Материал, принесенный высоким офицером на Александра Шакурова, понравился экс-министру. Комсомольская карьера Шакурова тоже говорила в его пользу. Что же касается «Лесинвеста», то Севченко уже не раз ловил эту фирму за руку на лени, подчистках, и каких-то неоправданно завышенных тарифах за «юридические и аудиторские услуги ведущих фирм мира». Даже если бы «Лесинвест» действительно обратился в Стокгольм, что было бы, впрочем, так же невероятно, как если бы туда обратился птичий контингент птицефабрики с жалобой на людей, Севченко мог бы доказать, что Лесинвест виновен в неисполнении своих обязанностей, хвастовстве, значительной задержке эмиссии, и множестве других вещей, которые не так уж много значили в сравнении с покорностью и угодливостью «Лесинвеста», но которые в Стокгольме посчитали бы уважительным поводом для расторжения договора.
«Межинвестбанк» был маленькой, агрессивной, и очень деловой организацией, которая имела отличные связи среди зарубежных инвестиционных институтов, и он был самой крупной из структур, которые пас Сазан. «Ангара», оставшаяся без денег, Шакуров, перебежавший к «Рослесэкспорту» — это был бы конец бандитского престижа Сазана.
Поразмыслив, Севченко поднял телефонную трубку, набрал служебный номер Шакурова и сказал автоответчику, ибо было воскресенье.
— Добрый день. Меня зовут Анатолий Борисович Севченко. В настоящая время наша компания планирует выпуск акций на иностранных рынках. Мы недовольны деятельностью нашего консалтингового агента. Мы искали нового агента и, проанализировав имеющуюся у нас информацию, пришли к выводу, что таким агентом может быть «Межинвестбанк». Прошу перезвонить мне", — и Севченко назвал номер телефона.
Едва Севченко положил трубку, как в кабинет вошел Давидюк.
— Анатолий Борисович, — сказал он, — помните Светлового?
Архитектор Михаил Светловой проектировал дом Севченко.
— Разумеется.
— Сегодня к нему приходили люди и как бы намеревались купить чертежи вашего дома. Они, видите ли, хотят построить такой же.
Севченко долго думал, а потом сказал:
— Если Светловой откажет им в чертежах, Сазан постарается добыть их в другом месте, и мы не обязательно об этом узнаем. Поговорите со Светловым и попросите его нарисовать чертежи с некоторыми изменениями. Насколько я помню, в караульном домике внизу две двери, — справа в подсобку, а слева в коридор. Почему бы не поменять их местами? И так далее.
Ранним воскресным утром у продуктового магазина в Алаховке остановился грязный фургончик, за рулем которого сидел Сазан.
Сазана было трудно узнать. Волосы его, скрытые под кепкой-аэродромом, были тщательно выкрашены в русый цвет и посыпаны всякой дрянью, а подбородок порос трехдевной щетиной. Укол, полученный от одного знакомого врача, превратил его лицо в красную неровную сковородку, на самом верху которой выглядывали из щелочек крупные и несчастные серые глаза. Сазан горбился, кашлял и смотрел исподлобья, и ничего не осталось от его свободной походки и расслабленных рук, скользящих вдоль бедер. Одет он был в драные штаны не поддающегося идентификации цвета, и на нем были кроссовки, которые выиграли бы конкурс самых изношенных кроссовок мира. Его спутник, бывший воронежский парень Сережа Городейский, имел приставший к голове капустный лист, и камуфляжная куртка на нем была такая старая, что, наверное, могла участвовать еще в бородинской битве.
Сазан и его спутник остановили машину, высадились из нее, отомкнули заднюю дверцу и забрались внутрь.
— Чего привезли-то, мужики? — полюбопытствовала проходившая мимо бабка.
— Лук, — сказал Сазан, — из Воронежа.
— А в какую цену лук?
Сазан назвал цену.
— Чай, мороженый, — сказала бабка.
— Хороший лук, бабулька, — сказал Сазан.
Бабка привстала на цыпочки и заглянула в машину. Лук лежал в огромных неповоротливых сетках и был в самом деле неплох — крупный, со спелой сиреневой шкуркой.
Сазан выставил к краю машины весы и стал рисовать на картонке цену. Рядом понемногу собирались другие машины. Приехал на легковушке парень с иконками и духовными книжками. Появился мужик с отчаянно желтыми бананами и мясистыми помидорами, которые сидели подиночке в гофрированных гнездах заграничного ящика. Приехали два мужика с пикапом, подогнали пикап под железный пустой квадрат, на котором раньше висел лозунг «Слава КПСС» и объявления местого клуба, и растянули на жестяном скелете квадрата синтетические ковры с цветами и птицами. Приехали заграничные леденцы в пакетах по триста восьмедесят грамм, официально — по полкило.
Народ понемногу подтягивался к луку и вел разговоры о правительстве и о масонских агентах. Одна бабулька спросила Сазана, ехал ли он по мосту через речку. Сазан сазал да. Тогда бабулька сообщила, что мост выстроил министр.
— Приказал, что ли, выстроить? — поинтересовался Сазан.
— Не, на свои деньги, — сказал пенсионер с авоськой, купивший три луковицы и сейчас тщательно осматривающий их в стороне на предмет наличия брака.
— Это хорошо, — сказал Сазан.
— Чего хорошего? — спросила бабулька. — Вот они поставят на мосту ворота и будут пускать только своих.
— Да чего вы брешете, уже полгода не ставят, а вы все брешете, — заговорила молодая девица в белом платке и рабочем костюме маляра, — и глаза ваши не лопнут лгать.
Завязался спор, из которого стало ясно, что министерская дача привлекла в поселке внимание, и что Севченко построил за свой счет через местную топкую речку новый мост, по которому могли ездить грузовики. Раньше там была только пешеходная дорожка. В связи с чем среди местного населения пошли слухи, что мост приватизируют и никого по нему пускать не будут. Приватизация моста не состоялась, но люди продолжали ругаться. Тоненький старичок предложил обратиться в ЦК и узнать, откуда у Севченко деньги на мост.
Был уже полдень, и Сазан полез в кабину, где у него был заначен бутерброд в промасленной бумаге, когда кто-то постучал его по плечу. Сазан обернулся: сзади, стояло двое крепких парней.
— Эй, мужик, — сказал парень, — выходи, разговор есть.
Сазан вылез из машины.
— Ты откуда такой, мужик? — спросил тот, что повыше.
— Из Воронежа. А что?
— Ничего. Место ты тут занимаешь. Платить надо.
— Кому? — спросил Сазан, — сельсовету?
— Мы и есть сельсовет. Понятно?
— Не-а, — сказал Сазан. — За что платить? Я тут проездом.
— А вот чтобы уехать, — сказал парень. А то тут народ бедовый, шину проколят, или стекла побъют. А мы тебя от этого охранять будем.
— А если не будете?
— Экий ты непонятливый мужик. Не будем — стекла побъют. — сказал один. А другой добавил:
— Да не строй козу, дядя! Давай двести штук и живи.
Они немного поторговались, и сошлись на ста тысячах, и двух поллитрах, которые Сазан должен быть купить в ларьке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
«Межинвестбанк» был маленькой, агрессивной, и очень деловой организацией, которая имела отличные связи среди зарубежных инвестиционных институтов, и он был самой крупной из структур, которые пас Сазан. «Ангара», оставшаяся без денег, Шакуров, перебежавший к «Рослесэкспорту» — это был бы конец бандитского престижа Сазана.
Поразмыслив, Севченко поднял телефонную трубку, набрал служебный номер Шакурова и сказал автоответчику, ибо было воскресенье.
— Добрый день. Меня зовут Анатолий Борисович Севченко. В настоящая время наша компания планирует выпуск акций на иностранных рынках. Мы недовольны деятельностью нашего консалтингового агента. Мы искали нового агента и, проанализировав имеющуюся у нас информацию, пришли к выводу, что таким агентом может быть «Межинвестбанк». Прошу перезвонить мне", — и Севченко назвал номер телефона.
Едва Севченко положил трубку, как в кабинет вошел Давидюк.
— Анатолий Борисович, — сказал он, — помните Светлового?
Архитектор Михаил Светловой проектировал дом Севченко.
— Разумеется.
— Сегодня к нему приходили люди и как бы намеревались купить чертежи вашего дома. Они, видите ли, хотят построить такой же.
Севченко долго думал, а потом сказал:
— Если Светловой откажет им в чертежах, Сазан постарается добыть их в другом месте, и мы не обязательно об этом узнаем. Поговорите со Светловым и попросите его нарисовать чертежи с некоторыми изменениями. Насколько я помню, в караульном домике внизу две двери, — справа в подсобку, а слева в коридор. Почему бы не поменять их местами? И так далее.
Ранним воскресным утром у продуктового магазина в Алаховке остановился грязный фургончик, за рулем которого сидел Сазан.
Сазана было трудно узнать. Волосы его, скрытые под кепкой-аэродромом, были тщательно выкрашены в русый цвет и посыпаны всякой дрянью, а подбородок порос трехдевной щетиной. Укол, полученный от одного знакомого врача, превратил его лицо в красную неровную сковородку, на самом верху которой выглядывали из щелочек крупные и несчастные серые глаза. Сазан горбился, кашлял и смотрел исподлобья, и ничего не осталось от его свободной походки и расслабленных рук, скользящих вдоль бедер. Одет он был в драные штаны не поддающегося идентификации цвета, и на нем были кроссовки, которые выиграли бы конкурс самых изношенных кроссовок мира. Его спутник, бывший воронежский парень Сережа Городейский, имел приставший к голове капустный лист, и камуфляжная куртка на нем была такая старая, что, наверное, могла участвовать еще в бородинской битве.
Сазан и его спутник остановили машину, высадились из нее, отомкнули заднюю дверцу и забрались внутрь.
— Чего привезли-то, мужики? — полюбопытствовала проходившая мимо бабка.
— Лук, — сказал Сазан, — из Воронежа.
— А в какую цену лук?
Сазан назвал цену.
— Чай, мороженый, — сказала бабка.
— Хороший лук, бабулька, — сказал Сазан.
Бабка привстала на цыпочки и заглянула в машину. Лук лежал в огромных неповоротливых сетках и был в самом деле неплох — крупный, со спелой сиреневой шкуркой.
Сазан выставил к краю машины весы и стал рисовать на картонке цену. Рядом понемногу собирались другие машины. Приехал на легковушке парень с иконками и духовными книжками. Появился мужик с отчаянно желтыми бананами и мясистыми помидорами, которые сидели подиночке в гофрированных гнездах заграничного ящика. Приехали два мужика с пикапом, подогнали пикап под железный пустой квадрат, на котором раньше висел лозунг «Слава КПСС» и объявления местого клуба, и растянули на жестяном скелете квадрата синтетические ковры с цветами и птицами. Приехали заграничные леденцы в пакетах по триста восьмедесят грамм, официально — по полкило.
Народ понемногу подтягивался к луку и вел разговоры о правительстве и о масонских агентах. Одна бабулька спросила Сазана, ехал ли он по мосту через речку. Сазан сазал да. Тогда бабулька сообщила, что мост выстроил министр.
— Приказал, что ли, выстроить? — поинтересовался Сазан.
— Не, на свои деньги, — сказал пенсионер с авоськой, купивший три луковицы и сейчас тщательно осматривающий их в стороне на предмет наличия брака.
— Это хорошо, — сказал Сазан.
— Чего хорошего? — спросила бабулька. — Вот они поставят на мосту ворота и будут пускать только своих.
— Да чего вы брешете, уже полгода не ставят, а вы все брешете, — заговорила молодая девица в белом платке и рабочем костюме маляра, — и глаза ваши не лопнут лгать.
Завязался спор, из которого стало ясно, что министерская дача привлекла в поселке внимание, и что Севченко построил за свой счет через местную топкую речку новый мост, по которому могли ездить грузовики. Раньше там была только пешеходная дорожка. В связи с чем среди местного населения пошли слухи, что мост приватизируют и никого по нему пускать не будут. Приватизация моста не состоялась, но люди продолжали ругаться. Тоненький старичок предложил обратиться в ЦК и узнать, откуда у Севченко деньги на мост.
Был уже полдень, и Сазан полез в кабину, где у него был заначен бутерброд в промасленной бумаге, когда кто-то постучал его по плечу. Сазан обернулся: сзади, стояло двое крепких парней.
— Эй, мужик, — сказал парень, — выходи, разговор есть.
Сазан вылез из машины.
— Ты откуда такой, мужик? — спросил тот, что повыше.
— Из Воронежа. А что?
— Ничего. Место ты тут занимаешь. Платить надо.
— Кому? — спросил Сазан, — сельсовету?
— Мы и есть сельсовет. Понятно?
— Не-а, — сказал Сазан. — За что платить? Я тут проездом.
— А вот чтобы уехать, — сказал парень. А то тут народ бедовый, шину проколят, или стекла побъют. А мы тебя от этого охранять будем.
— А если не будете?
— Экий ты непонятливый мужик. Не будем — стекла побъют. — сказал один. А другой добавил:
— Да не строй козу, дядя! Давай двести штук и живи.
Они немного поторговались, и сошлись на ста тысячах, и двух поллитрах, которые Сазан должен быть купить в ларьке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54