Они поспешили вниз но течению, набирая на ходу недостающих матросов и отбив телеграмму Джиму Пирсу, чтобы он ждал их в Уэнтворте.
После затянувшейся жары все почувствовали себя возбужденными. Умеренно теплые дни бодрили, а по ночам было прохладно. «Заиндевевшие» звезды сверкали на чистом голубом небосводе, холодный сухой ветер продувал насквозь серо-бурые равнины.
Они закупили первую в сезоне шерсть и загрузили одну баржу, на вторую шерсти не набралось.
Шел страшный 1902-й год. «Филадельфия» осторожно пробиралась вниз по реке Дарлинг; на носу ее постоянно находился матрос с шестом в руках, чтобы прощупывать фарватер. На ночь они приставали к берегу, так как плыть в темноте по воде, да еще вниз по течению, было небезопасно.
Хотя выжженная, высохшая земля, где полуживые от голода овцы раскапывали копытами даже солончаки, чтобы доставать съедобные корни, не была видна за крутыми серыми берегами, засуха тем не менее давала себя знать. У воды наблюдалось достойное жалости зрелище – истощенные, еле стоящие на ногах овцы, спустившись к реке на водопой, застревали в глине, не имея сил вытащить ноги.
Поначалу, внимая отчаянным мольбам Дели, матросы стреляли в несчастных животных, чтобы избавить их от предсмертных мук, но потом их стало слишком много. Дели заперлась в своей каюте и не выходила даже обедать, хотя теперь у них был новый повар. Она не ела ничего, кроме сухого хлеба и чая со сгущенным молоком. Ей казалось, что самый воздух, которым она дышит, заражен гниением.
Когда после долгого и трудного пути они, наконец, доплыли до места слияния с Мурреем, Дели испытала чувство огромного облегчения. Однако некогда величественная река была уже не та: длинная песчаная коса протянулась от устья почти до противоположного берега. Узкий пролив извивался между широкими топкими низинами, образовавшимися здесь впервые за многие годы. Коряги и затонувшие баржи, покрытые илом и ракушками, сохли на солнце.
При виде этого Брентон тихонько выругался.
– Мы не уйдем далеко по такой реке, – сказал он.
Загружая дрова на складе Фрэзера Смита, они узнали, что в этом году ни один пароход не поднимался выше Бич-энд-Папс.
И все же Брентон не встал на прикол. Пока оставались полдюйма воды под килем, он упрямо шел вперед.
За одним из поворотов их взорам предстало печальное зрелище: «Экцельсиор», слегка накренившийся на один борт, завяз в грязи. Было видно, что случилось это не сегодня и не вчера: сверху был натянут брезент, к берегу проложен настил из досок, на перилах палубы сохли рыболовные сети. Когда «Филадельфия» медленно проплывала мимо судна, его матросы в шутку кричали:
– Давайте к нам, будем загорать вместе. Все равно далеко не уйдете!
За следующим поворотом стоял уже целый порядок застрявших пароходов: «Оскар Уайлд», «Трафальгар», «Уорджери» и даже совсем маленькие суда, такие, как «Элерт», «Като», «Успех» и «Непобедимый».
Тедди Эдвардс, любивший всегда быть первым, ухитрился выйти вперед них, но тут «Филадельфия» вздрогнула и стала; ее колеса завязли в жидкой глине.
На этот раз они были не одни, не то что одинокая стоянка на реке Дарлинг в тысяче миль отсюда. Было нечто от дружеского пикника в этом собрании судов. Как говорится, на миру и смерть красна.
Дели во всяком случае чувствовала себя здесь много лучше, ибо долина Муррея была ничем иным, как широкой, затопляемой в разлив равниной, по которой река извивалась от одного ее края к другому. Перед Дели открывалась широкая панорама, ей больше не казалось, что она заперта в клетке – чувство, которое сковывало ее на Дарлинге.
С высоты верхней палубы она увидела заросли низкорослого эвкалипта – целое море темно-зеленых листьев и веток, и среди них, совсем близко от реки, открытое пространство пустынной, пострадавшей от засухи садоводческой фермы. Ее заборы были почти полностью засыпаны песчаными барханами, ее лужайки были усеяны белой известковой галькой.
Среди застрявших судов не было ни одного пассажирского, и Дели не видела женщин. Но на ферме, наверняка, должна была быть хотя бы одна женщина. Дели имела особые причины желать общения с женщиной: в последние несколько недель у нее зародилось подозрение, которое нуждалось в подтверждении.
На закате дня Дели направилась к ферме, окно которой тускло светилось в коротких легких сумерках.
Начинали зудеть москиты, и она двинулась по каменистой тропе к полуразрушенным воротам, которые вели на ферму. Дом состоял всего из двух комнат и пристроенной кухни.
Его единственное окно сверкало в лучах заходящего солнца, из трубы вился дымок, олицетворявший домашний очаг.
Замедлив шаги у низенькой веранды, Дели взглянула сквозь открытое окно на группу людей внутри. За грубым самодельным столом сидела женщина и шила при свете лампы. Ее седые волосы были небрежно стянуты в узел, глубокая складка залегла меж бровей, а кожа лица задубела от солнца и ветра. По обе стороны от очага, где грелся черный от копоти чайник, сидели мужчина и молодая женщина, судя по всему, его дочь, очень на него похожая мелкими чертами лица и пепельно-серыми волосами.
Что-то в неподвижных позах этих двоих привлекло внимание Дели. Девушка угрюмо смотрела на пылающие корни самшита, мужчина смотрел на девушку. Не было слышно ни звука, только пение закипающего чайника.
Дели прошла через глинобитную веранду и постучалась. Некоторое время внутри было тихо, потом раздались шаги, и дверь слегка приоткрылась. Женщина, державшая в левой руке лампу, разглядев пришедшую, хотела захлопнуть дверь, но Дели протянула ей котелок, который захватила с собой.
– Будьте так добры! Я с одного из тех кораблей, которые застряли на реке. Если вы продадите мне немного свежего молока, я буду вам очень признательна. Видите ли, мне нездоровится…
Ссылаться на болезнь, которую она считала излеченной, было не вполне честно, однако в последнее время Дели чувствовала по утрам странное недомогание. Женщина открыла дверь чуть пошире. При виде ее бледных щек и хрупкой фигурки суровое выражение лица фермерши смягчилось.
– Проходите! – сказала она вполголоса. Поставив лампу на стол, она провела Дели в столовую. Мужчина окинул пришедшую взглядом; девушка продолжала смотреть на огонь. Хозяйка зажгла свечу и направилась в пристройку.
У задней ее двери Дели увидела два больших чана с молоком, поставленных на отстой. Женщина взяла кувшин и наполнила котелок Дели наполовину.
– Извините, больше дать не могу, нельзя тревожить сливки. Зато я могу дать вам масла.
– Чудесно! Я не пробовала масла почти целый год. Только хватит ли у меня денег? – она смущенно вертела в руках смятые бумажки. Женщина взяла их, не глядя, и сунула в карман фартука. Дели начала ей рассказывать, как они бедствовали на Дарлинге.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202
После затянувшейся жары все почувствовали себя возбужденными. Умеренно теплые дни бодрили, а по ночам было прохладно. «Заиндевевшие» звезды сверкали на чистом голубом небосводе, холодный сухой ветер продувал насквозь серо-бурые равнины.
Они закупили первую в сезоне шерсть и загрузили одну баржу, на вторую шерсти не набралось.
Шел страшный 1902-й год. «Филадельфия» осторожно пробиралась вниз по реке Дарлинг; на носу ее постоянно находился матрос с шестом в руках, чтобы прощупывать фарватер. На ночь они приставали к берегу, так как плыть в темноте по воде, да еще вниз по течению, было небезопасно.
Хотя выжженная, высохшая земля, где полуживые от голода овцы раскапывали копытами даже солончаки, чтобы доставать съедобные корни, не была видна за крутыми серыми берегами, засуха тем не менее давала себя знать. У воды наблюдалось достойное жалости зрелище – истощенные, еле стоящие на ногах овцы, спустившись к реке на водопой, застревали в глине, не имея сил вытащить ноги.
Поначалу, внимая отчаянным мольбам Дели, матросы стреляли в несчастных животных, чтобы избавить их от предсмертных мук, но потом их стало слишком много. Дели заперлась в своей каюте и не выходила даже обедать, хотя теперь у них был новый повар. Она не ела ничего, кроме сухого хлеба и чая со сгущенным молоком. Ей казалось, что самый воздух, которым она дышит, заражен гниением.
Когда после долгого и трудного пути они, наконец, доплыли до места слияния с Мурреем, Дели испытала чувство огромного облегчения. Однако некогда величественная река была уже не та: длинная песчаная коса протянулась от устья почти до противоположного берега. Узкий пролив извивался между широкими топкими низинами, образовавшимися здесь впервые за многие годы. Коряги и затонувшие баржи, покрытые илом и ракушками, сохли на солнце.
При виде этого Брентон тихонько выругался.
– Мы не уйдем далеко по такой реке, – сказал он.
Загружая дрова на складе Фрэзера Смита, они узнали, что в этом году ни один пароход не поднимался выше Бич-энд-Папс.
И все же Брентон не встал на прикол. Пока оставались полдюйма воды под килем, он упрямо шел вперед.
За одним из поворотов их взорам предстало печальное зрелище: «Экцельсиор», слегка накренившийся на один борт, завяз в грязи. Было видно, что случилось это не сегодня и не вчера: сверху был натянут брезент, к берегу проложен настил из досок, на перилах палубы сохли рыболовные сети. Когда «Филадельфия» медленно проплывала мимо судна, его матросы в шутку кричали:
– Давайте к нам, будем загорать вместе. Все равно далеко не уйдете!
За следующим поворотом стоял уже целый порядок застрявших пароходов: «Оскар Уайлд», «Трафальгар», «Уорджери» и даже совсем маленькие суда, такие, как «Элерт», «Като», «Успех» и «Непобедимый».
Тедди Эдвардс, любивший всегда быть первым, ухитрился выйти вперед них, но тут «Филадельфия» вздрогнула и стала; ее колеса завязли в жидкой глине.
На этот раз они были не одни, не то что одинокая стоянка на реке Дарлинг в тысяче миль отсюда. Было нечто от дружеского пикника в этом собрании судов. Как говорится, на миру и смерть красна.
Дели во всяком случае чувствовала себя здесь много лучше, ибо долина Муррея была ничем иным, как широкой, затопляемой в разлив равниной, по которой река извивалась от одного ее края к другому. Перед Дели открывалась широкая панорама, ей больше не казалось, что она заперта в клетке – чувство, которое сковывало ее на Дарлинге.
С высоты верхней палубы она увидела заросли низкорослого эвкалипта – целое море темно-зеленых листьев и веток, и среди них, совсем близко от реки, открытое пространство пустынной, пострадавшей от засухи садоводческой фермы. Ее заборы были почти полностью засыпаны песчаными барханами, ее лужайки были усеяны белой известковой галькой.
Среди застрявших судов не было ни одного пассажирского, и Дели не видела женщин. Но на ферме, наверняка, должна была быть хотя бы одна женщина. Дели имела особые причины желать общения с женщиной: в последние несколько недель у нее зародилось подозрение, которое нуждалось в подтверждении.
На закате дня Дели направилась к ферме, окно которой тускло светилось в коротких легких сумерках.
Начинали зудеть москиты, и она двинулась по каменистой тропе к полуразрушенным воротам, которые вели на ферму. Дом состоял всего из двух комнат и пристроенной кухни.
Его единственное окно сверкало в лучах заходящего солнца, из трубы вился дымок, олицетворявший домашний очаг.
Замедлив шаги у низенькой веранды, Дели взглянула сквозь открытое окно на группу людей внутри. За грубым самодельным столом сидела женщина и шила при свете лампы. Ее седые волосы были небрежно стянуты в узел, глубокая складка залегла меж бровей, а кожа лица задубела от солнца и ветра. По обе стороны от очага, где грелся черный от копоти чайник, сидели мужчина и молодая женщина, судя по всему, его дочь, очень на него похожая мелкими чертами лица и пепельно-серыми волосами.
Что-то в неподвижных позах этих двоих привлекло внимание Дели. Девушка угрюмо смотрела на пылающие корни самшита, мужчина смотрел на девушку. Не было слышно ни звука, только пение закипающего чайника.
Дели прошла через глинобитную веранду и постучалась. Некоторое время внутри было тихо, потом раздались шаги, и дверь слегка приоткрылась. Женщина, державшая в левой руке лампу, разглядев пришедшую, хотела захлопнуть дверь, но Дели протянула ей котелок, который захватила с собой.
– Будьте так добры! Я с одного из тех кораблей, которые застряли на реке. Если вы продадите мне немного свежего молока, я буду вам очень признательна. Видите ли, мне нездоровится…
Ссылаться на болезнь, которую она считала излеченной, было не вполне честно, однако в последнее время Дели чувствовала по утрам странное недомогание. Женщина открыла дверь чуть пошире. При виде ее бледных щек и хрупкой фигурки суровое выражение лица фермерши смягчилось.
– Проходите! – сказала она вполголоса. Поставив лампу на стол, она провела Дели в столовую. Мужчина окинул пришедшую взглядом; девушка продолжала смотреть на огонь. Хозяйка зажгла свечу и направилась в пристройку.
У задней ее двери Дели увидела два больших чана с молоком, поставленных на отстой. Женщина взяла кувшин и наполнила котелок Дели наполовину.
– Извините, больше дать не могу, нельзя тревожить сливки. Зато я могу дать вам масла.
– Чудесно! Я не пробовала масла почти целый год. Только хватит ли у меня денег? – она смущенно вертела в руках смятые бумажки. Женщина взяла их, не глядя, и сунула в карман фартука. Дели начала ей рассказывать, как они бедствовали на Дарлинге.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202