
Кое-что, найденное им в сундуке, поразило Авери даже больше, чем
проигрыватель с пластинками. Он нашел свой старый бумажник, в котором
лежали несколько дорогих ему фотографий - Кристина, он сам в детстве и
моряком торгового флота во время Второй Мировой войны, выцветшая
фотография родителей. А еще - множество тюбиков с краской, палитра, кисти
и несколько холстов. Стопка романов в мягких обложках, пара старых
дневников, пачка бумаги и коробка карандашей.
И под всем этим - сигареты. Не пачка, не коробка. Нет. Почти пять
тысяч штук. Несколько слоев сигарет покрывало дно огромного чемодана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55