- Алексия, по-моему, у нас гости к ужину. Принеси еще мяса. Надеюсь, вы не возражаете. - Он встал и протянул трясущуюся руку Кениху. - Кажется, я вас знаю, господа.., но, может быть, я и ошибаюсь. В любом случае, что я могу сделать для вас?
- Герхард, - очень тихим голосом произнес Кених. - Я привел к тебе друга.
У старика от удивления отвисла челюсть.
- Вилли Кених! - выдохнул он. - И... - он повернулся к Гаррисону. - Томас? Но почему ты так молчалив, мой старый друг?
- Я не Томас, господин Кельтнер, - ответил Гаррисон таким же тихим, как у Кениха, голосом. Он дрожал несмотря на тепло вечера. - Меня зовут Гаррисон, Ричард Гаррисон. Томас был моим другом. - Он повернулся и слепо, с упреком посмотрел на Кениха. - Вилли также мой друг, но он не сказал, что вы тоже слепы.
- Немного слеп, да, прошло много лет, а теперь они идут гораздо быстрее. Сейчас я вижу, что вы - не Томас, но, вот, дайте мне вашу руку.
Рука, что сжала руку Гаррисона, была высохшей! Как старая кожа, но он почувствовал в слабых пальцах дрожь - чего? узнавания?
- Ах! Не Томас Шредер, нет, но вы - он! Неудивительно, что я подумал, что вы - это он... - он помолчал. - Вы сказали, Томас был вашим другом. Был. Означает ли это, что он...
- Да, - ответил Гаррисон. - Он умер. Но что вы имеете в виду, говоря, что я - это он? Вы.., знали об этом?
- Конечно, я был с Томасом в старые добрые времена. Я знал о его растущем интересе в этих вопросах. Он часто говорил мне об этом, о своей вере в реинкарнацию. О Томасе никогда нельзя было сказать, что он чудаковатый, и все-таки я знал слишком много об их работе. Томас хотел, чтобы у него был сын, и он вернулся бы в него. Очевидно, это не сработало...
- Нет, не сработало.
- И поэтому вы заключили с ним соглашение.., и, похоже, в конце концов, он ошибся. У вас есть определенная аура, но вы - не Томас.
- Не будь слишком уверенным, Герхард, - вступил в разговор Кених.
- Пожалуйста! - прошептал Кельтнер. - Лучше называйте меня Никое. Алексия расстроится, если вы будете пользоваться тем, другим именем. Нам почти удалось забыть его. И кроме того, Никосом звали моего отца. - Он обратил взгляд почти слепых выцветших зеленых глаз к дому. - Алексия, иди, иди же, встречай наших гостей. Старого друга и нового.
Он быстро повернулся обратно к своим гостям.
- О Томасе: когда это случилось?
- Шесть месяцев назад, - сказал ему Гарри-сон.
- Да! - выдохнул он. - Я знал, что он был ранен.., бомбой.., из новостей. Но как-то я, кажется, пропустил его.., его уход.
Гаррисон тихонько сжал его предплечье и почувствовал дрожь в костях старика.
- Не расстраивайтесь. Боли было достаточно. Она ранила всех нас и никого больше, чем меня. Но эта смерть была милосердием. Его тело очень страдало.
- Так, - кивнул старик, - и бедняга Томас ошибся, да? Он не вернулся. И все-таки... - Тусклые глаза впивались в лицо Гаррисона, пока он не почувствовал их почти физический жар. - И все-таки...
- Еще есть время, - сказал Кених.
- Время, да! - Гаррисон вдруг рассердился. - О, да! Мой добрый друг Вилли не может дождаться, пока Томас соединится со мной в этой моей слепой оболочке.., если я решу впустить его!
Кених, захваченный врасплох, ничего не ответил, но старик просунул лицо ближе к Гаррисону.
- О, ты не знаешь Томаса Шредера, как я. Если он может вернуться назад, он вернется, Ричард, и какая сила сможет остановить его тогда, а?
* * *
Через три дня они были дома. Стоял июнь, и лето обещало быть хорошим. Вся внутренняя отделка и изменения в беспорядочно выстроенном доме были закончены и теперь больше удовлетворяли Гаррисона в отличие от недавно пришедшей почты. Кених подозревал, что она-то, наверно, и послужила причиной недавних приступов депрессии у Гаррисона. Его психические силы возрастали, и понимание трагедии стало более острым. А трагедия была.
От Вики пришли две открытки, обе понятные и яркие в своей простоте. Первая из них, помеченная адресом клиники Зауля Зиберта в Харне, гласила: “Ричард, я знаю теперь, что не осталась, потому что любила тебя. Я верю, что ты не последовал за мной, потому что тоже любил меня. Благодарю тебя за это. Я не боюсь смерти. Но на самом деле, я ужасно боюсь ее, потому что мое тело начало чахнуть. Единственное, что причиняет сильную боль, - это то, что тело, которое ты так любил, стало таким непривлекательным.."
В другой говорилось: “Будь счастлив. Вряд ли я могу вспомнить, что видела тебя по-настоящему счастливым, и я не могу вынести мысль, что ты опечалишься насчет меня. Но кто знает? Может быть, Большая смерть - это как Маленькая смерть, только длится гораздо дольше..."
А в то утро пришло письмо, в котором сообщалось, что распоряжение Томаса Шредера (распоряжение Гаррисона, конечно) было выполнено согласно его письму. Тело Вики Малер теперь покоилось в криогенном растворе в Шлос Зонигене в Швейцарских Альпах. Там оно и будет оставаться, по-видимому, сохраненное навечно или, по крайней мере, на все предсказанное будущее.
Глава 8
Через три месяца, в самый разгар великолепного бабьего лета, было выковано еще одно звено цепи, - звено, которое ни Гаррисон, ни Кених, ни даже сам Томас Шредер, если бы он был жив, не распознали бы как таковое. И все-таки его источник был прямо там, в Суссексе, в английской резиденции Гаррисона.
Все началось с того, что в садовом домике на краю загородного поместья, принадлежащего доктору Гарету Вятту, знаменитому нейропсихиатру, нашли спящего бродягу. Его обнаружил некий Ганс Маас, бывший Отто Криппнер, возвращаясь к себе домой, в сторожку при въезде в поместье Вятта.
Храп бродяги привлек внимание Мааса к сараю, который одной стеной подпирал старую сторожку. Сильный неприятный запах дешевого алкоголя, когда Маас толкнул скрипящую дверь, почти физически ударил ему в лицо. В углу лежал бродяга, наполовину рассыпанный мешок проросшей картошки служил ему подушкой, пустая бутылка свешивалась из обмякших пальцев, а сам он был покрыт слоем глубоко въевшейся грязи. Бросив несколько пустых мешков вместо постели, он не позаботился накрыться, - Вечера еще были теплыми.
Сначала Маас попытался разбудить его, но, когда попытка не увенчалась успехом, он грязно ругнулся по-немецки, вышел из сарая и отправился к себе в сторожку. Там он снял пальто и повесил его на вешалку в крошечной прихожей прежде, чем подойти к телефону. Держа телефонную трубку в руке, он остановился перед большим стенным зеркалом и оглядел себя. Жилистый, шестидесяти семи дюймов роста, все еще почти без морщин - годы не сильно изменили его. В самом деле, можно было бы ожидать, что они будут менее добры к нему. Он внимательно рассмотрел свою маленькую, квадратно обрезанную бородку и еще раз с удивлением отметил (как он делал каждый раз), как она изменила его лицо. Да, это все еще удивляло его. Сколько лет это уже продолжается-то?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90