На страницах «Искры» чуть ли не из номера в номер появляется теперь иллюстрированный карикатурами Николая Степанова острый музыкальный фельетон. То беспощадно бичует фельетонист чиновников-бюрократов, лютых врагов передового отечественного искусства. То зло высмеивает отсталость и невежество великосветских италоманов или приверженцев поверхностно-бездумной салонной музыки.
Александр Сергеевич все больше входит во вкус своей новой деятельности.
Подобно дядюшке, Петру Борисовичу Козловскому, он тоже принимается за роман (сатирический, конечно!). Если когда-нибудь его закончит, непременно отдаст в «Искру». Он уже и заглавие придумал - «Исповедь либерала». Пусть почитают да устыдятся господа, именующие себя либералами и кричащие о благе народа, а по существу - заядлые враги истинной демократии.
День ото дня крепнет дружба Александра Даргомыжского с «искровцами». По утрам в квартире у Степанова собираются главные члены редакции журнала - писатели, фельетонисты, художники, поэты. Тут же обсуждают содержание будущего номера. Деятельно участвует во всем и Александр Сергеевич, а сам все пристальнее вслушивается в близкие его сердцу мотивы «искровской» поэзии...
Он был титулдрный советник,
Она - генеральская дочь.
Он робко в любви объяснился,
Она прогнала его прочь...
Как-то раз на очередном собрании «искровцев» прочитал эти шуточные строки из своего нового стихотворения поэт Петр Вейнберг. Многие тогда от души посмеялись над бедным чиновником, так некстати влюбившимся в неровню. Смеялся и Александр Даргомыжский.
Но с того дня не выходит у него из головы незадачливый титулярный советник. Александр Сергеевич видит этого забитого жизнью и нуждой чиновника. Слышит его голос, тихий, несмелый. До того отчетливо видит и слышит, будто сам титулярный советник сидит перед ним. Может быть, почудилось Даргомыжскому, что именно таким голосом должен заговорить в музыке Акакий Акакиевич из гоголевской «Шинели» или титулярный советник Поприщин, герой «Записок сумасшедшего».
Вот еще один «повседневный» человек из городских низов появился в галерее сатирических музыкальных портретов Александра Даргомыжского. И тоже будто с живой натуры писан его «Титулярный советник».
Нужды нет, что сторонники «чистого» искусства, не сумев или не захотев понять обличительный смысл этих музыкальных сатир, называли их пустячками да безобидными шутками.
Когда с горькой усмешкой рассказал о том Александр Сергеевич Владимиру Стасову, тот так и взорвался от негодования:
- Шутки?! - гневно воскликнул он. - Нечего сказать! Это ваш-то «Червяк» да «Титулярный советник» - шутки? Впрочем, слышали мы эту песню еще с тех времен, когда надутые педанты и тупицы печатно уверяли Гоголя в том, что никаких у него нет художественных созданий, а все только шутки, да пародии, да карикатуры!..
Голос Стасова сегодня гремел с особенной силой. Словно взывая к невидимому противнику, Стасов продолжал:
- Надо вслушаться хорошенько в музыку: ведь тут живые типы и характеры, тут целые сцены и картинки, выхваченные из повседневной нашей жизни, а вы говорите: шутки! Нет, господа! Эти произведения Александра Сергеевича вникают в русскую жизнь с такой глубиной, изображают ее с такой неподкрашенной правдивостью и юмором, какие есть у Гоголя, но каких никогда еще до Даргомыжского в музыке не бывало!
И до того распалился Владимир Васильевич, что тут же усадил хозяина дома за рояль и заставил повторить его новые пьесы, а потом и многие из старых романсов.
В промежутке между исполнением сверху вдруг послышался какой-то странный шум. Затем все опять стихло.
Александр Сергеевич с удивлением взглянул на потолок:
- Что бы это могло значить?
На верхнем этаже, прямо над гостиной Даргомыжского, была комната Саши и Наденьки Пургольд. В это время девочкам полагалось спать.
Между тем наверху разыгрывалась следующая сцена. Вскоре после того, как удалилась, пожелав девочкам спокойной ночи, гувернантка, с кровати, где лежала Саша, раздался шепот:
- Надя, ты еще не спишь?
- Нет, а ты?
Вместо ответа Саша громко фыркнула:
- Разумеется, нет, если я разговариваю с тобой!
- А внизу сейчас, кажется, играют новые пьесы Александра Сергеевича, и он сам поет, - сказала Наденька, напряженно вслушиваясь.
- Да, но только слов совсем не разобрать.
- А что, если приложить ухо к полу?
- Отличная мысль! - одобрила старшая сестра и стремительно спрыгнула с кровати.
В темноте, однако, Саша нечаянно зацепилась за кресло, которое тут же с грохотом опрокинулось. Сестры замерли, оцепенев. От досады они чуть не заплакали: неужели такой чудесный план сорвется? Но после небольшой паузы внизу снова возобновилась музыка. Саша и Надя улеглись на пол. Теперь звуки долетали до них гораздо отчетливее.
Вероятно, это была единственная в мире публика, которая слушала концерт из произведений Даргомыжского в столь неудобных позах. В то же время это была и самая благодарная публика. Во всяком случае, много раз с тех пор Саша и Надя подобным же образом самоотверженно прослушивали все программы музыкальных вечеров и покидали свои места лишь тогда, когда умолкали последние звуки музыки.
- Вот, Александр Сергеевич, какие у вас бескорыстные поклонницы! - смеясь, рассказывал Даргомыжскому Владимир Федорович Пургольд о ночных бдениях племянниц. - Я их, конечно, для порядка пожурил: мол, разве это дело - полуночничать? А они в ответ: ради хорошей музыки не грех и до утра на полу пролежать. Как думаете, Александр Сергеевич, может быть, при этакой-то приверженности к музыке наши девочки со временем и сами в знатные музыкантши выйдут?
- Непременно выйдут! - весело подхватил Даргомыжский. - Как не выйти, ежели я сам ими займусь? А у меня, знаете ли, легкая рука. Сошлюсь на пример Любови Ивановны Беленицыной. Слыхали о ее заграничных триумфах? - Александр Сергеевич весь засветился при воспоминании о любимой ученице. - Газеты, - продолжал он, - наперебой пишут о дивном таланте русской певицы, буквально покорившей публику и во Франции и, в особенности, в Италии. Каких только лестных прозвищ не придумали для Любови Ивановны пылкие итальянцы: и чудо Севера, и царица праздников, и жемчужина России - всего не перечтешь... Словом, как обещал я в свое время маленькой Любаше, что прославит она в будущем отечественную вокальную школу, так и вышло. Вот и ваших племянниц, дайте срок, направим на верный путь.
И так же, как было некогда с Любашей Беленицыной, теперь не нарадуется Александр Даргомыжский на своих новых учениц Сашу и Наденьку Пургольд.
Щедро одарила обеих сестер природа. Не достигнув и двенадцати лет, Надя уже отлично играла на фортепиано, без затруднений читала с листа и проявляла незаурядные способности к музыкальной науке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37