После того вечера тетя Тирза стала бояться вас и Планта. Понимаете? Вы убили Планта точно так же, как если бы сами выстрелили в него! И не вздумайте возражать! Планта убили потому, что вы совали нос куда не следует.
Летти встала, и накидка снова упала на пол. В длинной белой ночной рубашке, с бледным перекошенным лицом и злыми глазами, она походила на привидение.
– Я ненавижу вас! Буду вас ненавидеть и презирать до самой смерти! Надеюсь, что вас поймают и повесят!
Ее тело сотрясала дрожь, она опять закрыла лицо руками и разразилась рыданиями.
Слишком потрясенный, чтобы обдумывать свои слова, Хамфри сказал:
– Так вы были влюблены в Планта, Летти?
Она запустила пальцы в каштановые пряди волос, сжимая локтями дрожащий подбородок.
– Конечно была! Все время! С того момента, как впервые его увидела! А теперь он мертв, и я всю жизнь буду знать, что это случилось из-за меня! Я не могу этого вынести! Я день за днем жила надеждой, что он придет, я смогу его видеть и слышать и, возможно, когда-нибудь он обратит на меня внимание, поймет, что я уже не ребенок! А сейчас его больше нет, и вы являетесь сюда, уговариваете поехать с вами! Да я скорее перережу себе горло!
Летти снова заплакала, горько и отчаянно, а Хамфри стоял, глядя на нее и чувствуя, что каждая ее слезинка вонзается в его сердце, словно острый нож. Слова девушки окончательно повергли в прах его восторженные мечты, но он не ощущал гнева, только жгучую жалость. Он любил Летти, а она любила Планта. Хамфри мог легко себе представить, что бы он чувствовал, если бы Летти умерла, и он хотя бы самым косвенным образом был повинен в ее смерти. Он знал, какую всепоглощающую ненависть испытывал бы к человеку, чья пустая угроза послужила причиной трагедии, поэтому мог понять чувства Летти к нему.
Но сейчас было не время думать о подобных вещах. В его отношениях с Летти всегда имелись две стороны: эмоциональная и практическая. Одна побуждала Хамфри целовать девушку, другая сделала из него убийцу и беглеца. С первой стороной было покончено – она мертва и будет похоронена с именем Планта в качестве эпитафии, но вторая все еще существовала. Через несколько минут он должен уехать, но как оставить Летти в том положении, от которого всеми средствами старался ее избавить? Будь у него побольше времени, чтобы дать девушке выплакать горе, дождаться, когда к ней медленно, но неизбежно возвратится разум, исцелить ее душевные раны и доказать преданность. Но времени не оставалось совсем, и ему придется оскорблять разбитое сердце практичными доводами. Хамфри постарался сделать это как можно деликатнее.
– Летти, выслушайте меня! Я понимаю ваши чувства, понимаю, почему вы меня ненавидите. Я смогу это вынести, только если вы позволите мне помочь вам. Плант мертв, но вы живы и не можете вернуться в дом миссис Роуэн. Теперь вы это понимаете, не так ли, Летти? Поедемте со мной, и я найду вам жилье. У меня есть пятьдесят фунтов, вам их хватит на первое время, а я позабочусь, чтобы вы никогда не нуждались в деньгах. Я не надеюсь, что вы простите меня, полюбите или захотите видеть снова, но умоляю: разрешите мне вам помогать.
Девушка попыталась ответить, но слова утонули в рыданиях. Хамфри молча ожидал. Наконец взяв себя в руки, Летти подняла голову и убрала пряди волос с лица.
– Какое имеет значение, что случится со мной теперь? Я не хочу ни ваших денег, ни вашей заботы. Смотрите, к чему привела ваша «помощь»! Я любила мою тетю и любила Планта Дрисколла. Сейчас Плант мертв, а я никогда больше не захочу видеть тетю Тирзу. И все из-за вашего вмешательства. Кафе давало мне кров и пищу, со временем я бы привыкла к образу мыслей тети и кузин и стала думать так же. Я была бы там счастлива, если бы вы мне не досаждали.
Ее голос утратил обычную мягкость, став хриплым от слез, поэтому обычные слова звучали хуже грубой брани. Хамфри испытывал почти физические мучения – его снова подташнивало, а рана в спине причиняла нестерпимую боль. Тем не менее Хамфри упрямо продолжал:
– Хорошо, Летти. Если я причинил вред, то не дадите ли вы мне возможность все исправить? – Он умолк, не смея снова упоминать о деньгах и заботе.
– Что вы станете делать, Летти? Вы не хотите больше видеть вашу тетю, Плант мертв, а я буду далеко. Вы остаетесь совсем одна.
– Как-нибудь устроюсь, – ответила Летти.
– Устраивалась же я раньше. Я не вернусь к тете и не поеду с вами, даже если вы всю ночь будете стоять здесь и просить меня об этом.
Она повернулась и, опустив голову, неуверенно шагнула к двери. Хамфри чувствовал, что все его существо стремится к ней. Быстро подойдя к девушке, он взял ее за руку, вновь ощущая трогательную хрупкость миниатюрных пальцев и ладони.
– Вы ненавидите меня, Летти, но должны помнить, что всеми моими поступками руководила любовь к вам. Я по-прежнему вас люблю и буду любить до конца своих дней.
Она вырвала руку и смерила его взглядом, длившимся, казалось, целую вечность. В ее глазах, помимо ненависти и презрения, застыло такое отчаяние, что Хамфри сжался и попятился.
– Любовь! – произнесла Летти.
– Вы сами не знаете, о чем говорите.
Глава 23
Хамфри не помнил, как вышел из коттеджа и шагал по дорожке, но вскоре он беспомощно привалился к двуколке, зная, что у него не хватит сил влезть на сиденье, но это не имело для него никакого значения. Нет смысла ехать в Лондон – он все равно умрет, так почему бы не сделать это здесь. – Старый доктор Коппард с трудом слез на землю.
– В чем дело, Хамфри? Тебе хуже?
– Я не могу даже влезть в двуколку, сэр, – ответил Хамфри.
– Чепуха, – заявил старик, в тысячный раз думая о взаимосвязи души и тела. Состояние Хамфри означало, что девушка отказалась с ним ехать.
– Она никуда не поедет, – подтвердил предположения старого доктора Хамфри, – а мне остается только умереть. Лучше отправляйтесь домой, сэр, и не беспокойтесь обо мне.
– Если ты не хочешь, Хамфри, чтобы я надорвался, втаскивая тебя в двуколку, сделай усилие и влезь туда сам.
Он взял своего ученика под мышки и подтолкнул его. Хамфри, уцепившись руками за крыло повозки, подтянулся, призывая на помощь все оставшиеся силы, пыхтя, вскарабкался на сиденье. Доктор Коппард занял место рядом и взял Хамфри за руку, проверяя его пульс.
– Глотни-ка вот этого, – сказал он, отвинчивая крышку с фляги.
Когда Хамфри выпил, он вернул флягу на прежнее место, расправил плед и взял одной рукой поводья, но не стал трогать лошадь, а сидел, задумчиво поглаживая подбородок другой рукой. Приглядись Хамфри повнимательнее, он бы увидел, что добродушное лицо старика приобрело выражение упрямой решимости.
– Послушай, Хамфри, если у тебя нет возражений, я попытаюсь рискнуть. Я прожил в Бери сорок лет, и мое слово, в случае нужды, будет кое-что значить… Ты сейчас не в состоянии путешествовать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
Летти встала, и накидка снова упала на пол. В длинной белой ночной рубашке, с бледным перекошенным лицом и злыми глазами, она походила на привидение.
– Я ненавижу вас! Буду вас ненавидеть и презирать до самой смерти! Надеюсь, что вас поймают и повесят!
Ее тело сотрясала дрожь, она опять закрыла лицо руками и разразилась рыданиями.
Слишком потрясенный, чтобы обдумывать свои слова, Хамфри сказал:
– Так вы были влюблены в Планта, Летти?
Она запустила пальцы в каштановые пряди волос, сжимая локтями дрожащий подбородок.
– Конечно была! Все время! С того момента, как впервые его увидела! А теперь он мертв, и я всю жизнь буду знать, что это случилось из-за меня! Я не могу этого вынести! Я день за днем жила надеждой, что он придет, я смогу его видеть и слышать и, возможно, когда-нибудь он обратит на меня внимание, поймет, что я уже не ребенок! А сейчас его больше нет, и вы являетесь сюда, уговариваете поехать с вами! Да я скорее перережу себе горло!
Летти снова заплакала, горько и отчаянно, а Хамфри стоял, глядя на нее и чувствуя, что каждая ее слезинка вонзается в его сердце, словно острый нож. Слова девушки окончательно повергли в прах его восторженные мечты, но он не ощущал гнева, только жгучую жалость. Он любил Летти, а она любила Планта. Хамфри мог легко себе представить, что бы он чувствовал, если бы Летти умерла, и он хотя бы самым косвенным образом был повинен в ее смерти. Он знал, какую всепоглощающую ненависть испытывал бы к человеку, чья пустая угроза послужила причиной трагедии, поэтому мог понять чувства Летти к нему.
Но сейчас было не время думать о подобных вещах. В его отношениях с Летти всегда имелись две стороны: эмоциональная и практическая. Одна побуждала Хамфри целовать девушку, другая сделала из него убийцу и беглеца. С первой стороной было покончено – она мертва и будет похоронена с именем Планта в качестве эпитафии, но вторая все еще существовала. Через несколько минут он должен уехать, но как оставить Летти в том положении, от которого всеми средствами старался ее избавить? Будь у него побольше времени, чтобы дать девушке выплакать горе, дождаться, когда к ней медленно, но неизбежно возвратится разум, исцелить ее душевные раны и доказать преданность. Но времени не оставалось совсем, и ему придется оскорблять разбитое сердце практичными доводами. Хамфри постарался сделать это как можно деликатнее.
– Летти, выслушайте меня! Я понимаю ваши чувства, понимаю, почему вы меня ненавидите. Я смогу это вынести, только если вы позволите мне помочь вам. Плант мертв, но вы живы и не можете вернуться в дом миссис Роуэн. Теперь вы это понимаете, не так ли, Летти? Поедемте со мной, и я найду вам жилье. У меня есть пятьдесят фунтов, вам их хватит на первое время, а я позабочусь, чтобы вы никогда не нуждались в деньгах. Я не надеюсь, что вы простите меня, полюбите или захотите видеть снова, но умоляю: разрешите мне вам помогать.
Девушка попыталась ответить, но слова утонули в рыданиях. Хамфри молча ожидал. Наконец взяв себя в руки, Летти подняла голову и убрала пряди волос с лица.
– Какое имеет значение, что случится со мной теперь? Я не хочу ни ваших денег, ни вашей заботы. Смотрите, к чему привела ваша «помощь»! Я любила мою тетю и любила Планта Дрисколла. Сейчас Плант мертв, а я никогда больше не захочу видеть тетю Тирзу. И все из-за вашего вмешательства. Кафе давало мне кров и пищу, со временем я бы привыкла к образу мыслей тети и кузин и стала думать так же. Я была бы там счастлива, если бы вы мне не досаждали.
Ее голос утратил обычную мягкость, став хриплым от слез, поэтому обычные слова звучали хуже грубой брани. Хамфри испытывал почти физические мучения – его снова подташнивало, а рана в спине причиняла нестерпимую боль. Тем не менее Хамфри упрямо продолжал:
– Хорошо, Летти. Если я причинил вред, то не дадите ли вы мне возможность все исправить? – Он умолк, не смея снова упоминать о деньгах и заботе.
– Что вы станете делать, Летти? Вы не хотите больше видеть вашу тетю, Плант мертв, а я буду далеко. Вы остаетесь совсем одна.
– Как-нибудь устроюсь, – ответила Летти.
– Устраивалась же я раньше. Я не вернусь к тете и не поеду с вами, даже если вы всю ночь будете стоять здесь и просить меня об этом.
Она повернулась и, опустив голову, неуверенно шагнула к двери. Хамфри чувствовал, что все его существо стремится к ней. Быстро подойдя к девушке, он взял ее за руку, вновь ощущая трогательную хрупкость миниатюрных пальцев и ладони.
– Вы ненавидите меня, Летти, но должны помнить, что всеми моими поступками руководила любовь к вам. Я по-прежнему вас люблю и буду любить до конца своих дней.
Она вырвала руку и смерила его взглядом, длившимся, казалось, целую вечность. В ее глазах, помимо ненависти и презрения, застыло такое отчаяние, что Хамфри сжался и попятился.
– Любовь! – произнесла Летти.
– Вы сами не знаете, о чем говорите.
Глава 23
Хамфри не помнил, как вышел из коттеджа и шагал по дорожке, но вскоре он беспомощно привалился к двуколке, зная, что у него не хватит сил влезть на сиденье, но это не имело для него никакого значения. Нет смысла ехать в Лондон – он все равно умрет, так почему бы не сделать это здесь. – Старый доктор Коппард с трудом слез на землю.
– В чем дело, Хамфри? Тебе хуже?
– Я не могу даже влезть в двуколку, сэр, – ответил Хамфри.
– Чепуха, – заявил старик, в тысячный раз думая о взаимосвязи души и тела. Состояние Хамфри означало, что девушка отказалась с ним ехать.
– Она никуда не поедет, – подтвердил предположения старого доктора Хамфри, – а мне остается только умереть. Лучше отправляйтесь домой, сэр, и не беспокойтесь обо мне.
– Если ты не хочешь, Хамфри, чтобы я надорвался, втаскивая тебя в двуколку, сделай усилие и влезь туда сам.
Он взял своего ученика под мышки и подтолкнул его. Хамфри, уцепившись руками за крыло повозки, подтянулся, призывая на помощь все оставшиеся силы, пыхтя, вскарабкался на сиденье. Доктор Коппард занял место рядом и взял Хамфри за руку, проверяя его пульс.
– Глотни-ка вот этого, – сказал он, отвинчивая крышку с фляги.
Когда Хамфри выпил, он вернул флягу на прежнее место, расправил плед и взял одной рукой поводья, но не стал трогать лошадь, а сидел, задумчиво поглаживая подбородок другой рукой. Приглядись Хамфри повнимательнее, он бы увидел, что добродушное лицо старика приобрело выражение упрямой решимости.
– Послушай, Хамфри, если у тебя нет возражений, я попытаюсь рискнуть. Я прожил в Бери сорок лет, и мое слово, в случае нужды, будет кое-что значить… Ты сейчас не в состоянии путешествовать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52