и еще его заботило благоденствие Сюзи, хотя на этот счет Гаррисону не надо было беспокоиться. Любовь огромной черной суки, казалось, росла пропорционально времени его отсутствия, и, странно, его любовь также усиливалась.
Примерно в это время Гаррисона посетила новая идея. Что навело его на такую мысль, он никогда не мог бы сказать определенно, за исключением того, что, возможно, в своей слепоте он очень скучал по такому простому удовольствию, как водить машину. Может быть, тот случай, когда однажды Кених, ведя машину по северной окружной дороге, пристроился за большим, отчетливо различимым грузовиком и удивился замечанию своего хозяина, что если бы он сейчас прибавил газ, то без особого труда смог бы обогнать этот грузовик, несмотря на интенсивное движение. У Гаррисона чувство дороги - чувство скорости, направления и времени - выросло во всех отношениях, как бы компенсируя его слепоту. Кених даже заметил:
- Знаешь, Ричард, я уверен, что, если бы с твоей стороны был второй руль, ты мог бы совершенно спокойно вести машину сам!
Апрель застал эту пару в Париже (атмосфера этого города была особенно близка Гаррисону, напоминая ему острое благоухание). “Мерседес” в специальном лондонском гараже переделывали на двустороннее управление. Работа была еще не закончена, когда они в середине мая вернулись на четыре дня, но это их не расстроило. Разумеется, они приехали домой в основном, чтобы увидеться с Сюзи.
Затем, на Крите, в конце месяца, - еще одно странное событие.
Чтобы путешествовать по острову, они наняли маленький автомобиль. Кених хорошо знал Крит: несколько раз бывал здесь с Томасом Шредером. С точки зрения Гаррисона, обстановка была такой же, как и на Кипре, ему ничего больше и не надо было, как сидеть на террасе прибрежного кафе около моря и есть кебабы, запеченные в пресном тесте, запивая еду дешевым бренди.
Они остановились в Кастолеоне и в первый же день посетили Кносский дворец. С Гаррисона было достаточно туризма. Он настаивал, что на Крите он не турист и больше не может выносить монотонно бубнящих гидов и толпы экскурсантов. К тому же, хотя он ни разу в жизни не был на острове, он довольно много читал об этом месте, поэтому для него здесь оказалось мало нового и странного. Возможно, это было следствием лет, проведенных на Кипре, а может чего-то совершенно другого. Как бы то ни было он чувствовал, что в дальнейшем будет лучше просто ехать на машине, избегая все местные достопримечательности, и останавливаться в лежащих в стороне от дороги городках и деревнях, которые большинство туристов обычно обходят стороной.
В полдень третьего дня, когда они в молчании ели темные оливки и пили узо в маленьком ресторанчике с северной стороны у подножья горы Иды, Кених вдруг заговорил.
- У Томаса здесь есть очень хороший Друг. Или был, о, уже десять лет назад! Странно, но я не чувствую, что прошло десять лет с тех пор, как я в последний раз был здесь, - он пожал плечами. - Может быть, он уже умер. Он и тогда был старым.
Гаррисон поднял глаза и, казалось, разглядывал его через свои отражающие, иногда загадочные, линзы.
- О, нет, я так не думаю. Почему бы нам просто не поехать в Ретимнон? - конечно, он не видел выражения лица Кениха, когда произносил эти слова, но определил нечто вроде удивления в его голосе:
- Да, Ретимнон. В заливе Армирас. Но, Ричард, как ты узнал об этом? Гаррисон нахмурился.
- Ничего таинственного, - ответил он, на мгновение заколебавшись. - Должно быть, Томас упоминал его при мне...
- Я не могу поверить этому, Ричард, - медленно произнес Кених.
- Но я уверен в этом! - Гаррисон ответил слишком быстро. - Герхард Кельтнер. Да, определенно.
Кених взял его за локоть и сильно сжал. Его голос был холодным и очень тихим.
- Осторожно, Ричард! Да, ты прав, его имя Кельтнер. Это имя, которое верно или искаженно значится в самых первых строчках розыскных за нацистами во всем мире! Если нам придется встретиться с ним, это может быть совершенно другой человек.
Гаррисон ударил себя по лбу, осознавая внезапную головную боль. Складки неуверенности пробороздили его лоб.
- Да.., конечно, - запинаясь, произнес он. - Никое Караламбоу... - и по мере увеличения головной боли он чувствовал увеличивающееся изумление другого.
- Ричард, - прошептал Кених, - невозможно, чтобы Томас упомянул оба имени этого человека.., одному и тому же липу. Я...
- Моя память действительно... - перебил его Гаррисон, на мгновение задохнувшись и сжимая виски, прежде чем продолжить, - ., удивляет, да?
- Да, удивляет, если это только на самом деле твоя память! Но у тебя болит голова. Забудь на мгновение об этом Караламбоу. Может быть, нам стоит остановиться сегодня здесь, а может, найдем место получше в Маргаритос, а завтра отправимся в Ретимнон?
- Нет, - ответил Гаррисон, стряхивая заботливую руку Кениха. - Нет, со мной все будет в порядке. Давай отправимся в Ретимнон сегодня, прямо сейчас. Я должен знать...
- Что?
- ..Этот Никое Караламбоу действительно тот человек, которого я помню, - он повернул бледное лицо и, казалось, снова посмотрел на Кениха. - Если это так, то откуда я его помню?
* * *
Он оказался тем же самым лицом, но это едва ли отвечало на вопрос Гаррисона. В любом случае странная фаза ложных воспоминаний уже миновала его к тому времени, когда он оказался лицом к лицу с незнакомцем, которого, он думал, что знал, чьи имена он вспомнил, даже не зная их.
Был ранний вечер, когда Гаррисон и Кених прибыли в Ретимнон. Зная путь, огромный немец повел машину прямо по береговой дороге в западную часть городка, свернул на дорогу, которая вела к пляжу, где Критское море голубыми волнами (и чуть-чуть маслянистыми) набегало на песчаный берег. В четверти мили дальше по пляжу стоял дом Караламбоу, довольно современный, с плоской крышей в островном стиле. Вокруг него рос обнесенный стеной сад цитрусовых и гранатовых деревьев. Не особенно богатый дом, но не без очарования и некоторой критской красоты, так что любому чужестранцу было совершенно очевидно, что владелец - коренной житель Крита или грек с континента, которые приезжают сюда после выхода на пенсию.
Кених припарковал машину и провел своего друга и хозяина в сад черед небрежно построенную, обвитую виноградной лозой арку из кирпича и шпалер. Сидевший там в лучах быстро угасающего заката загорелый, сморщенный человечек шевелил горячую золу догорающего костра под шипящими и пузырящимися кусками баранины. Около него на сидении тростникового стула находились тарелки с ломтиками томатов, нарезанным кубиками огурцом, измельченным кресс-салатом и другой зеленью, и большой, только что разрезанный пополам, лимон.
Когда Кених и Гаррисон подошли, он поднял глаза, улыбнулся и крикнул в сторону дома:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
Примерно в это время Гаррисона посетила новая идея. Что навело его на такую мысль, он никогда не мог бы сказать определенно, за исключением того, что, возможно, в своей слепоте он очень скучал по такому простому удовольствию, как водить машину. Может быть, тот случай, когда однажды Кених, ведя машину по северной окружной дороге, пристроился за большим, отчетливо различимым грузовиком и удивился замечанию своего хозяина, что если бы он сейчас прибавил газ, то без особого труда смог бы обогнать этот грузовик, несмотря на интенсивное движение. У Гаррисона чувство дороги - чувство скорости, направления и времени - выросло во всех отношениях, как бы компенсируя его слепоту. Кених даже заметил:
- Знаешь, Ричард, я уверен, что, если бы с твоей стороны был второй руль, ты мог бы совершенно спокойно вести машину сам!
Апрель застал эту пару в Париже (атмосфера этого города была особенно близка Гаррисону, напоминая ему острое благоухание). “Мерседес” в специальном лондонском гараже переделывали на двустороннее управление. Работа была еще не закончена, когда они в середине мая вернулись на четыре дня, но это их не расстроило. Разумеется, они приехали домой в основном, чтобы увидеться с Сюзи.
Затем, на Крите, в конце месяца, - еще одно странное событие.
Чтобы путешествовать по острову, они наняли маленький автомобиль. Кених хорошо знал Крит: несколько раз бывал здесь с Томасом Шредером. С точки зрения Гаррисона, обстановка была такой же, как и на Кипре, ему ничего больше и не надо было, как сидеть на террасе прибрежного кафе около моря и есть кебабы, запеченные в пресном тесте, запивая еду дешевым бренди.
Они остановились в Кастолеоне и в первый же день посетили Кносский дворец. С Гаррисона было достаточно туризма. Он настаивал, что на Крите он не турист и больше не может выносить монотонно бубнящих гидов и толпы экскурсантов. К тому же, хотя он ни разу в жизни не был на острове, он довольно много читал об этом месте, поэтому для него здесь оказалось мало нового и странного. Возможно, это было следствием лет, проведенных на Кипре, а может чего-то совершенно другого. Как бы то ни было он чувствовал, что в дальнейшем будет лучше просто ехать на машине, избегая все местные достопримечательности, и останавливаться в лежащих в стороне от дороги городках и деревнях, которые большинство туристов обычно обходят стороной.
В полдень третьего дня, когда они в молчании ели темные оливки и пили узо в маленьком ресторанчике с северной стороны у подножья горы Иды, Кених вдруг заговорил.
- У Томаса здесь есть очень хороший Друг. Или был, о, уже десять лет назад! Странно, но я не чувствую, что прошло десять лет с тех пор, как я в последний раз был здесь, - он пожал плечами. - Может быть, он уже умер. Он и тогда был старым.
Гаррисон поднял глаза и, казалось, разглядывал его через свои отражающие, иногда загадочные, линзы.
- О, нет, я так не думаю. Почему бы нам просто не поехать в Ретимнон? - конечно, он не видел выражения лица Кениха, когда произносил эти слова, но определил нечто вроде удивления в его голосе:
- Да, Ретимнон. В заливе Армирас. Но, Ричард, как ты узнал об этом? Гаррисон нахмурился.
- Ничего таинственного, - ответил он, на мгновение заколебавшись. - Должно быть, Томас упоминал его при мне...
- Я не могу поверить этому, Ричард, - медленно произнес Кених.
- Но я уверен в этом! - Гаррисон ответил слишком быстро. - Герхард Кельтнер. Да, определенно.
Кених взял его за локоть и сильно сжал. Его голос был холодным и очень тихим.
- Осторожно, Ричард! Да, ты прав, его имя Кельтнер. Это имя, которое верно или искаженно значится в самых первых строчках розыскных за нацистами во всем мире! Если нам придется встретиться с ним, это может быть совершенно другой человек.
Гаррисон ударил себя по лбу, осознавая внезапную головную боль. Складки неуверенности пробороздили его лоб.
- Да.., конечно, - запинаясь, произнес он. - Никое Караламбоу... - и по мере увеличения головной боли он чувствовал увеличивающееся изумление другого.
- Ричард, - прошептал Кених, - невозможно, чтобы Томас упомянул оба имени этого человека.., одному и тому же липу. Я...
- Моя память действительно... - перебил его Гаррисон, на мгновение задохнувшись и сжимая виски, прежде чем продолжить, - ., удивляет, да?
- Да, удивляет, если это только на самом деле твоя память! Но у тебя болит голова. Забудь на мгновение об этом Караламбоу. Может быть, нам стоит остановиться сегодня здесь, а может, найдем место получше в Маргаритос, а завтра отправимся в Ретимнон?
- Нет, - ответил Гаррисон, стряхивая заботливую руку Кениха. - Нет, со мной все будет в порядке. Давай отправимся в Ретимнон сегодня, прямо сейчас. Я должен знать...
- Что?
- ..Этот Никое Караламбоу действительно тот человек, которого я помню, - он повернул бледное лицо и, казалось, снова посмотрел на Кениха. - Если это так, то откуда я его помню?
* * *
Он оказался тем же самым лицом, но это едва ли отвечало на вопрос Гаррисона. В любом случае странная фаза ложных воспоминаний уже миновала его к тому времени, когда он оказался лицом к лицу с незнакомцем, которого, он думал, что знал, чьи имена он вспомнил, даже не зная их.
Был ранний вечер, когда Гаррисон и Кених прибыли в Ретимнон. Зная путь, огромный немец повел машину прямо по береговой дороге в западную часть городка, свернул на дорогу, которая вела к пляжу, где Критское море голубыми волнами (и чуть-чуть маслянистыми) набегало на песчаный берег. В четверти мили дальше по пляжу стоял дом Караламбоу, довольно современный, с плоской крышей в островном стиле. Вокруг него рос обнесенный стеной сад цитрусовых и гранатовых деревьев. Не особенно богатый дом, но не без очарования и некоторой критской красоты, так что любому чужестранцу было совершенно очевидно, что владелец - коренной житель Крита или грек с континента, которые приезжают сюда после выхода на пенсию.
Кених припарковал машину и провел своего друга и хозяина в сад черед небрежно построенную, обвитую виноградной лозой арку из кирпича и шпалер. Сидевший там в лучах быстро угасающего заката загорелый, сморщенный человечек шевелил горячую золу догорающего костра под шипящими и пузырящимися кусками баранины. Около него на сидении тростникового стула находились тарелки с ломтиками томатов, нарезанным кубиками огурцом, измельченным кресс-салатом и другой зеленью, и большой, только что разрезанный пополам, лимон.
Когда Кених и Гаррисон подошли, он поднял глаза, улыбнулся и крикнул в сторону дома:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90