Или ты собираешься закрыть дверь и пойти спать? - она сердито посмотрела на мужа.
Он забормотал: что ты, Машенька, что ты! - И, взяв корзинку за ручку, внес в дом маленького сыночка Наташи.
Они развязали осторожно тряпье и открылся крошечный новорожденный, мальчик.
Марья Павловна даже прослезилась: Боже, какой крошка! Они перенесли ребенка в комнату и сели около. Он вроде бы перестал пищать, и они оба время от времени наклонялись послушать: дышит ли? Первым, прокашлявшись, высказался Александр Ростиславович:
Знаешь, мне кажется, мы должны созвониться с Домом младенца и отдать его туда. Там, по крайней мере, знают, как обходиться с такими маленькими, - и, увидев какое-то жесткое выражение лица жены, добавил: - Но мы будем следить за ним и ходить, и вооб-ще...
Я думаю, - сурово сказала Марья Павловна, - что в Дом мы успеем его отнести! Ты помнишь, как мы хотели ребенка? Хотели? Вот вам! Ах, вы уже расхотели! Как быстро! Значит, так и хотели! Да если хотели по-настоящему, то ничто не помеха. Он нам ниспослан, это понимаешь, Саня?
Ты, как всегда, права, моя дорогая, - сказал муж, - но как все это? Я плохо представляю...
Ничего. Сдюжим. Во-первых, у Надюшки из третьего подъезда ро-дился тоже мальчик несколько дней назад, Надюшка запивается молоком, и они собираются сдавать его в молочную кухню. Я Надюшку предупрежу, чтобы никому ни слова, они люди порядочные. Хотя все равно узнается... Вот такие планы, мой дорогой.
Наташа проснулась от холода. Ей показалось, что она спала долго и теперь вечер (так оно и было). Сразу она ничего не вспомнила и минуту лежала, не понимая, почему так трудно дышать: сдавило грудь. Она потрогала грудь, наткнулась на полотенце и тут вспомнила все. И не заплакала, не задрожала. Она сама себя лишила сына. Из трусости. Наташа ненавидела себя.
И теперь она должна жить по другим законам - законам женщины, совершившей грех. - Никаких мужчин, - ей стало даже противно при мысли обо всей этой грязи с ними. Она не мыслила себе, что при - дет домой и начнется старая жизнь с маминым беспокойством, с па - пиной добротой к ней, всегдашними её оправданиями... Она уже другая, и это не для нее.
Из комнаты выползла заспанная Нинка, подошла к Наташе, спро - сила:
Ну как, оклемалась? Пройдет! Это быстро проходит. Ниче-го.
Марина вышла, как бы веселая, бодрая и довольная, и сказала:
Ну, можно нас поздравить: все в порядке, мальчонка в хороших руках, Если ты передумаешь, - сказала Марина, повернувшись впрямую к Наташе, - то скажи мне, я думаю, сумею уладить.
Марина несколько удивленно и растерянно замолчала. Она-то ожидала совсем другого: слез, просьб, расспросов, истерики, всего, но только не полногоого молчания. И Нинка вякнула, поняла, что Марине надо помочь.
А люди-то хоть не голь перекатная? - спросила она.
Ты что - голь! - возмутилась Марина, но быстро поняла, что слишком превозносить их нельзя и снизила тон: - Среднего достатка. - Маринке нужны деньги и очень!
Наташа считала, что обязана Марине и, сделав вид, что ничего в подводныых течениях не понимает, сказала:
Я бы хотела как-то помочь им, хотя бы первое время, самое трудное... Как это сделать? Может быть, просто я тебе отдам деньги, Марина, а ты уж по своему каналу их передашь? Но только не сейчас, как ты понимаешь. У меня нет ни копейки.
Марина вспыхнула. Вот тебе и благодарность, вместо спасибо.
А мне-то что! - сказала она равнодушно. - Твой сын, твои деньги, твоя забота. Мне легче будет, если ты ничего давать не будешь, мне хлопот меньше, а вот адреса пока я тебе не дам. Надумаешь взять, тогда поговорим.
Не надумаю. Я решила, - сказала Наташа
И опять остолбенели обе помощницы. Ну, дает Наташка!
Попрощались они с Мариной легко и свободно, будто посидели вечерок и завтра, встретятся снова. Обе были на пределе.
О деньгах - мимоходом, о ребенке - ни слова, о кольцах, серьгах, тем более. Пока. Ну, пока. Созвонимся.
БЛУДНАЯ ДОЧЬ НА ПОРОГЕ
Светлана сидела в гостиной и курила (последнее время она пристрастилась к курению. Настроение было гадостное. Сашка работал в двух школах, взял часы на два языка - получалось ничего, но... Но разве этого она хотела? Сашке надо помочь ( и - главное! - Наташке).
А что Наташке надо помочь, - это она чувствовала. Но как помочь, когда не знаешь где она и что с ней?
В дверь позвонили. Кто там еще?.. Так не хочется открывать! Сашке ещё рано.
Но открывать надо. И Светлана открыла дверь. За дверью, с чемоданом в руке, стояла её дочь, бледная, похудевшая, даже, скорее, не похудевшая, а осунувшаяся и какая-то другая - выражение лица не Наташки, - веселое и открытое, а отчужденное и замкнутое, но, правда, когда Наташка увидела маму, лицо её изменилось, снова стало открытым и добрым, и в глазах появились слезы, но как-то сразу все это ушло. И опять - чужое, замкнутое.
Светлана настолько не ожидала дочь, что как-то даже осела. Но тут же кинулась к ней и заревела, шепча: - Доченька моя, родная. Наконец-то ты дома...
Она схватила у Наташи чемодан, довольно легкий, что её удивило, потому что Наташа взяла с собой много разной одежды.
Светлана волновалась и не могла найти контакт с этой какой-то новой Наташкой.
Сейчас я поставлю чай, обеда ещё нет, знаешь, отец работает в школе, скоро уже должен придти, а я все сидела и курила, я даже курить начала...
Светлана говорила и говорила, а Наташа молчала, и Светлана оворила для того, чтобы, не дай Бог, не замолчать и не наступило бы страшное молчание, она чувствовала, что так может случится.
У меня вчерашние пирожки есть, я тебе разогрею, голодная ведь. - Вы на самолете? - На поезде, - опять, как-то странно напряженно сказала Наташа, в плацкарте. Достать купейный не могли.
Светлана всплеснула руками:
Да что ты говоришь! Вот кошмар! Потому ты и бледная, спала, наверное, кое-как? - Вообще не спала, - ответила Наташа. - Ладно, отдыхай, я сейчас чай согрею и тогда поговорим. - И убежала на кухню, где встала у плиты, сжала руки и чуть не завыла в голос: что-то явно с Наташей случилось! Но что? И как ей об этом узнать? У НЫНЕШНЕЙ Наташи фиг что узнаешь, это Светлана поняла. И ещё она подумала, что будь это полгода назад, и устрой Наташа гораздо более мелкую провинность, она, Светлана, уже орала бы на весь дом.
Теперь она чувствует, что нельзя кричать и тем более оскорблять. ТАКАЯ Наташа возьмет и уйдет, не сказав ни слова.
А Наташа размышляла. Сейчас кульминация, самый трудный момент, после уже либо проскочит, либо нет. Но будет все равно легче. Яснее, по крайней мере.
Что мама о краже ещё не знает, она поняла. Не такой её мама человек, чтобы ничего не сказать и принять с такой любовью, толью (отчего все же? Что не писала? Да. Но ещё что-то. Она, конечно, не догадывается обо ВСЕМ, но что-то сердцем чует. И не стала смотреть на неё СВОИМ испытывающим взглядом, пронзающим, казалось, насквозь, а ушла на кухню и не идет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
Он забормотал: что ты, Машенька, что ты! - И, взяв корзинку за ручку, внес в дом маленького сыночка Наташи.
Они развязали осторожно тряпье и открылся крошечный новорожденный, мальчик.
Марья Павловна даже прослезилась: Боже, какой крошка! Они перенесли ребенка в комнату и сели около. Он вроде бы перестал пищать, и они оба время от времени наклонялись послушать: дышит ли? Первым, прокашлявшись, высказался Александр Ростиславович:
Знаешь, мне кажется, мы должны созвониться с Домом младенца и отдать его туда. Там, по крайней мере, знают, как обходиться с такими маленькими, - и, увидев какое-то жесткое выражение лица жены, добавил: - Но мы будем следить за ним и ходить, и вооб-ще...
Я думаю, - сурово сказала Марья Павловна, - что в Дом мы успеем его отнести! Ты помнишь, как мы хотели ребенка? Хотели? Вот вам! Ах, вы уже расхотели! Как быстро! Значит, так и хотели! Да если хотели по-настоящему, то ничто не помеха. Он нам ниспослан, это понимаешь, Саня?
Ты, как всегда, права, моя дорогая, - сказал муж, - но как все это? Я плохо представляю...
Ничего. Сдюжим. Во-первых, у Надюшки из третьего подъезда ро-дился тоже мальчик несколько дней назад, Надюшка запивается молоком, и они собираются сдавать его в молочную кухню. Я Надюшку предупрежу, чтобы никому ни слова, они люди порядочные. Хотя все равно узнается... Вот такие планы, мой дорогой.
Наташа проснулась от холода. Ей показалось, что она спала долго и теперь вечер (так оно и было). Сразу она ничего не вспомнила и минуту лежала, не понимая, почему так трудно дышать: сдавило грудь. Она потрогала грудь, наткнулась на полотенце и тут вспомнила все. И не заплакала, не задрожала. Она сама себя лишила сына. Из трусости. Наташа ненавидела себя.
И теперь она должна жить по другим законам - законам женщины, совершившей грех. - Никаких мужчин, - ей стало даже противно при мысли обо всей этой грязи с ними. Она не мыслила себе, что при - дет домой и начнется старая жизнь с маминым беспокойством, с па - пиной добротой к ней, всегдашними её оправданиями... Она уже другая, и это не для нее.
Из комнаты выползла заспанная Нинка, подошла к Наташе, спро - сила:
Ну как, оклемалась? Пройдет! Это быстро проходит. Ниче-го.
Марина вышла, как бы веселая, бодрая и довольная, и сказала:
Ну, можно нас поздравить: все в порядке, мальчонка в хороших руках, Если ты передумаешь, - сказала Марина, повернувшись впрямую к Наташе, - то скажи мне, я думаю, сумею уладить.
Марина несколько удивленно и растерянно замолчала. Она-то ожидала совсем другого: слез, просьб, расспросов, истерики, всего, но только не полногоого молчания. И Нинка вякнула, поняла, что Марине надо помочь.
А люди-то хоть не голь перекатная? - спросила она.
Ты что - голь! - возмутилась Марина, но быстро поняла, что слишком превозносить их нельзя и снизила тон: - Среднего достатка. - Маринке нужны деньги и очень!
Наташа считала, что обязана Марине и, сделав вид, что ничего в подводныых течениях не понимает, сказала:
Я бы хотела как-то помочь им, хотя бы первое время, самое трудное... Как это сделать? Может быть, просто я тебе отдам деньги, Марина, а ты уж по своему каналу их передашь? Но только не сейчас, как ты понимаешь. У меня нет ни копейки.
Марина вспыхнула. Вот тебе и благодарность, вместо спасибо.
А мне-то что! - сказала она равнодушно. - Твой сын, твои деньги, твоя забота. Мне легче будет, если ты ничего давать не будешь, мне хлопот меньше, а вот адреса пока я тебе не дам. Надумаешь взять, тогда поговорим.
Не надумаю. Я решила, - сказала Наташа
И опять остолбенели обе помощницы. Ну, дает Наташка!
Попрощались они с Мариной легко и свободно, будто посидели вечерок и завтра, встретятся снова. Обе были на пределе.
О деньгах - мимоходом, о ребенке - ни слова, о кольцах, серьгах, тем более. Пока. Ну, пока. Созвонимся.
БЛУДНАЯ ДОЧЬ НА ПОРОГЕ
Светлана сидела в гостиной и курила (последнее время она пристрастилась к курению. Настроение было гадостное. Сашка работал в двух школах, взял часы на два языка - получалось ничего, но... Но разве этого она хотела? Сашке надо помочь ( и - главное! - Наташке).
А что Наташке надо помочь, - это она чувствовала. Но как помочь, когда не знаешь где она и что с ней?
В дверь позвонили. Кто там еще?.. Так не хочется открывать! Сашке ещё рано.
Но открывать надо. И Светлана открыла дверь. За дверью, с чемоданом в руке, стояла её дочь, бледная, похудевшая, даже, скорее, не похудевшая, а осунувшаяся и какая-то другая - выражение лица не Наташки, - веселое и открытое, а отчужденное и замкнутое, но, правда, когда Наташка увидела маму, лицо её изменилось, снова стало открытым и добрым, и в глазах появились слезы, но как-то сразу все это ушло. И опять - чужое, замкнутое.
Светлана настолько не ожидала дочь, что как-то даже осела. Но тут же кинулась к ней и заревела, шепча: - Доченька моя, родная. Наконец-то ты дома...
Она схватила у Наташи чемодан, довольно легкий, что её удивило, потому что Наташа взяла с собой много разной одежды.
Светлана волновалась и не могла найти контакт с этой какой-то новой Наташкой.
Сейчас я поставлю чай, обеда ещё нет, знаешь, отец работает в школе, скоро уже должен придти, а я все сидела и курила, я даже курить начала...
Светлана говорила и говорила, а Наташа молчала, и Светлана оворила для того, чтобы, не дай Бог, не замолчать и не наступило бы страшное молчание, она чувствовала, что так может случится.
У меня вчерашние пирожки есть, я тебе разогрею, голодная ведь. - Вы на самолете? - На поезде, - опять, как-то странно напряженно сказала Наташа, в плацкарте. Достать купейный не могли.
Светлана всплеснула руками:
Да что ты говоришь! Вот кошмар! Потому ты и бледная, спала, наверное, кое-как? - Вообще не спала, - ответила Наташа. - Ладно, отдыхай, я сейчас чай согрею и тогда поговорим. - И убежала на кухню, где встала у плиты, сжала руки и чуть не завыла в голос: что-то явно с Наташей случилось! Но что? И как ей об этом узнать? У НЫНЕШНЕЙ Наташи фиг что узнаешь, это Светлана поняла. И ещё она подумала, что будь это полгода назад, и устрой Наташа гораздо более мелкую провинность, она, Светлана, уже орала бы на весь дом.
Теперь она чувствует, что нельзя кричать и тем более оскорблять. ТАКАЯ Наташа возьмет и уйдет, не сказав ни слова.
А Наташа размышляла. Сейчас кульминация, самый трудный момент, после уже либо проскочит, либо нет. Но будет все равно легче. Яснее, по крайней мере.
Что мама о краже ещё не знает, она поняла. Не такой её мама человек, чтобы ничего не сказать и принять с такой любовью, толью (отчего все же? Что не писала? Да. Но ещё что-то. Она, конечно, не догадывается обо ВСЕМ, но что-то сердцем чует. И не стала смотреть на неё СВОИМ испытывающим взглядом, пронзающим, казалось, насквозь, а ушла на кухню и не идет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85