– А что такое случилось? Я пожал плечами.
– Один человек за нами погнался.
– И ты думаешь, что я поверю тебе?
– Я говорю правду, клянусь.
– Значит, ты пришел сюда из самого Зефира ? Должно быть, ты валишься с ног от усталости?
– Да, мэм, так оно и есть.
– Давай-ка отвернись, – приказала она. – И не смей оглядываться до тех пор, пока я не разрешу тебе. Понял?
– Хорошо, – кивнул я и повернулся к ней спиной. Я слышал, как она с плеском выбралась из воды, и представлял ее всю, обнаженную с головы до ног. Тихо зашуршала одежда. Прошла минута-другая, и она сказала мне:
– Теперь можешь повернуться. Когда я увидел ее снова, на ней была розовая майка, джинсы и белые теннисные тапочки.
– Как тебя зовут? – спросила она, выжимая свои длинные волосы.
– Кори Мэкинсон.
– А меня Чили Уиллоу, – представилась она. – Ну что, пошли, Корп. О, как чудесно было слышать свое имя из ее уст! Обежав вокруг пруда, я вслед за девушкой углубился по тропинке в лес. Чили была выше меня, ее походка сильно отличалась от той, как ходили мои девочки-одноклассницы. Ей не меньше шестнадцати, решил я. Я шагал за ней следом и вдыхал ее запах, который мог сравниться разве что с ароматом росы на свежескошенной траве. Я старался ступать только туда, куда наступала ее нога. Если бы у мен” был хвост, я бы наверняка вовсю им вилял.
– Я живу недалеко, тут, на опушке, – сказала мне Чили, и я отозвался из-за ее спины:
– Ясно. У обочины грязной пыльной дороги стояла дощатая лачуга. Стены были обиты рубероидом, загон для цыплят справа был обнесен ржавой стальной сеткой, а слева, посреди заросшего по пояс травой двора, на чурбаках стоял ржавый автомобильный кузов. Жилье выглядело гораздо более жалким и запущенным, чем тот притон, в котором мой дедушка Джейберд спустил в покер свою последнюю рубашку. Шагая по лесной тропинке вслед за Чили, я уже обратил внимание на то, что ее джинсы были старенькими, обтрепанными и залатанными, а на майке в двух местах светились симпатичные дырки размером не меньше дайма. И вот теперь я увидел ее дом, по сравнению с которым последняя братонская лачуга выглядела дворцом. Поднявшись на крыльцо, Чили отворила отчаянно скрипевшую сетчатую дверь и крикнула в темноту внутрь дома:
– Мама? Смотри, кого я нашла в лесу! Вслед за Чили я вошел в хижину. Внутри стоял запах крепких сигарет и зелени с огорода. За большим столом в кресле-качалке сидела женщина с шитьем на коленях. Она подняла на меня морщинистое лицо, кожа на котором была сожжена долгой работой на солнце, и взглянула васильковыми глазами своей дочери.
– Можешь выбросить его обратно, – отозвалась она. Игла в се руках снова принялась за работу.
– Он заблудился, – объяснила Чили. – И попросил меня о помощи. Говорит, что пришел из Зефира.
– Из Зефира? – переспросила женщина. Ее глаза снова обратились ко мне. На ней было застиранное голубое платье с желтыми вышитыми узорами на груди и резиновые пляжные шлепанцы. – Далековато же ты забрался от дома, паренек. Голос женщины был низким и хриплым, словно солнце вместе с кожей высушило и ее легкие. На низеньком столике рядом с креслом-качалкой стояла пепельница, полная сигаретных окурков, дымилась лежавшая там наполовину выкуренная сигарета. Да, мэм, – согласно ответил я. – Я хотел попросить у вас позволения позвонить моим родителям. Они волнуются, и я должен сказать им, что жив и здоров.
– У нас нет телефона, – ответила мне женщина. – У нас тут не Зефир.
– А, ясно. Тогда.., можно я попрошу вас отвезти меня домой? Мать Чили молча взяла из пепельницы сигарету и, сделав глубокую затяжку, положила сигарету обратно. Когда она снова заговорила, у се губ клубами вился сигаретный дымок.
– На грузовике уехал Билл. Но, по-моему, он вскорости должен вернуться. Мне захотелось узнать, через сколько именно минут наступит это ее “вскорости”, но спросить было бы невежливо.
– Можно мне попить? – обратился я к Чили.
– Само собой. И давай снимай-ка рубашку, она у тебя насквозь промокла. Пойдем со мной. Вслед за Чили я пошел на маленькую бедную кухоньку, на ходу расстегивая пуговицы рубашки и отлепляя ее от тела.
– Где это ты так здорово весь исцарапался? – спросила меня в спину мать Чили, снова изрыгая изо рта клубы сигаретного дыма. – Тебе явно пришлось побродить по лесу. Эй, Чили, достань-ка йод и подлатай своего гостя.
– Хорошо, мама, – отозвалась Чили, и я, повесив грязную и мокрую рубашку на спинку стула, замер, дожидаясь наступления мгновения боли и блаженства. Стоя ко мне спиной возле раковины, Чили накачала насосом в кувшин воду, которая блаженно булькала и плескалась во все стороны. Приложившись к полученной кружке с Фредом Флинстоуном на боку, я нашел, что вода тепловата и мутновата на вид. Глотнув воды, я обнаружил, что вкус у нее какой-то затхлый. Потом лицо Чили Уиллоу снова оказалось передо мной – и сладость ее дыхания напомнила мне об аромате роз. В ее руках были ватные тампончики и пузырек с йодом.
– Будет немножко больно, – предупредила она.
– Ничего, этот выдержит, – отозвалась из своей качалки ее мать. Чили принялась за работу. По мере того как боль кусала меня, сначала острая и резкая, потом более глубокая и долгая, я морщился и задерживал дыхание. Стоически переживая болезненную процедуру, я глядел на лицо Чили. Ее волосы высохли и теперь падали на плечи золотистыми волнами. Она опустилась на колени, и красновато-коричневая ватка в ее пальцах оставляла красновато-коричневые следы на моей коже. Мое сердце забилось чаще. Ее васильковые глаза встретились с моими глазами, и она улыбнулась мне.
– А ты молодец, – проговорила она. Я улыбнулся ей в ответ, хотя мне было так больно, что я готов был заплакать.
– Сколько тебе лет, Кори? – поинтересовалась Чили.
– Двенадцать. – И сразу же вслед еще одна святая ложь:
– На самом деле мне уже почти тринадцать. Говоря это, я не сводил глаз с лица Чили.
– А сколько тебе? – спросил я ее.
– Мне? О, я уже почтенная леди. Мне шестнадцать.
– Ты еще учишься в школе?
– Один год отучилась, – ответила она. – С меня этого было довольно.
– Ты не ходишь в школу? – Я был потрясен таким известием. – Вот это да!
– Ну, положим, ее школа еще не окончилась, – отозвалась мать Чили, не прерывая своего шитья. – Школа тумаков, которые раздает жизнь, вот что я имею в виду.
– Ох, мама, – вздохнула Чили; в ее губках сердечком эти два слова звучали для меня как музыка. Я позабыл о боли. Для такого мужчины, как я, боль была просто ничем. Я выдержу все что угодно, правильно сказала мама Чили. Я окинул взглядом мрачную полутемную комнату, обставленную старой и обшарпанной мебелью; когда я снова взглянул в лицо Чили, это было все равно что увидеть солнце после долгой ночной бури. Йод безжалостно жег, но прикосновения рук Чили были легки и нежны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100