Вера старалась не присутствовать при этих бурных встречах и не прислушиваться к громким восклицаниям. Однако в ней будто открывалось какое-то иное видение. Ревнивый внутренний взор отмечал объятия, в которые бросалась красавица цыганка, и то, как висла она на шее Вольского всякий раз и покрывала поцелуями его лицо. Было бы вовсе невыносимо, кабы Вольский оставался ночевать, но, по счастью, он стал уезжать вечерами в Английский клуб и после уже не возвращался. Луша злилась не шутя и мрачно смотрела в сторону Веры. Это по ее вине Андрей избегал оставаться в домике на ночь.
Тому были причины. Оказавшись в положении содержанки, Вера сразу же заняла оборону, но Вольский попытался взять эту крепость. Однажды он явился под вечер, когда Луша, изведясь у окна от ожидания, тихо пела какой-то слезный романс и Вера нечаянно заслушалась, приоткрыв дверь. Андрей привез шампанское, конфеты, фрукты и какую-то картонку. Впервые ему улыбнулась удача, и он выиграл в карты немалый куш. Вольский в этот вечер был особенно хорош, наряден и улыбчив, и Вера с тоской наблюдала за ним. Луша не отходила от Андрея, пытаясь всячески ему угождать. Вера хотела было скрыться в своей комнатке, однако Вольский попросил:
– Не уходи, будем пить шампанское.
Он сам откупорил бутылку и разлил по бокалам шипучее вино. Потом, припомнив вдруг, кинулся к картонке, достал оттуда изящную модную шляпку, украшенную перьями и цветами, с улыбкой протянул ее Вере:
– Это тебе.
Девушка равнодушно посмотрела на подарок и тихо произнесла:
– Мне ничего не нужно.
Вольский пожал плечами и швырнул шляпку на диван. Луша тотчас ее подхватила и стала примерять перед зеркалом. Вера отметила, что обновка цыганке к лицу. Та радовалась, как ребенок. Однако скоро ей надоело вертеться, и она устроилась на коленях Вольского с бокалом шампанского. Вера напряженно ждала, что последует дальше, но Вольский и бровью не повел, будто так и должно быть. Девушка отхлебнула шампанского и хотела все же уйти, но Андрей поймал ее за руку:
– Побудь еще немного. Луша нам споет. – И он спихнул цыганку с колен, понукнув ее: – Ну же!
Взяв в руки гитару, дикарка мгновенно преобразилась. Куда делись вульгарность и жеманство? Взгляд ее черных глаз сделался вдохновенным, голос зазвучал воркующе, низко. Что это был за голос! Вопреки всему Вера подчинилась его магии. Луша начала тихо, но уже сейчас в этих грудных звуках слышалось скрытое страдание. Нарастая, чувство прорывалось наружу в цыганском надрыве и русской широте. Уже стеная, Луша все же не теряла меры, останавливаясь на шаткой грани искусства и фарса. Она пела «Друг милый, друг милый, сдалека поспеши», и «Не бушуйте вы, ветры буйные», и «Ах, матушка, голова болит!». Вера могла поклясться, что видела слезы на глазах цыганки. Да и сама она едва удержалась, чтобы не расплакаться.
Взглянув на Вольского, девушка убедилась, что он не менее тронут пением Луши. Андрей смотрел на свою наложницу с неприкрытым восхищением и даже с некоторой томностью. «Я лишняя здесь, лишняя!» – горько подумала Вера. Прищуренные глаза Вольского, обращенные к цыганке, красноречиво подтверждали сей печальный факт. Меж ним и дикаркой давняя страсть, Андрей упивается звуками чарующего голоса Луши, это так очевидно… Ревнуя, Вера углядела и другое во взгляде молодого мужчины: желание. Силясь держаться независимо, она осторожно поставила бокал на стол и прошествовала к себе в комнату. Андрей более не стал ее удерживать…
Бросившись на кровать, Вера мечтала забыться, но о сне и помину не было. Чуткое ухо ловило всякий звук и всякий шорох из гостиной. Вот Андрей снова разливает шампанское, а Луша перебирает струны. Вот она запела что-то чувственное, просящее. Дрожащими руками расстегивая крючки и насилу дотянувшись до шнуровки, Вера наспех разделась, побросав платье куда придется. Она зарылась в подушки, чтобы ничего не слышать. Однако слух ее, обретший сверхъестественную чуткость, даже сквозь подушки доносил ей о происходящем в гостиной. Верно, это уже не уши виноваты, а особая чувствительность в отношении девушки к Вольскому, некая магнетическая связь, установившаяся между ними. Теперь пение прекратилось, за ним последовал громкий спор. Луша выговаривала Андрею свое недовольство, свою тоску и одиночество. Произведя на него впечатление и посему чувствуя некоторое право, Луша пеняла Вольскому его забывчивостью.
– Ты больше не любишь меня! – кричала цыганка, мгновенно обратившись из сирены в фурию. – Ты вовсе забыл меня, не даришь подарков, не ласкаешь, как бывало! И все из-за нее! К чему тебе эта глупая барышня, если все равно не женишься на ней? Разве мало тебе меня? Для чего тогда забрал меня из хора, такие деньги потратил? Но я не раба твоя, я могу уйти. Пока люблю – терплю, но бойся меня, коли разлюблю!
Вера насилу заставила себя лежать, хотя невероятно тянуло к двери посмотреть на его лицо. В ответ на гневную тираду ничего не последовало.
– Ты вовсе не слушаешь меня! – вновь разбушевалась Луша. – О ней думаешь?
Тут она, должно быть, бросилась на колени перед Вольским.
– На что тебе она? Вот я, твоя, рядом. Люби меня, мой родненький! Лаская меня, целуй, драгоценный мой…
Дрожа от волнения, Вера напрягала слух, силясь разобрать смысл шорохов.
– Полно, Луша, – наконец раздался голос Вольского. – Встань. Тебе грех жаловаться – ни одну женщину я не любил так, как тебя. Но рано или поздно всему приходит конец. Теперь не то. И не смей косо смотреть на Веру, прибью!
Хлопнула дверь. Это Луша убежала к себе. Вера перевела дух и высунулась из подушек. Прохладные простыни жгли ее обнаженное тело, и думать было нечего искать теперь ночную сорочку. Откинув одеяло, бедняжка металась по кровати, ища успокоения. В кабинете за стеной раздавались мерные шаги Вольского, в гостиной прибиралась Авдотья. Вот она закрыла печные заслонки, погасила свечи и спустилась в свою каморку, а Вольский все вышагивал по кабинету.
Ночь за окном была морозная и светлая от полной луны, занавески Вера забыла задернуть. Лунный свет колыхался по комнате, заполнял все углы, проникал под распахнутый полог кровати. Вера слушала толчки сердца, пульсацию крови и никак не могла уснуть. Ее охватило томление, которое посещало ее только во сне. Близость Вольского, его присутствие за стеной волновало девушку и будило безумные грезы. Теряясь в них, Вера уже тихонько переступала порог сна, когда услышала странный скрип. Он раздавался не со стороны двери, а от стены, за которой был кабинет Вольского. Вздрогнув, Вера подняла голову и тотчас вскрикнула от страха и натянула на себя одеяло. В стене открылась потайная дверка, оклеенная обоями, и в комнату вошел Андрей. Не было нужды зажигать свет, такой ясной была ночь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100
Тому были причины. Оказавшись в положении содержанки, Вера сразу же заняла оборону, но Вольский попытался взять эту крепость. Однажды он явился под вечер, когда Луша, изведясь у окна от ожидания, тихо пела какой-то слезный романс и Вера нечаянно заслушалась, приоткрыв дверь. Андрей привез шампанское, конфеты, фрукты и какую-то картонку. Впервые ему улыбнулась удача, и он выиграл в карты немалый куш. Вольский в этот вечер был особенно хорош, наряден и улыбчив, и Вера с тоской наблюдала за ним. Луша не отходила от Андрея, пытаясь всячески ему угождать. Вера хотела было скрыться в своей комнатке, однако Вольский попросил:
– Не уходи, будем пить шампанское.
Он сам откупорил бутылку и разлил по бокалам шипучее вино. Потом, припомнив вдруг, кинулся к картонке, достал оттуда изящную модную шляпку, украшенную перьями и цветами, с улыбкой протянул ее Вере:
– Это тебе.
Девушка равнодушно посмотрела на подарок и тихо произнесла:
– Мне ничего не нужно.
Вольский пожал плечами и швырнул шляпку на диван. Луша тотчас ее подхватила и стала примерять перед зеркалом. Вера отметила, что обновка цыганке к лицу. Та радовалась, как ребенок. Однако скоро ей надоело вертеться, и она устроилась на коленях Вольского с бокалом шампанского. Вера напряженно ждала, что последует дальше, но Вольский и бровью не повел, будто так и должно быть. Девушка отхлебнула шампанского и хотела все же уйти, но Андрей поймал ее за руку:
– Побудь еще немного. Луша нам споет. – И он спихнул цыганку с колен, понукнув ее: – Ну же!
Взяв в руки гитару, дикарка мгновенно преобразилась. Куда делись вульгарность и жеманство? Взгляд ее черных глаз сделался вдохновенным, голос зазвучал воркующе, низко. Что это был за голос! Вопреки всему Вера подчинилась его магии. Луша начала тихо, но уже сейчас в этих грудных звуках слышалось скрытое страдание. Нарастая, чувство прорывалось наружу в цыганском надрыве и русской широте. Уже стеная, Луша все же не теряла меры, останавливаясь на шаткой грани искусства и фарса. Она пела «Друг милый, друг милый, сдалека поспеши», и «Не бушуйте вы, ветры буйные», и «Ах, матушка, голова болит!». Вера могла поклясться, что видела слезы на глазах цыганки. Да и сама она едва удержалась, чтобы не расплакаться.
Взглянув на Вольского, девушка убедилась, что он не менее тронут пением Луши. Андрей смотрел на свою наложницу с неприкрытым восхищением и даже с некоторой томностью. «Я лишняя здесь, лишняя!» – горько подумала Вера. Прищуренные глаза Вольского, обращенные к цыганке, красноречиво подтверждали сей печальный факт. Меж ним и дикаркой давняя страсть, Андрей упивается звуками чарующего голоса Луши, это так очевидно… Ревнуя, Вера углядела и другое во взгляде молодого мужчины: желание. Силясь держаться независимо, она осторожно поставила бокал на стол и прошествовала к себе в комнату. Андрей более не стал ее удерживать…
Бросившись на кровать, Вера мечтала забыться, но о сне и помину не было. Чуткое ухо ловило всякий звук и всякий шорох из гостиной. Вот Андрей снова разливает шампанское, а Луша перебирает струны. Вот она запела что-то чувственное, просящее. Дрожащими руками расстегивая крючки и насилу дотянувшись до шнуровки, Вера наспех разделась, побросав платье куда придется. Она зарылась в подушки, чтобы ничего не слышать. Однако слух ее, обретший сверхъестественную чуткость, даже сквозь подушки доносил ей о происходящем в гостиной. Верно, это уже не уши виноваты, а особая чувствительность в отношении девушки к Вольскому, некая магнетическая связь, установившаяся между ними. Теперь пение прекратилось, за ним последовал громкий спор. Луша выговаривала Андрею свое недовольство, свою тоску и одиночество. Произведя на него впечатление и посему чувствуя некоторое право, Луша пеняла Вольскому его забывчивостью.
– Ты больше не любишь меня! – кричала цыганка, мгновенно обратившись из сирены в фурию. – Ты вовсе забыл меня, не даришь подарков, не ласкаешь, как бывало! И все из-за нее! К чему тебе эта глупая барышня, если все равно не женишься на ней? Разве мало тебе меня? Для чего тогда забрал меня из хора, такие деньги потратил? Но я не раба твоя, я могу уйти. Пока люблю – терплю, но бойся меня, коли разлюблю!
Вера насилу заставила себя лежать, хотя невероятно тянуло к двери посмотреть на его лицо. В ответ на гневную тираду ничего не последовало.
– Ты вовсе не слушаешь меня! – вновь разбушевалась Луша. – О ней думаешь?
Тут она, должно быть, бросилась на колени перед Вольским.
– На что тебе она? Вот я, твоя, рядом. Люби меня, мой родненький! Лаская меня, целуй, драгоценный мой…
Дрожа от волнения, Вера напрягала слух, силясь разобрать смысл шорохов.
– Полно, Луша, – наконец раздался голос Вольского. – Встань. Тебе грех жаловаться – ни одну женщину я не любил так, как тебя. Но рано или поздно всему приходит конец. Теперь не то. И не смей косо смотреть на Веру, прибью!
Хлопнула дверь. Это Луша убежала к себе. Вера перевела дух и высунулась из подушек. Прохладные простыни жгли ее обнаженное тело, и думать было нечего искать теперь ночную сорочку. Откинув одеяло, бедняжка металась по кровати, ища успокоения. В кабинете за стеной раздавались мерные шаги Вольского, в гостиной прибиралась Авдотья. Вот она закрыла печные заслонки, погасила свечи и спустилась в свою каморку, а Вольский все вышагивал по кабинету.
Ночь за окном была морозная и светлая от полной луны, занавески Вера забыла задернуть. Лунный свет колыхался по комнате, заполнял все углы, проникал под распахнутый полог кровати. Вера слушала толчки сердца, пульсацию крови и никак не могла уснуть. Ее охватило томление, которое посещало ее только во сне. Близость Вольского, его присутствие за стеной волновало девушку и будило безумные грезы. Теряясь в них, Вера уже тихонько переступала порог сна, когда услышала странный скрип. Он раздавался не со стороны двери, а от стены, за которой был кабинет Вольского. Вздрогнув, Вера подняла голову и тотчас вскрикнула от страха и натянула на себя одеяло. В стене открылась потайная дверка, оклеенная обоями, и в комнату вошел Андрей. Не было нужды зажигать свет, такой ясной была ночь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100