– Не смей так говорить – у меня ничего в горло не полезет!
«Вот если бы! – подумала Дели. – Еды ведь так мало!» Однако гость, смотревший на свою тарелку почти с ненавистью, тем не менее мгновенно ее очистил.
На десерт было немного фруктов – и все. Дели не наелась. «Надо будет купить себе хотя бы печенья», – подумала она про себя. Они сидели и прихлебывали сухое вино, как вдруг Элби вскочил с места и театрально воскликнул:
– Стойте! Но шевелитесь!
Рука Имоджин замерла со стаканом у рта.
– Вы видите? – Элби снова бросился в кресло и вытянул под столом свои длинные ноги. – Эти блики света на ее лице, на стакане, вся ее поза… – Он повернулся к Дели и убежденно сказал: – У меня есть восприятие художника, но нет… как бы это сказать… дара воплощения.
Внезапно Имоджин опустила свой стакан.
– Извини, Дел, я совсем забыла. Тебе была телеграмма, она лежит на камине.
Дели медленно вскрыла конверт: телеграммы всегда вызывали у нее предощущение несчастья. Но по мере того как она читала, ее худые щеки розовели и зрачки все более расширялись. Когда она подняла глаза на подругу, из них полыхнуло голубое пламя.
– Догадываюсь, – сказала Имоджин. – Приезжает Брентон.
– Да сегодня вечером, – она перечитала скупые строчки телеграммы: БУДУ СЕГОДНЯ ШЕСТЬ ТРИДЦАТЬ ВЕЧЕРА ПОЕЗДОМ ИЗ ЭЧУКИ ЛЮБЛЮ БРЕНТОН.
Брентон приезжает! Она подобрала свою узкую юбку выше колен и закружилась в танце вокруг стола, опрокинув прислоненный к стене мольберт с начатым холстом.
– Придется тебе повести меня сегодня в ночное кафе, Элби, – сказала Имоджин. – А теперь уходи: Дели, конечно, захочет украсить наше жилье. Встретимся в половине восьмого у здания почты.
Элби ничего не понимал: никогда еще он не видел подругу Имоджин столь оживленной.
Дели смертельно боялась опоздать к поезду. А что если поезд придет раньше? В шесть часов она уже стояла у входа на перрон, охваченная нетерпеливой лихорадкой ожидания. Во рту у нее было сухо, холодные руки дрожали, а ноги подкашивались от слабости. Эти мучительные полчаса показались ей вечностью.
Она зашла в зал ожидания. В зеркале, укрепленном над раковиной, она принялась разглядывать свое бледное лицо. Какой он найдет ее внешность? Прозрачный шарф, обволакивающий ее темные волосы и завязанный на шее бантом, делал ее лицо немного крупнее и полнее. Губы ярко алели.
Успокоившись на этот счет, она вернулась на платформу. Но здесь ее вновь охватили сомнения. Вот уже год, как они в разлуке. Когда-то она заявила, что никогда больше не захочет видеть его. Как они встретятся теперь, что он скажет?
Она получила от него всего два письма, откуда-то с верховий реки Дарлинг. В них он сообщал корабельные новости, описывал состояние речного русла. Его письма всегда приходили из незнакомых, отдаленных мест. И вот теперь он приезжает сам. Он принесет с собой дыхание необжитых мест, реки, нагретой солнцем, широких засушливых равнин, мимо которых они проплывали.
Время замерло. Поезд с севера, наверное, не придет никогда и не привезет Брентона, а она, Дели, так и будет стоять под умершими часами, глядя на голые рельсы, убегающие в туманную мглу ночи.
Поезд издал резкий, отдающий эхом, гудок, похожий на прощальный гудок «Филадельфии» в устье реки Кэмпасп. Носильщики со своими тележками поспешили на перрон, за ними хлынула толпа встречающих. Дели ухватилась за перила прохода, опасаясь упасть в обморок.
13
Они сидели в ресторане при слабом свете затененной свечи, и она зачарованно смотрела в его аквамариновые глаза. Все происходило будто во сне. Дели не могла бы сказать, о чем они говорили, хотя говорили они возбужденно и радостно на протяжении всего пути от станции.
Лишь только он коснулся ее руки, все ее страхи и вся ее слабость будто испарились. Она почувствовала себя легко и спокойно, будто корабль, вошедший в надежную гавань. Они пробирались рука об руку сквозь ручейки, завихрившиеся позади них, Дели физически ощутила, что именно они являются центром этого не реального, изменчивого мира.
А теперь она смотрела, как он ест, с прежним смаком, ловко наворачивая спагетти на вилку и споро отправляя их в рот.
– Ты ничего не ешь, дорогая, – он положил вилку и взглянул на нее с тревогой и беспокойством.
– Мне хочется смотреть на тебя.
– А мне хочется видеть, как ты ешь. Вид у тебя неважный. Ты показывалась доктору?
– А зачем?
– Мне не понравилось, как ты кашляла по дороге сюда.
– Пустяки! Кашель начинается только тогда, когда я спешу и сбиваю дыхание.
– И тем не менее ты должна побывать у доктора.
– Это мне не по карману.
Он вынул бумажник, отсчитал пачку купюр и положил их на стол.
– Это твоя доля дохода за последний год. Она взглянула на него с недоумением.
– Но ведь у меня теперь только четвертая часть! Мы же договорились, Брентон. Я не могу пользоваться доходом, ничего не вкладывая в дело. А ты тратишься на ремонт судна и закупку товаров, ничего не оставляя для себя.
– Я рассматриваю это как инвестицию, которая даст доход. А себе я беру жалованье – двадцать фунтов в месяц. Существует очень простое решение всех наших споров: мы должны пожениться, и тогда все уладится само собой.
Дели сидела, не отрывая глаз от скатерти. Свой тонкий шарф она размотала, и теперь он падал ей на плечи мягкими складками, из которых, точно стебель экзотического цветка, поднималась ее нежная тонкая шея.
– Не надо сейчас об этом, – сказала она чуть слышно.
– Ну, хорошо, – он поднял свой стакан, наполненный рислингом. – За самые красивые глаза в штате Виктория.
Она улыбнулась, затем, не считая, отделила от пачки банкнот половину и вернула ему. – Это на ремонт и прочие расходы. Я тоже рассматриваю это как инвестицию.
Он помрачнел, но деньги взял и положил их в бумажник.
– Ты – самый упрямый и самый безголовый бесенок, какого я когда-либо встречал. Пообещай, что дашь мне знать, когда у тебя будут трудности с деньгами.
– Трудности у нас с Имоджин постоянно, но мы выкручиваемся.
– И живете в нетопленной мансарде на хлебе и воде, как все художники?
– Но все-таки живем!
– Ты могла бы и умереть…
Когда они докончили вторую бутылку, Дели почувствовала себя опьяневшей. На душе у нее было легко и весело. Когда они поднялись из-за стола, ей пришлось опереться на его руку, чтобы не задеть за столики. Ей казалось, что она плывет по ступеням лестницы, почти не касаясь их ногами.
Когда они вышли, прохладный воздух заполнил ее легкие, и ею овладело безудержное веселье, она закружилась в безумном танце. Причиной тому было не только выпитое вино, но и все остальное: нарядные фасады магазинов, шум уличного движения, яркие электрические огни; ей был двадцать один год, и она шла с любимым человеком по улицам большого города.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202