Повышают фашисты цену. 20 тысяч марок за поимку советского генерала. Рыщут любители денег и славы, хватают в мечтах Доватора.
Как гроза, как весенний гром, идёт по фашистским тылам Доватор.
Бросает фашистов в дрожь. Проснутся, ветра услышав свист.
— Доватор! — кричат. — Доватор!
Услышат удар копыт.
— Доватор! Доватор!
Повышают фашисты цену. 50 тысяч марок назначают они умелому. Лежат без хозяина эти деньги. Как сон, как миф, для врагов Доватор.
Едет верхом на коне Доватор. Легенда следом за ним идёт.
НАТАШКА
Среди лесов и полей Подмосковья затерялось небольшое село Сергеевское. Стоит оно ладное-ладное. Избы словно только родились на белый свет.
Любит Наташка своё Сергеевское. Резные ставни. Резные крылечки. Колодцы поют здесь песни. Калитки поют здесь песни. Басом скрипят ворота. Соревнуются в крике голосистые петухи. Хороши леса и рощи. Малина в лесах, орешник. Хоть на возах вывози грибы.
Любит Наташка своё Сергеевское. Речка журчит здесь Воря. Хороши берега у Вори. Травка. Песочек. Склонились ивы. Рыбий под вечер всплеск.
И люди в Сергеевском тоже особые. Добрые-добрые!
Солнце Наташке светит. Люди Наташке светят. Дарит улыбки мир.
И вдруг оборвалось всё, как сон, как тропа над кручей. Кончилась мирная жизнь в Сергеевском. Опалила война округу. Попало к врагам Сергеевское.
Вступили в село фашисты. Разместились фашисты в крестьянских избах. Выгнали жителей всех на улицу.
В погребах и землянках укрылись люди. Живут все в страхе, как тёмной ночью. До самой зимы, до снега в руках у врагов находилось Сергеевское. Но вот долетела сюда канонада. Сверкнула радость — идут свои!
— Свои!
Ждут в Сергеевском избавления. Ожидают Советскую Армию. И вдруг обежали фашисты погреба и землянки. Выгнали снова людей на улицу. Согнали в сарай, что стоял на краю Сергеевского. Закрыли на все засовы.
Смотрит Наташка: вот мамка, вот бабка, соседи, соседки. Полно народа.
— Чего нас, мамка, в сарай загнали? — лезет Наташка.
Не понимает, не знает, не может ответить мать.
Сильнее слышна за селом канонада. Радость у всех:
— Свои!
И вдруг кто-то тихо, затем что есть силы:
— Горим!
Глянули люди. Дым повалил сквозь щели. Огонь побежал по брёвнам.
— Горим!
Бросились люди к дверям сарая. Закрыты двери на все засовы. Даже снаружи чем-то тяжёлым подпёрты.
Всё больше и больше в сарае огня и дыма. Задыхаться начали люди. Не хватает Наташке воздуха. Пламя ползёт к шубейке. Уткнулась, прижалась Наташка к матери. Ослабла, забылась девочка. Сколько времени прошло — не знает. Вдруг слышит:
— Наташка! Наташка!
Открыла глаза Наташка. Не в сарае она, на снегу, под чистым небом. Ясно Наташке — успели наши, пришло спасение. Улыбнулась Наташка и вновь забылась.
Перенесли её в дом. Отлежалась, к утру поправилась. А утром побежала девочка по селу. Как именинник стоит Сергеевское. Запели опять калитки. Запели опять колодцы. Заговорили ворота басом. Бежит Наташка. Снег под ногами хрустит, искрится, озорно белизной сверкает. Добежала до речки Вори. Взлетела на кручу. Остановилась вдруг, замерла. Холм из свежей земли над Ворей. Красная звёздочка сверху вкопана. Дощечка под звёздочкой. На дощечке идут фамилии. Смотрит на холм Наташка. Два солдата рядом стоят с лопатами.
— Кто здесь такие, дяденьки? — показала на холм Наташка.
Посмотрели бойцы на девочку.
— Спаситель здесь твой лежит.
Войны без смертей не бывает. Свобода нелёгкой ценой достаётся.
ТУЛУПИН
Стрелковая рота вступила в село. Правда, не первой. Освободили село другие. Ещё утром бежали отсюда фашисты.
Идут солдаты вдоль главной улицы. Сохранилось село. Быстро бежали фашисты. Ни сжечь, ни разрушить ничего не успели.
Подошли солдаты к крайнему дому. Дом-пятистенок. Калитка. Ворота. На воротах написано что-то. Заинтересовались солдаты. Читают: «Прощай, Москва, уходим в Берлин. Ефрейтор Беккерс».
— Вот это здорово, — рассмеялись солдаты. — Значит, прощай, Москва, прощай, надежды.
— Хоть и фашист, а верную надпись сделал.
Присмотрелись солдаты, а внизу и ещё слова. Кто-то приписку сделал. Читают бойцы приписку: «Ничего, догоним. Рядовой Тулупин».
Рассмеялись солдаты:
— Вот это по-нашему!
— Вот молодец Тулупин!
— Мужик с головой, выходит.
Понравилось бойцам солдатское добавление. Интересно им узнать о судьбе Тулупина. Может, Тулупин фашиста уже догнал?
Идут вперёд солдаты. Всюду наводят о Тулупине справки. Кого ни встретят — пехотинцев, танкистов, артиллеристов — сразу с вопросом:
— Нет ли у вас Тулупина?
Фамилия не очень частая. Скорее, редкая. Не попадается им Тулупин.
Зашли солдаты за Можайск, за Медынь, дальше фашистов гонят. Нет и нет, не встречается им Тулупин. И вдруг в одном месте…
— Есть, — говорят, — Тулупин.
Кинулись солдаты к бойцу:
— Тулупин?
— Тулупин.
— Писал на воротах?
— На каких на воротах? — поразился боец.
Объясняют солдаты.
— Нет, не писал, — отвечает Тулупин.
Огорчились солдаты:
— Не тот Тулупин.
Продолжает армия ратный путь. Движутся вперёд солдаты, освобождают родную землю. Наступают солдаты и всюду:
— Есть ли у вас Тулупин?
— Есть ли у вас Тулупин?
И вот…
— Есть, — говорят, — Тулупин.
Бросились солдаты к бойцу:
— Тулупин?
— Тулупин.
— Писал на воротах?
— На каких на воротах? — поразился боец.
Объясняют солдаты.
— Нет, не писал, — отвечает Тулупин.
— Э-эх, снова не тот, — огорчились солдаты.
— Не повезло.
Много километров прошагали вперёд солдаты. Продолжают искать Тулупина. Тревожиться стали солдаты:
— Может, ранен, попал в санбат?
— Может, убит Тулупин?
И вдруг:
— Есть Тулупин!
— Тулупин?
— Тулупин.
— Тот самый?
— Сдаётся, тот.
Повстречались солдаты с Тулупиным и сразу ему про Беккерса.
— Беккерс… Беккерс? — стал вспоминать солдат. — Ах, Беккерс! Догнали, догнали его, родимые!
Оживились солдаты:
— Давно?
— С месяц уже, считай.
Довольны солдаты — попался Беккерс. Лезут опять к Тулупину:
— Здорово ты на воротах…
— Что на воротах?
— Здорово ты написал.
— Что написал? — поразился боец. — На каких на воротах?! — стоит, на солдат удивлённо смотрит.
Вот так дела. Ясно солдатам — снова не тот Тулупин.
Заговорили опять о Беккерсе.
— Помню Беккерса, помню, — повторяет Тулупин. — Как же, помню полковник Беккерс. Нашей ротой был схвачен в плен.
— Полковник? — смутились солдаты. (На воротах писал ефрейтор.)
— Полковник, — сказал Тулупин.
Ясно теперь солдатам, что и Беккерс совсем не тот.
Простились солдаты. Дальше пошли походом.
Сожалеют солдаты:
— Эх, Беккерс не тот и не тот Тулупин.
Тут же со всеми шагает старшина Задорожный. Посмотрел на друзей Задорожный:
— Тот — не тот! Да в этом ли разве дело. Братцы, хватай за суть. Время смотри какое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131
Как гроза, как весенний гром, идёт по фашистским тылам Доватор.
Бросает фашистов в дрожь. Проснутся, ветра услышав свист.
— Доватор! — кричат. — Доватор!
Услышат удар копыт.
— Доватор! Доватор!
Повышают фашисты цену. 50 тысяч марок назначают они умелому. Лежат без хозяина эти деньги. Как сон, как миф, для врагов Доватор.
Едет верхом на коне Доватор. Легенда следом за ним идёт.
НАТАШКА
Среди лесов и полей Подмосковья затерялось небольшое село Сергеевское. Стоит оно ладное-ладное. Избы словно только родились на белый свет.
Любит Наташка своё Сергеевское. Резные ставни. Резные крылечки. Колодцы поют здесь песни. Калитки поют здесь песни. Басом скрипят ворота. Соревнуются в крике голосистые петухи. Хороши леса и рощи. Малина в лесах, орешник. Хоть на возах вывози грибы.
Любит Наташка своё Сергеевское. Речка журчит здесь Воря. Хороши берега у Вори. Травка. Песочек. Склонились ивы. Рыбий под вечер всплеск.
И люди в Сергеевском тоже особые. Добрые-добрые!
Солнце Наташке светит. Люди Наташке светят. Дарит улыбки мир.
И вдруг оборвалось всё, как сон, как тропа над кручей. Кончилась мирная жизнь в Сергеевском. Опалила война округу. Попало к врагам Сергеевское.
Вступили в село фашисты. Разместились фашисты в крестьянских избах. Выгнали жителей всех на улицу.
В погребах и землянках укрылись люди. Живут все в страхе, как тёмной ночью. До самой зимы, до снега в руках у врагов находилось Сергеевское. Но вот долетела сюда канонада. Сверкнула радость — идут свои!
— Свои!
Ждут в Сергеевском избавления. Ожидают Советскую Армию. И вдруг обежали фашисты погреба и землянки. Выгнали снова людей на улицу. Согнали в сарай, что стоял на краю Сергеевского. Закрыли на все засовы.
Смотрит Наташка: вот мамка, вот бабка, соседи, соседки. Полно народа.
— Чего нас, мамка, в сарай загнали? — лезет Наташка.
Не понимает, не знает, не может ответить мать.
Сильнее слышна за селом канонада. Радость у всех:
— Свои!
И вдруг кто-то тихо, затем что есть силы:
— Горим!
Глянули люди. Дым повалил сквозь щели. Огонь побежал по брёвнам.
— Горим!
Бросились люди к дверям сарая. Закрыты двери на все засовы. Даже снаружи чем-то тяжёлым подпёрты.
Всё больше и больше в сарае огня и дыма. Задыхаться начали люди. Не хватает Наташке воздуха. Пламя ползёт к шубейке. Уткнулась, прижалась Наташка к матери. Ослабла, забылась девочка. Сколько времени прошло — не знает. Вдруг слышит:
— Наташка! Наташка!
Открыла глаза Наташка. Не в сарае она, на снегу, под чистым небом. Ясно Наташке — успели наши, пришло спасение. Улыбнулась Наташка и вновь забылась.
Перенесли её в дом. Отлежалась, к утру поправилась. А утром побежала девочка по селу. Как именинник стоит Сергеевское. Запели опять калитки. Запели опять колодцы. Заговорили ворота басом. Бежит Наташка. Снег под ногами хрустит, искрится, озорно белизной сверкает. Добежала до речки Вори. Взлетела на кручу. Остановилась вдруг, замерла. Холм из свежей земли над Ворей. Красная звёздочка сверху вкопана. Дощечка под звёздочкой. На дощечке идут фамилии. Смотрит на холм Наташка. Два солдата рядом стоят с лопатами.
— Кто здесь такие, дяденьки? — показала на холм Наташка.
Посмотрели бойцы на девочку.
— Спаситель здесь твой лежит.
Войны без смертей не бывает. Свобода нелёгкой ценой достаётся.
ТУЛУПИН
Стрелковая рота вступила в село. Правда, не первой. Освободили село другие. Ещё утром бежали отсюда фашисты.
Идут солдаты вдоль главной улицы. Сохранилось село. Быстро бежали фашисты. Ни сжечь, ни разрушить ничего не успели.
Подошли солдаты к крайнему дому. Дом-пятистенок. Калитка. Ворота. На воротах написано что-то. Заинтересовались солдаты. Читают: «Прощай, Москва, уходим в Берлин. Ефрейтор Беккерс».
— Вот это здорово, — рассмеялись солдаты. — Значит, прощай, Москва, прощай, надежды.
— Хоть и фашист, а верную надпись сделал.
Присмотрелись солдаты, а внизу и ещё слова. Кто-то приписку сделал. Читают бойцы приписку: «Ничего, догоним. Рядовой Тулупин».
Рассмеялись солдаты:
— Вот это по-нашему!
— Вот молодец Тулупин!
— Мужик с головой, выходит.
Понравилось бойцам солдатское добавление. Интересно им узнать о судьбе Тулупина. Может, Тулупин фашиста уже догнал?
Идут вперёд солдаты. Всюду наводят о Тулупине справки. Кого ни встретят — пехотинцев, танкистов, артиллеристов — сразу с вопросом:
— Нет ли у вас Тулупина?
Фамилия не очень частая. Скорее, редкая. Не попадается им Тулупин.
Зашли солдаты за Можайск, за Медынь, дальше фашистов гонят. Нет и нет, не встречается им Тулупин. И вдруг в одном месте…
— Есть, — говорят, — Тулупин.
Кинулись солдаты к бойцу:
— Тулупин?
— Тулупин.
— Писал на воротах?
— На каких на воротах? — поразился боец.
Объясняют солдаты.
— Нет, не писал, — отвечает Тулупин.
Огорчились солдаты:
— Не тот Тулупин.
Продолжает армия ратный путь. Движутся вперёд солдаты, освобождают родную землю. Наступают солдаты и всюду:
— Есть ли у вас Тулупин?
— Есть ли у вас Тулупин?
И вот…
— Есть, — говорят, — Тулупин.
Бросились солдаты к бойцу:
— Тулупин?
— Тулупин.
— Писал на воротах?
— На каких на воротах? — поразился боец.
Объясняют солдаты.
— Нет, не писал, — отвечает Тулупин.
— Э-эх, снова не тот, — огорчились солдаты.
— Не повезло.
Много километров прошагали вперёд солдаты. Продолжают искать Тулупина. Тревожиться стали солдаты:
— Может, ранен, попал в санбат?
— Может, убит Тулупин?
И вдруг:
— Есть Тулупин!
— Тулупин?
— Тулупин.
— Тот самый?
— Сдаётся, тот.
Повстречались солдаты с Тулупиным и сразу ему про Беккерса.
— Беккерс… Беккерс? — стал вспоминать солдат. — Ах, Беккерс! Догнали, догнали его, родимые!
Оживились солдаты:
— Давно?
— С месяц уже, считай.
Довольны солдаты — попался Беккерс. Лезут опять к Тулупину:
— Здорово ты на воротах…
— Что на воротах?
— Здорово ты написал.
— Что написал? — поразился боец. — На каких на воротах?! — стоит, на солдат удивлённо смотрит.
Вот так дела. Ясно солдатам — снова не тот Тулупин.
Заговорили опять о Беккерсе.
— Помню Беккерса, помню, — повторяет Тулупин. — Как же, помню полковник Беккерс. Нашей ротой был схвачен в плен.
— Полковник? — смутились солдаты. (На воротах писал ефрейтор.)
— Полковник, — сказал Тулупин.
Ясно теперь солдатам, что и Беккерс совсем не тот.
Простились солдаты. Дальше пошли походом.
Сожалеют солдаты:
— Эх, Беккерс не тот и не тот Тулупин.
Тут же со всеми шагает старшина Задорожный. Посмотрел на друзей Задорожный:
— Тот — не тот! Да в этом ли разве дело. Братцы, хватай за суть. Время смотри какое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131