Некоторые посещали нас больше года. Работая в центре оценки развития, мы проводили много времени с детьми-аутистами и, открывая ранчо, настаивали, чтобы сюда приводили всех пациентов, независимо от тяжести состояния. Это казалось нам особенно важным. Но некоторые дети… Я просто не могу понять, как до них достучаться! Иногда мне кажется, что мы не движемся вперед, а намертво забуксовали.
Я не говорю, что это бесполезная затея, - продолжала она. - Некоторым детям посещение ранчо очень помогло. Они приезжали сюда несколько выходных подряд, и… словно бутон распускался в прекрасный цветок. Глядя на это чудо, когда детский разум открывается новым идеям и возможностям и больные малыши едут верхом с широкой улыбкой на лице, убеждаешься - результат стоит любых усилий. Сразу хочется, чтобы такое происходило с каждым ребенком, который сюда приходит. Раньше мне казалось, что дело в настойчивости и регулярности и можно помочь всем, но это не так. Некоторых детей так и не удается подвести к лошади, не говоря уже о том, чтобы прокатить верхом.
- Ты же понимаешь, это не твоя вина. Я тоже был не в восторге от верховой езды, помнишь?
Саванна хихикнула, как маленькая девочка.
- Еще бы не помнить. Первый раз в седле ты выглядел более испуганным, чем большинство детей с аутизмом.
- Вовсе нет, - возразил я. - Да и Пеппер твой был слишком горячий.
- Ха! - возмутилась Саванна. - А почему, по-твоему, я тебе его подвела? Он самый послушный конь, какого только можно себе вообразить! Да он шага неосторожного под седлом не ступит!
- Нет, он горячился, - уперся я.
- Вот что значит новичок, - поддела она. - Но пусть ты даже не прав, я тронута, что ты до сих пор все помнишь.
Игривая живость Саванны разбудила во мне самые волнующие воспоминания.
- Конечно, помню, - сказал я. - То были самые счастливые дни моей жизни. Я их никогда не забуду. - За спиной Саванны я видел, как ретривер бродит по пастбищу. - Может, поэтому я до сих пор не женился.
Уверенность в ее взгляде пропала.
- Я тоже помню те дни, - сказала она.
- Вот как?
- Конечно. Не хочешь - не верь, но это правда. Сказанное повисло в воздухе незримой тяжестью.
- Ты счастлива, Саванна? - помолчав, спросил я. Она криво улыбнулась:
- В основном - да. А ты?
- Не знаю, - ответил я. Саванна снова засмеялась:
- Твой любимый ответ! У тебя просто рефлекс какой-то выработался. И давно. Почему ты не спросишь напрямик, о чем приехал спросить?
- И о чем же, по-твоему, я приехал спросить?
- Люблю я мужа или нет. Разве не так? - спросила она, отворачиваясь.
На секунду я онемел, но не мог не признать, что женский инстинкт пострашнее детектора лжи. Именно за этим я и приехал.
- Да, - ответила она, снова прочитав мои мысли. - Я люблю его.
Искренность, в которой трудно было усомниться, больно задела меня, но не успел я обидеться, как Саванна спросила:
- Ты сегодня ужинал?
Я все еще переваривал услышанное и машинально ответил:
- Нет. Вообще-то я не завтракал и не обедал. Саванна покачала головой.
- У меня оставалось тушеное мясо. У тебя хватит времени поужинать?
Я снова подумал о ее муже, но согласился:
- Спасибо, с удовольствием.
Мы направились к дому и остановились перед крыльцом, где были выставлены в ряд несколько пар видавших виды ковбойских сапог, перепачканных землей. Саванна взяла меня за руку - очень естественно и легко - и держалась за нее, чтобы не потерять равновесия, пока стягивала свои сапоги. Возможно, именно ее прикосновение придало мне смелости долго смотреть на нее. Я любовался ее загадочностью и зрелой женственностью, которые всегда придавали Саванне особенную привлекательность, но от меня не укрылись затаенная печаль и некоторая замкнутость. Мне, с моим раненым сердцем, такой Саванна казалась еще прекраснее.
Глава 19
Маленькая кухня оказалась именно такой, какие бывают в старых домах, переживших десяток ремонтов за последние сто лет: вытертый линолеум, который уже закручивается у стен, простые белые шкафы без каких-либо украшений, с толстыми от множества слоев краски дверцами, и раковина из нержавеющей стали, укрепленная под окном с ветхой деревянной рамой, которую давно пора заменить. Картину довершали кухонный стол с потрескавшейся столешницей и дровяная печь, ровесница дома, занимавшая полкухни. Впрочем, на фоне старины глаз кое-где отмечал вкрапления прогресса: рядом с раковиной красовались большой холодильник и посудомоечная машина, на которой по диагонали стояла микроволновка и начатая бутылка красного вина. Словом, здешняя обстановка чем-то напоминала папину кухню.
Открыв кухонный шкафчик, Саванна достала бокал.
- Хочешь вина?
Я покачал головой:
- Не люблю вино.
К моему удивлению, она не убрала бокал на место, а потянулась за начатой бутылкой и налила вина себе. Поставив бокал на стол, она присела.
Я тоже сел. Саванна отпила вина.
- Ты изменилась, - не удержался я.
- Многое изменилось с тех пор, как мы в последний раз виделись, - пожала она плечами и поставила бокал на стол. Когда Саванна заговорила снова, ее голос звучал тише. - Никогда не думала, что стану одной из тех, кто по вечерам глушит красненькое, уставившись в пустоту поверх стакана, однако вот тебе факт - стала.
Она принялась вращать бокал на столе. Я не знал, что и думать.
- Знаешь, забавная штука, - начала она. - Мне не все равно, что пить. Когда я выпила свой первый бокал, то не знала, хорошее вино или плохое. Теперь я стала разборчивой покупательницей.
Я уже не узнавал женщину, сидевшую передо мной.
- Не пойми меня превратно, - продолжала она. - Я помню, чему меня учили родители, и редко пью больше одного бокала перед сном. Но раз сам Иисус претворил воду в вино, я рассудила, что в этом нет большого греха.
Я улыбнулся этому силлогизму, сознавая, как несправедливо сравнивать нынешнюю Саванну с прежней. Можно подумать, над кем-нибудь время не властно.
- Я ни о чем не спрашиваю.
- Но тебе же интересно!
Некоторое время тишину нарушало лишь негромкое гудение холодильника.
- Мне очень жаль твоего папу, - сказала Саванна, ведя пальцем по трещине на столешнице. - Правда, жаль. Не могу тебе передать, сколько раз я вспоминала о нем в последние годы.
- Спасибо, - сказал я.
Саванна снова принялась вертеть бокал, пристально глядя на поднявшийся внутри маленький рубиновый водоворот.
- Хочешь поговорить о нем? - спросила она.
Вот уж в чем я не был уверен, однако сейчас, на этой старой кухне, слова находились удивительно легко. Я рассказал о первом и втором папиных инфарктах, о том, как проводил с ним отпуска, о нашей растущей дружбе и совместных прогулках, которые в конце концов пришлось прекратить. Я говорил о последних днях, проведенных с отцом, и о мучительных сборах в лечебницу. Когда я описывал похороны и нашу фотографию, найденную в конверте вместе с завещанием, Саванна взяла меня за руку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
Я не говорю, что это бесполезная затея, - продолжала она. - Некоторым детям посещение ранчо очень помогло. Они приезжали сюда несколько выходных подряд, и… словно бутон распускался в прекрасный цветок. Глядя на это чудо, когда детский разум открывается новым идеям и возможностям и больные малыши едут верхом с широкой улыбкой на лице, убеждаешься - результат стоит любых усилий. Сразу хочется, чтобы такое происходило с каждым ребенком, который сюда приходит. Раньше мне казалось, что дело в настойчивости и регулярности и можно помочь всем, но это не так. Некоторых детей так и не удается подвести к лошади, не говоря уже о том, чтобы прокатить верхом.
- Ты же понимаешь, это не твоя вина. Я тоже был не в восторге от верховой езды, помнишь?
Саванна хихикнула, как маленькая девочка.
- Еще бы не помнить. Первый раз в седле ты выглядел более испуганным, чем большинство детей с аутизмом.
- Вовсе нет, - возразил я. - Да и Пеппер твой был слишком горячий.
- Ха! - возмутилась Саванна. - А почему, по-твоему, я тебе его подвела? Он самый послушный конь, какого только можно себе вообразить! Да он шага неосторожного под седлом не ступит!
- Нет, он горячился, - уперся я.
- Вот что значит новичок, - поддела она. - Но пусть ты даже не прав, я тронута, что ты до сих пор все помнишь.
Игривая живость Саванны разбудила во мне самые волнующие воспоминания.
- Конечно, помню, - сказал я. - То были самые счастливые дни моей жизни. Я их никогда не забуду. - За спиной Саванны я видел, как ретривер бродит по пастбищу. - Может, поэтому я до сих пор не женился.
Уверенность в ее взгляде пропала.
- Я тоже помню те дни, - сказала она.
- Вот как?
- Конечно. Не хочешь - не верь, но это правда. Сказанное повисло в воздухе незримой тяжестью.
- Ты счастлива, Саванна? - помолчав, спросил я. Она криво улыбнулась:
- В основном - да. А ты?
- Не знаю, - ответил я. Саванна снова засмеялась:
- Твой любимый ответ! У тебя просто рефлекс какой-то выработался. И давно. Почему ты не спросишь напрямик, о чем приехал спросить?
- И о чем же, по-твоему, я приехал спросить?
- Люблю я мужа или нет. Разве не так? - спросила она, отворачиваясь.
На секунду я онемел, но не мог не признать, что женский инстинкт пострашнее детектора лжи. Именно за этим я и приехал.
- Да, - ответила она, снова прочитав мои мысли. - Я люблю его.
Искренность, в которой трудно было усомниться, больно задела меня, но не успел я обидеться, как Саванна спросила:
- Ты сегодня ужинал?
Я все еще переваривал услышанное и машинально ответил:
- Нет. Вообще-то я не завтракал и не обедал. Саванна покачала головой.
- У меня оставалось тушеное мясо. У тебя хватит времени поужинать?
Я снова подумал о ее муже, но согласился:
- Спасибо, с удовольствием.
Мы направились к дому и остановились перед крыльцом, где были выставлены в ряд несколько пар видавших виды ковбойских сапог, перепачканных землей. Саванна взяла меня за руку - очень естественно и легко - и держалась за нее, чтобы не потерять равновесия, пока стягивала свои сапоги. Возможно, именно ее прикосновение придало мне смелости долго смотреть на нее. Я любовался ее загадочностью и зрелой женственностью, которые всегда придавали Саванне особенную привлекательность, но от меня не укрылись затаенная печаль и некоторая замкнутость. Мне, с моим раненым сердцем, такой Саванна казалась еще прекраснее.
Глава 19
Маленькая кухня оказалась именно такой, какие бывают в старых домах, переживших десяток ремонтов за последние сто лет: вытертый линолеум, который уже закручивается у стен, простые белые шкафы без каких-либо украшений, с толстыми от множества слоев краски дверцами, и раковина из нержавеющей стали, укрепленная под окном с ветхой деревянной рамой, которую давно пора заменить. Картину довершали кухонный стол с потрескавшейся столешницей и дровяная печь, ровесница дома, занимавшая полкухни. Впрочем, на фоне старины глаз кое-где отмечал вкрапления прогресса: рядом с раковиной красовались большой холодильник и посудомоечная машина, на которой по диагонали стояла микроволновка и начатая бутылка красного вина. Словом, здешняя обстановка чем-то напоминала папину кухню.
Открыв кухонный шкафчик, Саванна достала бокал.
- Хочешь вина?
Я покачал головой:
- Не люблю вино.
К моему удивлению, она не убрала бокал на место, а потянулась за начатой бутылкой и налила вина себе. Поставив бокал на стол, она присела.
Я тоже сел. Саванна отпила вина.
- Ты изменилась, - не удержался я.
- Многое изменилось с тех пор, как мы в последний раз виделись, - пожала она плечами и поставила бокал на стол. Когда Саванна заговорила снова, ее голос звучал тише. - Никогда не думала, что стану одной из тех, кто по вечерам глушит красненькое, уставившись в пустоту поверх стакана, однако вот тебе факт - стала.
Она принялась вращать бокал на столе. Я не знал, что и думать.
- Знаешь, забавная штука, - начала она. - Мне не все равно, что пить. Когда я выпила свой первый бокал, то не знала, хорошее вино или плохое. Теперь я стала разборчивой покупательницей.
Я уже не узнавал женщину, сидевшую передо мной.
- Не пойми меня превратно, - продолжала она. - Я помню, чему меня учили родители, и редко пью больше одного бокала перед сном. Но раз сам Иисус претворил воду в вино, я рассудила, что в этом нет большого греха.
Я улыбнулся этому силлогизму, сознавая, как несправедливо сравнивать нынешнюю Саванну с прежней. Можно подумать, над кем-нибудь время не властно.
- Я ни о чем не спрашиваю.
- Но тебе же интересно!
Некоторое время тишину нарушало лишь негромкое гудение холодильника.
- Мне очень жаль твоего папу, - сказала Саванна, ведя пальцем по трещине на столешнице. - Правда, жаль. Не могу тебе передать, сколько раз я вспоминала о нем в последние годы.
- Спасибо, - сказал я.
Саванна снова принялась вертеть бокал, пристально глядя на поднявшийся внутри маленький рубиновый водоворот.
- Хочешь поговорить о нем? - спросила она.
Вот уж в чем я не был уверен, однако сейчас, на этой старой кухне, слова находились удивительно легко. Я рассказал о первом и втором папиных инфарктах, о том, как проводил с ним отпуска, о нашей растущей дружбе и совместных прогулках, которые в конце концов пришлось прекратить. Я говорил о последних днях, проведенных с отцом, и о мучительных сборах в лечебницу. Когда я описывал похороны и нашу фотографию, найденную в конверте вместе с завещанием, Саванна взяла меня за руку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67