Сказка о женщине, превратившейся в птицу.
На следующий день, едва забрезжил рассвет, в передней раздался нетерпеливый звонок. Явился Нелидов. Саломея приняла его в одном пеньюаре, с растрепанными волосами и вытаращенными от изумления глазами. Феликс явился во фраке, в белом жилете и с белым галстуком. Волосы его были аккуратно напомажены, и вокруг распространялся густой аромат его одеколона.
– Друг мой, вы сошли с ума? В такую рань и в таком виде? – едва пролепетала хозяйка.
– Вы удивлены? – холодно возразил Нелидов. – Странно, вчера вы были настроены более чем пылко. Или вы уже передумали?
– Передумала? Что передумала? – продолжала удивляться Саломея, еще не отошедшая от сладких сновидений.
– Как что? Выходить за меня замуж! Вчера вы изволили выразить свое желание более чем недву-смысленно. Нынче поутру я явился сделать вам официальное предложение руки и сердца. – И гость выразительно поправил нарядный галстук.
– Но, Феликс!.. – едва вскрикнула Саломея.
– Стало быть, вы не передумали? Отлично! – он решительно прошелся по комнате. – Тогда, я полагаю, будет справедливым учесть и мои пожелания к данному событию. Я желаю, чтобы наше бракосочетание совершилось тотчас же. Сегодня же. Немедля! – Нелидов с такой силой развернулся на каблуках, что пол застонал под его ногами.
– Но как же? Это невозможно! А свадебный банкет, гости, мое платье, наконец! – всплеснула руками мадемуазель Берг.
– Рано поутру я заезжал в небольшую церковь на окраине и договорился о скромном венчании. Церковный сторож пойдет за свидетеля. А платье, – платье можно позаимствовать и в костюмерной, ведь вам доводилось играть невесту!
– Матерь Божья, в костюмерной! – Саломея схватилась за худую грудь с таким чувством, будто ей сообщили о смертельном диагнозе.
– Значит, мои пожелания вами отклоняются? – в голосе Нелидова проскользнула затаенная надежда.
– Нелидов, венчаться с вами я пойду и в пеньюаре, – Саломея покорно опустила руки и склонила голову.
Весть о скоропалительном браке Нелидова и Соломеи Берг потрясла театр. Вечером в квартире актрисы стоял гул голосов, и горничная сбилась с ног, открывая дверь и поднося букеты, поздравления, подарки. Гости шли без приглашения.
– Ну, друзья мои, вот уж учудили, так учудили! – рокотал басом актер, играющий героев-любовников. – Мы все рады, конечно, но совершенно поражены. Поражены настолько, что некоторых эта новость буквально сбила с ног. Да, да, представь, милый друг Нелидов! Твой Рандлев-ский просто упал на ровном месте, когда услышал эту новость. В буквальном смысле сногсшибательную! – и он раскатисто засмеялся.
– Вот уж вы, как всегда, преувеличиваете! – высоким голосом заметила дама, играющая комических старух. – Он именно что споткнулся о ступеньку, я сама видела! Ногу подвернул сильно, потому и не придет, но цветы прислал, вон тот роскошный букет!
Нелидов только усмехнулся. Ему было совершенно все равно, жизнь катилась под откос.
Саломея оказалась страстной и ревнивой женой. Дня не проходило, чтобы она не устраивала мужу допрос с пристрастием или сцену со слезами и мольбами. Она следила за Нелидовым, читала его письма и жаловалась окружающим на несуществующих соперниц. В театре только диву давались на стоическое смирение, с каким Феликс сносил характер жены. Он позволил себя любить, себя ревновать, страдать о себе, но не позволял одного. Влюбиться самому. И это повергало несчастную женщину в глубокое отчаяние. Но на людях, глядя, как Нелидов любезен и заботлив, никто бы и не подумал, что здесь нет ни капли чувства, ни нотки страсти.
– Э, брат! Да ты сам великий актер, – заметил однажды довольно желчно Рандлевский, когда Нелидов поспешно и аккуратно поправил перья на шляпе жены. Саломея не услышала слов режиссера, который шел позади нее, но почувствовала прикосновение мужа, и лицо ее осветилось радостной улыбкой.
– Еще немного, и ты попадешься в эти сети! – тихо хмыкнул Леонтий.
Саломея тоже так полагала, она верила, что ее любовь наконец пробудит в муже ответное чувство. Порой ей казалось, что цель уже близка, что ненаглядный Феликс уже совершенно и безвоз-вратно принадлежит ей. Но ее надеждам не суждено было сбыться. В театре появилась Изабелла Кобцева. Провинциальная кобылка, так презрительно отозвалась о ней прима. Но эта кобылка принялась очень резво стучать своими стройными ножками, которые она не стеснялась демонстрировать. Обольстительно дрожать выразительным бюстом при исполнении двусмысленных танцев. Бюстом, которого худая Саломея была почти лишена. Сверкать карими глазами и заразительно смеяться ослепительно белыми зубами. Все это выглядело глупо и пошло. И совершенно не пугало Саломею до того самого мига, когда она узнала, что именно для этой вульгарной особы пишется специальная роль в новой пьесе мужа. Когда Саломея однажды заглянула в недописанную рукопись, она ужаснулась и много прочитала такого, что осталось между строк. Ей почудилась затаенная плотская страсть мужа, неуемное желание самца овладеть молодой и горячей самкой. Обуреваемая подозрениями, она снова принялась следить за ним и однажды при выходе из театрального подъезда застала сцену, когда Феликс, подсадив молодую женщину в ландо, вспрыгнул туда же и они исчезли в ночи вдвоем. При этом жене было заявлено, что он будет работать с Ранд-левским. Мадам Берг бросилась к Леонтию, требуя от него объяснений и покаяния в гнусном сообщничестве. Рандлевский ничего не отрицал, но и не старался выгородить товарища. Ничего не поделаешь, обман все равно бы когда-нибудь раскрылся.
Обезумевшая от горя и боли Саломея вернулась домой и на этот раз довольно легко вспрыгнула на подоконник, распахнула окно, взмахнула длинными худыми руками и полетела вниз.
Женщина превратилась в птицу.
Глава четырнадцатая
Горшечников постучал сначала робко, а потом все громче и увереннее. Вскоре послышались шаги, и в дверях показалась Матрена Филимоновна.
– Дома ли хозяйка? – недовольным тоном спросил Мелентий. Он подозревал, что нянька его недолюбливает, и поэтому уже загодя придавал своей физиономии воинственный вид.
– Дома, батюшка, дома, – закивала головой женщина и приняла от гостя шляпу. – Извольте, сударь, в гостиную.
Мелентию все это было неприятно. Ему всегда казалось, что Матрена, эта глупая старая ведьма, насмешничает над ним. Ему казалось, что обернись – и он увидит ее иронический взгляд, а то, быть может, еще и высунутым языком подразнит. Образ Матрены Филимоновны в застиранном переднике и с седыми космами, выбивающимися из-под платка, которая дразнит его за спиной, высунув язык, оказался таким ярким в его воображении, что Горшечников даже резко обернулся и уже изготовился напуститься на негодницу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
На следующий день, едва забрезжил рассвет, в передней раздался нетерпеливый звонок. Явился Нелидов. Саломея приняла его в одном пеньюаре, с растрепанными волосами и вытаращенными от изумления глазами. Феликс явился во фраке, в белом жилете и с белым галстуком. Волосы его были аккуратно напомажены, и вокруг распространялся густой аромат его одеколона.
– Друг мой, вы сошли с ума? В такую рань и в таком виде? – едва пролепетала хозяйка.
– Вы удивлены? – холодно возразил Нелидов. – Странно, вчера вы были настроены более чем пылко. Или вы уже передумали?
– Передумала? Что передумала? – продолжала удивляться Саломея, еще не отошедшая от сладких сновидений.
– Как что? Выходить за меня замуж! Вчера вы изволили выразить свое желание более чем недву-смысленно. Нынче поутру я явился сделать вам официальное предложение руки и сердца. – И гость выразительно поправил нарядный галстук.
– Но, Феликс!.. – едва вскрикнула Саломея.
– Стало быть, вы не передумали? Отлично! – он решительно прошелся по комнате. – Тогда, я полагаю, будет справедливым учесть и мои пожелания к данному событию. Я желаю, чтобы наше бракосочетание совершилось тотчас же. Сегодня же. Немедля! – Нелидов с такой силой развернулся на каблуках, что пол застонал под его ногами.
– Но как же? Это невозможно! А свадебный банкет, гости, мое платье, наконец! – всплеснула руками мадемуазель Берг.
– Рано поутру я заезжал в небольшую церковь на окраине и договорился о скромном венчании. Церковный сторож пойдет за свидетеля. А платье, – платье можно позаимствовать и в костюмерной, ведь вам доводилось играть невесту!
– Матерь Божья, в костюмерной! – Саломея схватилась за худую грудь с таким чувством, будто ей сообщили о смертельном диагнозе.
– Значит, мои пожелания вами отклоняются? – в голосе Нелидова проскользнула затаенная надежда.
– Нелидов, венчаться с вами я пойду и в пеньюаре, – Саломея покорно опустила руки и склонила голову.
Весть о скоропалительном браке Нелидова и Соломеи Берг потрясла театр. Вечером в квартире актрисы стоял гул голосов, и горничная сбилась с ног, открывая дверь и поднося букеты, поздравления, подарки. Гости шли без приглашения.
– Ну, друзья мои, вот уж учудили, так учудили! – рокотал басом актер, играющий героев-любовников. – Мы все рады, конечно, но совершенно поражены. Поражены настолько, что некоторых эта новость буквально сбила с ног. Да, да, представь, милый друг Нелидов! Твой Рандлев-ский просто упал на ровном месте, когда услышал эту новость. В буквальном смысле сногсшибательную! – и он раскатисто засмеялся.
– Вот уж вы, как всегда, преувеличиваете! – высоким голосом заметила дама, играющая комических старух. – Он именно что споткнулся о ступеньку, я сама видела! Ногу подвернул сильно, потому и не придет, но цветы прислал, вон тот роскошный букет!
Нелидов только усмехнулся. Ему было совершенно все равно, жизнь катилась под откос.
Саломея оказалась страстной и ревнивой женой. Дня не проходило, чтобы она не устраивала мужу допрос с пристрастием или сцену со слезами и мольбами. Она следила за Нелидовым, читала его письма и жаловалась окружающим на несуществующих соперниц. В театре только диву давались на стоическое смирение, с каким Феликс сносил характер жены. Он позволил себя любить, себя ревновать, страдать о себе, но не позволял одного. Влюбиться самому. И это повергало несчастную женщину в глубокое отчаяние. Но на людях, глядя, как Нелидов любезен и заботлив, никто бы и не подумал, что здесь нет ни капли чувства, ни нотки страсти.
– Э, брат! Да ты сам великий актер, – заметил однажды довольно желчно Рандлевский, когда Нелидов поспешно и аккуратно поправил перья на шляпе жены. Саломея не услышала слов режиссера, который шел позади нее, но почувствовала прикосновение мужа, и лицо ее осветилось радостной улыбкой.
– Еще немного, и ты попадешься в эти сети! – тихо хмыкнул Леонтий.
Саломея тоже так полагала, она верила, что ее любовь наконец пробудит в муже ответное чувство. Порой ей казалось, что цель уже близка, что ненаглядный Феликс уже совершенно и безвоз-вратно принадлежит ей. Но ее надеждам не суждено было сбыться. В театре появилась Изабелла Кобцева. Провинциальная кобылка, так презрительно отозвалась о ней прима. Но эта кобылка принялась очень резво стучать своими стройными ножками, которые она не стеснялась демонстрировать. Обольстительно дрожать выразительным бюстом при исполнении двусмысленных танцев. Бюстом, которого худая Саломея была почти лишена. Сверкать карими глазами и заразительно смеяться ослепительно белыми зубами. Все это выглядело глупо и пошло. И совершенно не пугало Саломею до того самого мига, когда она узнала, что именно для этой вульгарной особы пишется специальная роль в новой пьесе мужа. Когда Саломея однажды заглянула в недописанную рукопись, она ужаснулась и много прочитала такого, что осталось между строк. Ей почудилась затаенная плотская страсть мужа, неуемное желание самца овладеть молодой и горячей самкой. Обуреваемая подозрениями, она снова принялась следить за ним и однажды при выходе из театрального подъезда застала сцену, когда Феликс, подсадив молодую женщину в ландо, вспрыгнул туда же и они исчезли в ночи вдвоем. При этом жене было заявлено, что он будет работать с Ранд-левским. Мадам Берг бросилась к Леонтию, требуя от него объяснений и покаяния в гнусном сообщничестве. Рандлевский ничего не отрицал, но и не старался выгородить товарища. Ничего не поделаешь, обман все равно бы когда-нибудь раскрылся.
Обезумевшая от горя и боли Саломея вернулась домой и на этот раз довольно легко вспрыгнула на подоконник, распахнула окно, взмахнула длинными худыми руками и полетела вниз.
Женщина превратилась в птицу.
Глава четырнадцатая
Горшечников постучал сначала робко, а потом все громче и увереннее. Вскоре послышались шаги, и в дверях показалась Матрена Филимоновна.
– Дома ли хозяйка? – недовольным тоном спросил Мелентий. Он подозревал, что нянька его недолюбливает, и поэтому уже загодя придавал своей физиономии воинственный вид.
– Дома, батюшка, дома, – закивала головой женщина и приняла от гостя шляпу. – Извольте, сударь, в гостиную.
Мелентию все это было неприятно. Ему всегда казалось, что Матрена, эта глупая старая ведьма, насмешничает над ним. Ему казалось, что обернись – и он увидит ее иронический взгляд, а то, быть может, еще и высунутым языком подразнит. Образ Матрены Филимоновны в застиранном переднике и с седыми космами, выбивающимися из-под платка, которая дразнит его за спиной, высунув язык, оказался таким ярким в его воображении, что Горшечников даже резко обернулся и уже изготовился напуститься на негодницу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63