Сэр Таулас вполне мог быть доволен — порубился на славу и из своих никто не погиб во время штурма. Впрочем, защитники замка оказали не столь уж серьезное сопротивление, в живых остались только двое, согласившие служить победителям. Они и притащили на стол все лучшее из погребов и кладовых, что только смогли найти.
За столом сидел пожилой, с сильно поседевшей головой мужчина, подслеповато щуря глаза. Рядом с ним на столе лежала старая арфа, дерево почернело от времени.
Этвард сел за стол, взял кубок.
— А ведь ты бритт, — неожиданно сказал он певцу.
— У певца нет родины, — не повернув головы, ответил тот.
— Как тебя зовут?
— У певца нет имени.
— Ты долго сидел в темнице?
— Полгода, год? Не знаю… В темнице не видно рассветов и закатов. Сейчас весна?
— Осень.
— Значит, больше полугода.
— И за что тебя бросили в темницу?
— Сеньору не понравилась моя песня.
— Всего-то? — удивился Этвард.
— Мог и убить, — отстраненно пожал плечами певец. Словно речь шла не о нем.
— Выпей вина! — предложил король. — И спой нам песню, ту самую.
— И вы снова отправите меня в темницу? — печально усмехнулся бывший пленник, взяв кубок.
— Нет, даю свое королевское слово. Чтобы ты не спел, — заверил Этвард, — я не обижу тебя.
Певец странно посмотрел на короля, усмехнулся чему-то и небольшими глотками выпил вино.
Этвард терпеливо ждал.
— Струны отсырели, — сказал певец, взяв наконец в руки свой инструмент. — Плохо получится.
— Ничего, мы не слишком большие ценители, не заметим.
Этвард сам не понимал, почему его так заинтересовал этот странствующий певец, вызволенный из темницы герцога Линксангера.
Музыкант тронул струны, довольно долго перебирал их, словно вспоминал мелодию, и запел:
Шотландец-август жарил день
На медленном огне.
Двоих свела тропа в тот день —
Так рассказали мне, —
Один всю жизнь ходил пешком,
Был грамоте учен
И лютню с рваным ремешком
Носил через плечо.
Другой был благородный тан
На боевом коне,
В доспехах рыцаря Креста —
Так рассказали мне, —
Он десять лет в Святой Земле
Спасал Господень Гроб,
А всех наград — шрам на скуле,
Крестом клейменый лоб.
И тан спросил:» Певец, скажи,
И правды не таи:
На что уходит твоя жизнь,
И странствия твои?
Звон струн не принесет монет,
Стихи — плохой товар…
Но, может, я ошибся?»—» Нет,
Ты прав, « — ответил бард.
« А может, славы ищешь ты?
Но слава — дочь меча.
Кто ищет славы — те кресты
Нашили на плащах.
А твой убогий инструмент —
Не рыцарский венец…
Но, может, я ошибся?»—» Нет,
Ты прав, « — сказал певец.
У придорожного креста
Раздваивался путь.
« Прощай, певец!»—» Бог в помощь, тан,
Богат и славен будь!»
Но тан, коня попридержав,
Спросил певцу вослед:
« Скажи, в последний раз — я прав?»
« Ты прав, « — сказал поэт.
Шотландец-август жарил день
На медленном огне…
Они расстались в этот день —
Так рассказали мне, —
Сияло солнце, как дукат,
И щурилось, как кот,
И рыцарь ехал — на закат,
И бард шел — на восход…
Смолкли звуки струн. Повисла тишина. Певец как пел, закрыв глаза, так и сидел не открывая их. Протянул руку за кубком, глотнул вина, точно устал после поединка с песней, точно пел, словно бился в бою. Для него — так оно и было.
— А ведь я тебя знаю, певец, — вдруг нарушил тишину Радхаур. — Ты — сэр Катифен!
— Сэр Катифен умер вместе со своим королем, — глухо ответил тот. — Остался никому не нужный бродячий певец, которого любой рыцарь мог сбить с ног конем или по любой прихоти засунуть в темницу.
— Мне не очень-то понравилась песня, — сказал сэр Таулас, — я не понял в чем смысл. Но в любом случае этот Линксангер — негодяй.
— Поедем со мной, сэр Катифен, — попросил Этвард. — Будешь служить у меня.
— Сэр Катифен умер. Я — безымянный певец. Но я согласен. Ваше величество, хотите я спою песню про вашего легендарного предка?
И, не дожидаясь ответа, он запел балладу, которую так любил сэр Отлак.
Герцог Берангер сидел, уронив голову на руки; рядом догорала свеча, за зашторенным окном занимался рассвет.
Маг первого тайлора, еще толком не привыкший к новому званию, протянул руку, взял кубок. Заглянул в него — пусто. С яростью запустил кубок в стену, тот упал, покореженный от удара, на пол.
В соседней комнате спала Крафф, обиженная на него, что он не захотел любить ее после столь долгой разлуки. Бездны Космические, а ведь сегодня утром он только и мечтал, что о Крафф!
Прав был Иглангер, тысячу раз прав! Не зря он так беспокоился. Но и Берангеру упрекнуть себя не в чем — он нигде не задерживался по дороге, спешил как мог. Будь он рядом с Линксангером, изменилось ли хоть что-нибудь?
Не известно.
Но всегда кажется, что будь ты там, все сделал бы по-другому.
Линксангер перед гибелью смог до него докричаться на магическом уровне. И смог спасти Крафф и эту Марьян, которая лежит сейчас взаперти, а Дайрон сторожит, чтобы она себе что-нибудь не сделала. Почему Линкс спас ее, зачем она здесь? Если Линкс думал об Игле, то лучше бы заставил Дайрона привезти сюда эту девчонку, принцессу.
Герцог подошел к магическому котлу, который после долгого бездействия едва набрал силу. Снял крышку, подождал пока не поднимется к потолку накопившийся пар, бросил щепотку магического порошка. И вновь, сжав зубы, заводя себя, набирая злость, просмотрел трагическую сцену на мосту Линксвуда.
Эх, совсем недавно метаморфировался бы в дракона и полетел бы мстить.
Дождаться бы Игла, посоветоваться, вдвоем отомстить Радхауру. Но Игл вернется не скоро, убийца братьев успеет вернуться в свой замок…
Берангер подошел к креслу, на котором валялись его куртка и портупея с ножнами, решительно одел на себя.
Едва уловимое посторонне движение в комнате заставило повернуть голову. Из настенного зеркала, низко склонив голову, чтоб не удариться о верхнюю планку тяжелой рамы, кто-то вылезал. Не надо было ломать голову, чтобы догадаться кто это может быть.
Сарлуза считала, что у нее в пещере было магическое зеркало, связывающее колдовскую берлогу с миром Повелителя Тьмы. Отчасти она была права, зеркало действительно магическое. Но подданные Владыки Зла могли выйти в мир людей через любое зеркало — лишь бы размеры были достаточные. Лишь туда, где не было зеркал, приходилось переносится, окружая себя клубами дыма.
Линксангер всмотрелся в нежданного посетителя. Он вздохнул, убедившись в верности своих предположений. Это был не какой-то там маркиз или барон, а сам Князь Тьмы Белиал.
— Ты пришел отговаривать меня? — спросил Берангер.
Белиал прошел к освободившемуся от вещей креслу и сел.
— Не думаю, что это поможет, — ответил он.
— Тогда зачем явился?
— Предупредить кое о чем.
— Ты думаешь, я изменю свое решение?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87
За столом сидел пожилой, с сильно поседевшей головой мужчина, подслеповато щуря глаза. Рядом с ним на столе лежала старая арфа, дерево почернело от времени.
Этвард сел за стол, взял кубок.
— А ведь ты бритт, — неожиданно сказал он певцу.
— У певца нет родины, — не повернув головы, ответил тот.
— Как тебя зовут?
— У певца нет имени.
— Ты долго сидел в темнице?
— Полгода, год? Не знаю… В темнице не видно рассветов и закатов. Сейчас весна?
— Осень.
— Значит, больше полугода.
— И за что тебя бросили в темницу?
— Сеньору не понравилась моя песня.
— Всего-то? — удивился Этвард.
— Мог и убить, — отстраненно пожал плечами певец. Словно речь шла не о нем.
— Выпей вина! — предложил король. — И спой нам песню, ту самую.
— И вы снова отправите меня в темницу? — печально усмехнулся бывший пленник, взяв кубок.
— Нет, даю свое королевское слово. Чтобы ты не спел, — заверил Этвард, — я не обижу тебя.
Певец странно посмотрел на короля, усмехнулся чему-то и небольшими глотками выпил вино.
Этвард терпеливо ждал.
— Струны отсырели, — сказал певец, взяв наконец в руки свой инструмент. — Плохо получится.
— Ничего, мы не слишком большие ценители, не заметим.
Этвард сам не понимал, почему его так заинтересовал этот странствующий певец, вызволенный из темницы герцога Линксангера.
Музыкант тронул струны, довольно долго перебирал их, словно вспоминал мелодию, и запел:
Шотландец-август жарил день
На медленном огне.
Двоих свела тропа в тот день —
Так рассказали мне, —
Один всю жизнь ходил пешком,
Был грамоте учен
И лютню с рваным ремешком
Носил через плечо.
Другой был благородный тан
На боевом коне,
В доспехах рыцаря Креста —
Так рассказали мне, —
Он десять лет в Святой Земле
Спасал Господень Гроб,
А всех наград — шрам на скуле,
Крестом клейменый лоб.
И тан спросил:» Певец, скажи,
И правды не таи:
На что уходит твоя жизнь,
И странствия твои?
Звон струн не принесет монет,
Стихи — плохой товар…
Но, может, я ошибся?»—» Нет,
Ты прав, « — ответил бард.
« А может, славы ищешь ты?
Но слава — дочь меча.
Кто ищет славы — те кресты
Нашили на плащах.
А твой убогий инструмент —
Не рыцарский венец…
Но, может, я ошибся?»—» Нет,
Ты прав, « — сказал певец.
У придорожного креста
Раздваивался путь.
« Прощай, певец!»—» Бог в помощь, тан,
Богат и славен будь!»
Но тан, коня попридержав,
Спросил певцу вослед:
« Скажи, в последний раз — я прав?»
« Ты прав, « — сказал поэт.
Шотландец-август жарил день
На медленном огне…
Они расстались в этот день —
Так рассказали мне, —
Сияло солнце, как дукат,
И щурилось, как кот,
И рыцарь ехал — на закат,
И бард шел — на восход…
Смолкли звуки струн. Повисла тишина. Певец как пел, закрыв глаза, так и сидел не открывая их. Протянул руку за кубком, глотнул вина, точно устал после поединка с песней, точно пел, словно бился в бою. Для него — так оно и было.
— А ведь я тебя знаю, певец, — вдруг нарушил тишину Радхаур. — Ты — сэр Катифен!
— Сэр Катифен умер вместе со своим королем, — глухо ответил тот. — Остался никому не нужный бродячий певец, которого любой рыцарь мог сбить с ног конем или по любой прихоти засунуть в темницу.
— Мне не очень-то понравилась песня, — сказал сэр Таулас, — я не понял в чем смысл. Но в любом случае этот Линксангер — негодяй.
— Поедем со мной, сэр Катифен, — попросил Этвард. — Будешь служить у меня.
— Сэр Катифен умер. Я — безымянный певец. Но я согласен. Ваше величество, хотите я спою песню про вашего легендарного предка?
И, не дожидаясь ответа, он запел балладу, которую так любил сэр Отлак.
Герцог Берангер сидел, уронив голову на руки; рядом догорала свеча, за зашторенным окном занимался рассвет.
Маг первого тайлора, еще толком не привыкший к новому званию, протянул руку, взял кубок. Заглянул в него — пусто. С яростью запустил кубок в стену, тот упал, покореженный от удара, на пол.
В соседней комнате спала Крафф, обиженная на него, что он не захотел любить ее после столь долгой разлуки. Бездны Космические, а ведь сегодня утром он только и мечтал, что о Крафф!
Прав был Иглангер, тысячу раз прав! Не зря он так беспокоился. Но и Берангеру упрекнуть себя не в чем — он нигде не задерживался по дороге, спешил как мог. Будь он рядом с Линксангером, изменилось ли хоть что-нибудь?
Не известно.
Но всегда кажется, что будь ты там, все сделал бы по-другому.
Линксангер перед гибелью смог до него докричаться на магическом уровне. И смог спасти Крафф и эту Марьян, которая лежит сейчас взаперти, а Дайрон сторожит, чтобы она себе что-нибудь не сделала. Почему Линкс спас ее, зачем она здесь? Если Линкс думал об Игле, то лучше бы заставил Дайрона привезти сюда эту девчонку, принцессу.
Герцог подошел к магическому котлу, который после долгого бездействия едва набрал силу. Снял крышку, подождал пока не поднимется к потолку накопившийся пар, бросил щепотку магического порошка. И вновь, сжав зубы, заводя себя, набирая злость, просмотрел трагическую сцену на мосту Линксвуда.
Эх, совсем недавно метаморфировался бы в дракона и полетел бы мстить.
Дождаться бы Игла, посоветоваться, вдвоем отомстить Радхауру. Но Игл вернется не скоро, убийца братьев успеет вернуться в свой замок…
Берангер подошел к креслу, на котором валялись его куртка и портупея с ножнами, решительно одел на себя.
Едва уловимое посторонне движение в комнате заставило повернуть голову. Из настенного зеркала, низко склонив голову, чтоб не удариться о верхнюю планку тяжелой рамы, кто-то вылезал. Не надо было ломать голову, чтобы догадаться кто это может быть.
Сарлуза считала, что у нее в пещере было магическое зеркало, связывающее колдовскую берлогу с миром Повелителя Тьмы. Отчасти она была права, зеркало действительно магическое. Но подданные Владыки Зла могли выйти в мир людей через любое зеркало — лишь бы размеры были достаточные. Лишь туда, где не было зеркал, приходилось переносится, окружая себя клубами дыма.
Линксангер всмотрелся в нежданного посетителя. Он вздохнул, убедившись в верности своих предположений. Это был не какой-то там маркиз или барон, а сам Князь Тьмы Белиал.
— Ты пришел отговаривать меня? — спросил Берангер.
Белиал прошел к освободившемуся от вещей креслу и сел.
— Не думаю, что это поможет, — ответил он.
— Тогда зачем явился?
— Предупредить кое о чем.
— Ты думаешь, я изменю свое решение?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87