Фабр в своей «Жизни насекомых» назвал «вечером Великого павлина». Однако ты остановил свой выбор на автобусе и долине, и это просто чудесно. А теперь ответь мне, дорогой мой, куда подевались эти чертовы спички? Мне пора входить в транс.
Эта следующая глава начинается с образа автобуса «Грей-хаунд», мчащегося по дикой долине американского Запада. Автобус направляется в сторону канадской границы. Он следует рейсом Сиэтл – Ванкувер. Далеко не многие его пассажиры замечают несметные стаи уток, летящие над автобусом, летящие со стороны гор, которые простираются у горизонта по правую сторону шоссе. Утки направляются к (невидимым для пассажиров) солончаковым болотам и далеким фиордам, что находятся по левую сторону шоссе. Как бы то ни было, пассажиры, едущие в этом автобусе, интересны автору хотя бы потому, что они верят – подобно всем, кто путешествует на «Грейхаунде» – пусть даже лишь во время своего автобусного путешествия – в собственное бессмертие.
Среди пассажиров данного автобуса – в тот самый момент, когда особенно сильно верят в собственное бессмертие, – находится некий молодой человек с вполне приличными манерами, чья внешность, однако, навевает мысли о его не слишком безупречной репутации. Он пытается уговорить водителя сделать остановку в месте, не запланированном в маршруте. Чуть раньше водитель согласился высадить его в Маунт-Верноне, который также не предусмотрен маршрутом, но в котором находится автобусный парк «Грейхаундов» и где остановка на одну секунду не явилась бы большим прегрешением. Теперь же тот самый молодой пассажир говорит следующее:
– Было бы здорово, если бы вы тормознули возле вон того придорожного аттракциона примерно в миле отсюда. Видите вон ту гигантскую сосиску?
Водитель в конце концов соглашается. С раздраженным ударом по тормозам автобус сбрасывает скорость и подьезжжжжжает к автостоянке зверинца. И из него выскакиваю, конечно же, я, Маркс Марвеллос, ваш покорный слуга.
По всем моим прикидкам, сегодня четверг. Можно с достаточной уверенностью предположить, что зверинец закрыт. Я обошел строение вокруг и едва не раздавил чемодан, пробираясь между деревьями и гротескными краями беспрестанно меняющихся горизонтальных тотемов, что торчат из углов здания.
– Уф-ф, – выдохнул я, протискиваясь внутрь. Й тут же оказался нос к носу с жутким бульдогом-горгульей. Из свирепого капкана его челюстей свисала связка сосисок. На месте глаз чудовища красовались пурпурно-красные прозрачные камни, которые Зиллер привез из Африки. Или все-таки это была Индия? С губ бульдога, набегая на бока сосисок, свисали изящно вырезанные капли слюны.
– И это место, в котором ты живешь и работаешь? – недоверчиво спросил я себя.
После этого я прямиком направился в свое устроенное над гаражом жилище. Дверь была не заперта. Однако не успел я повернуть дверную ручку хотя бы на пол-оборота, как услышал безошибочные звуковые свидетельства того, что в моей спальне кто-то занимается любовью. Я тут же отпустил ручку. Сладострастное рычание мгновенно перешло в визгливые смешки, а смешки в протяжные стоны.
– М-м-м… – произнес я и бросился по лестнице вниз. Несколько секунд спустя я подумал: «Но это же моя спальня» – и снова устремился вверх по лестнице, где снова схватился за дверную ручку. На этот раз стоны сменились сюсюканьем. Пальцы мои выпустили ручку, рука безвольно повисла. Я зашагал вниз. В голове горело, как после кварты «Табаско», а губы пересохли.
В кухне я обнаружил Джона Пола, Тора и Мон Кула. Чародей, его пасынок и дрессированный бабуин завтракали. Зиллер приготовил банановый суп, который все трое поглощали вместе с пончиками, которые макали в глиняные миски с похлебкой. Зиллер и Тор были одеты в набедренные повязки. Мон Кул в паузах между маканием пончиков и лаканием супа вскакивал на стол и раскачивался на люстре – совсем как цирковые гимнастки, которые раскачиваются на канатах, в то время как оркестр наяривает мелодию «I'm in Love with the Girl in the Moon».
– И это то самое место, где я живу и работаю? – снова задал я себе вопрос.
При моем появлении мальчик и бабуин энергично замахали мне руками. Я резко захлопнул за собой дверь. Джон Пол в знак приветствия приподнял кончики усов. Что ж, подумал я, это действительно приветствие. Чародей предложил мне угоститься супом, но совершенно не удивился, когда я отказался от его предложения. Он прекрасно понимал, насколько раскалился мой мозг.
– Расслабься, – сказал он. – Проказник Плаки вернулся из своей католической одиссеи и до сих пор услаждает себя наградами за возвращение.
Так, значит, там Перселл! При этой мысли я почувствовал себя немного лучше. Впрочем, не слишком. Не отыскав на кухне спиртного, я влил в себя стакан винного уксуса, проклиная итальянцев за то, что они привели виноградную гроздь к такому постыдному состоянию. Тем не менее я присоединился к шумному трио, сев за стол, и коротко рассказал Зиллеру о моей поездке. В Калифорнии я познакомился с некоей организацией, известной под названием «Передний край науки». В ее рядах состоят ученые и любознательные миряне, которые серьезно озабочены высшим смыслом собственной жизни и работы. Они считают, что грань между объектом и субъектом постепенно стирается. Их вера зиждется на следующем утверждении Гейзенберга: «Ученый уже больше не сможет объективно осмысливать и постигать природу, но подвергает ее человеческому сомнению и связывает ее с судьбой человека». Следуя советам Эйнштейна и Оппенгеймера, они начинают применять свои глубокие научные познания в более благородной сфере, чем производство оружия или умение перещеголять внеземные расы. Поиск, который они вели в чистой науке, привел их в сферу личного, поэтического, таинственного… оккультного. Один из них в моем присутствии объяснял, почему физик Мюррей Гелл-Манн называет свою теорию классификации элементарных частиц «восьмеричной тропой». Другой отвел меня на лекцию под названием «Западная биология и Тибетская Книга Мертвых», на которой докладчик рассказывал о том, как передовые биологи обнаружили генетическое объяснение кармы и реинкарнации.
Джон Пол понял, почему «Передний край науки» так заинтересовал меня. Дело в том, что я впервые в жизни встретил коллег, чьи взгляды до известной степени совпадают с моими. Я только что написал слова «до известной степени», потому что считаю 95 процентов мистицизма бредом сивой кобылы. Однако в то же самое время я уверен в том, что наука сыграет решающую роль в религии будущего. Зимой «Передний край науки» снял здание старой обветшавшей курортной гостиницы в горах неподалеку от Стоктона. Члены этой организации нашли средства для проведения трехмесячных семинаров и исследований.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117
Эта следующая глава начинается с образа автобуса «Грей-хаунд», мчащегося по дикой долине американского Запада. Автобус направляется в сторону канадской границы. Он следует рейсом Сиэтл – Ванкувер. Далеко не многие его пассажиры замечают несметные стаи уток, летящие над автобусом, летящие со стороны гор, которые простираются у горизонта по правую сторону шоссе. Утки направляются к (невидимым для пассажиров) солончаковым болотам и далеким фиордам, что находятся по левую сторону шоссе. Как бы то ни было, пассажиры, едущие в этом автобусе, интересны автору хотя бы потому, что они верят – подобно всем, кто путешествует на «Грейхаунде» – пусть даже лишь во время своего автобусного путешествия – в собственное бессмертие.
Среди пассажиров данного автобуса – в тот самый момент, когда особенно сильно верят в собственное бессмертие, – находится некий молодой человек с вполне приличными манерами, чья внешность, однако, навевает мысли о его не слишком безупречной репутации. Он пытается уговорить водителя сделать остановку в месте, не запланированном в маршруте. Чуть раньше водитель согласился высадить его в Маунт-Верноне, который также не предусмотрен маршрутом, но в котором находится автобусный парк «Грейхаундов» и где остановка на одну секунду не явилась бы большим прегрешением. Теперь же тот самый молодой пассажир говорит следующее:
– Было бы здорово, если бы вы тормознули возле вон того придорожного аттракциона примерно в миле отсюда. Видите вон ту гигантскую сосиску?
Водитель в конце концов соглашается. С раздраженным ударом по тормозам автобус сбрасывает скорость и подьезжжжжжает к автостоянке зверинца. И из него выскакиваю, конечно же, я, Маркс Марвеллос, ваш покорный слуга.
По всем моим прикидкам, сегодня четверг. Можно с достаточной уверенностью предположить, что зверинец закрыт. Я обошел строение вокруг и едва не раздавил чемодан, пробираясь между деревьями и гротескными краями беспрестанно меняющихся горизонтальных тотемов, что торчат из углов здания.
– Уф-ф, – выдохнул я, протискиваясь внутрь. Й тут же оказался нос к носу с жутким бульдогом-горгульей. Из свирепого капкана его челюстей свисала связка сосисок. На месте глаз чудовища красовались пурпурно-красные прозрачные камни, которые Зиллер привез из Африки. Или все-таки это была Индия? С губ бульдога, набегая на бока сосисок, свисали изящно вырезанные капли слюны.
– И это место, в котором ты живешь и работаешь? – недоверчиво спросил я себя.
После этого я прямиком направился в свое устроенное над гаражом жилище. Дверь была не заперта. Однако не успел я повернуть дверную ручку хотя бы на пол-оборота, как услышал безошибочные звуковые свидетельства того, что в моей спальне кто-то занимается любовью. Я тут же отпустил ручку. Сладострастное рычание мгновенно перешло в визгливые смешки, а смешки в протяжные стоны.
– М-м-м… – произнес я и бросился по лестнице вниз. Несколько секунд спустя я подумал: «Но это же моя спальня» – и снова устремился вверх по лестнице, где снова схватился за дверную ручку. На этот раз стоны сменились сюсюканьем. Пальцы мои выпустили ручку, рука безвольно повисла. Я зашагал вниз. В голове горело, как после кварты «Табаско», а губы пересохли.
В кухне я обнаружил Джона Пола, Тора и Мон Кула. Чародей, его пасынок и дрессированный бабуин завтракали. Зиллер приготовил банановый суп, который все трое поглощали вместе с пончиками, которые макали в глиняные миски с похлебкой. Зиллер и Тор были одеты в набедренные повязки. Мон Кул в паузах между маканием пончиков и лаканием супа вскакивал на стол и раскачивался на люстре – совсем как цирковые гимнастки, которые раскачиваются на канатах, в то время как оркестр наяривает мелодию «I'm in Love with the Girl in the Moon».
– И это то самое место, где я живу и работаю? – снова задал я себе вопрос.
При моем появлении мальчик и бабуин энергично замахали мне руками. Я резко захлопнул за собой дверь. Джон Пол в знак приветствия приподнял кончики усов. Что ж, подумал я, это действительно приветствие. Чародей предложил мне угоститься супом, но совершенно не удивился, когда я отказался от его предложения. Он прекрасно понимал, насколько раскалился мой мозг.
– Расслабься, – сказал он. – Проказник Плаки вернулся из своей католической одиссеи и до сих пор услаждает себя наградами за возвращение.
Так, значит, там Перселл! При этой мысли я почувствовал себя немного лучше. Впрочем, не слишком. Не отыскав на кухне спиртного, я влил в себя стакан винного уксуса, проклиная итальянцев за то, что они привели виноградную гроздь к такому постыдному состоянию. Тем не менее я присоединился к шумному трио, сев за стол, и коротко рассказал Зиллеру о моей поездке. В Калифорнии я познакомился с некоей организацией, известной под названием «Передний край науки». В ее рядах состоят ученые и любознательные миряне, которые серьезно озабочены высшим смыслом собственной жизни и работы. Они считают, что грань между объектом и субъектом постепенно стирается. Их вера зиждется на следующем утверждении Гейзенберга: «Ученый уже больше не сможет объективно осмысливать и постигать природу, но подвергает ее человеческому сомнению и связывает ее с судьбой человека». Следуя советам Эйнштейна и Оппенгеймера, они начинают применять свои глубокие научные познания в более благородной сфере, чем производство оружия или умение перещеголять внеземные расы. Поиск, который они вели в чистой науке, привел их в сферу личного, поэтического, таинственного… оккультного. Один из них в моем присутствии объяснял, почему физик Мюррей Гелл-Манн называет свою теорию классификации элементарных частиц «восьмеричной тропой». Другой отвел меня на лекцию под названием «Западная биология и Тибетская Книга Мертвых», на которой докладчик рассказывал о том, как передовые биологи обнаружили генетическое объяснение кармы и реинкарнации.
Джон Пол понял, почему «Передний край науки» так заинтересовал меня. Дело в том, что я впервые в жизни встретил коллег, чьи взгляды до известной степени совпадают с моими. Я только что написал слова «до известной степени», потому что считаю 95 процентов мистицизма бредом сивой кобылы. Однако в то же самое время я уверен в том, что наука сыграет решающую роль в религии будущего. Зимой «Передний край науки» снял здание старой обветшавшей курортной гостиницы в горах неподалеку от Стоктона. Члены этой организации нашли средства для проведения трехмесячных семинаров и исследований.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117