А я мысленно подбирала каждому подходящую пару, составляла будущие семьи в своей голове. Иногда я даже угадывала – впрочем, это было нетрудно, потому что все женихи и невесты у нас были наперечет. Потом это стало моей привычкой. Я могла быть одинокой в самых многолюдных местах – наверное, даже с тобой, но не всегда. Я полюбила вкус одиночества, порой даже ловила себя на мысли, что прибегу к любым средствам, чтобы остаться одной.
Лион, очень серьезно посмотрев на жену, произнес:
– Да, иногда я замечал это. Особенно – с тех пор, как мы перебрались сюда, в Оксфорд.
– Это только усугубилось после того, как мы потеряли Элен и Барбару. Я замкнулась в себе, я бежала от друзей, даже самых, казалось бы, близких и преданных… Я сторонилась жизни. Мне хотелось только одиночества, хотелось постигнуть себя, разобраться в себе, в своих чувствах и мыслях. Познать свой собственный мир, наверное… – добавила она. – Но потом я внезапно поняла, что так можно совершенно отдалиться от людей. И потому я согласилась усыновить Уолтера и Молли – наверное, тогда я думала, что дети будут той единственной ниточкой, которая останется связующей между мной и окружающим миром.
Лион с надеждой в голосе спросил:
– А мной?
Она слабо улыбнулась.
– И тобой, конечно же…
Хартгейм с сочувствием посмотрел на жену. Да, теперь, после этих откровений многое ему становилось понятным.
– И ты по-прежнему чувствуешь себя одиноко? – спросил Лион.
Она, устало посмотрев на него, произнесла медленно и задумчиво:
– Не знаю… Думаю, что после всего, что произошло со мной, я разлюблю одиночество… Так прошло время; то время, что мы жили здесь, в Оксфорде. Да, – вздохнула Джастина, – время промелькнуло незаметно, и мы уже состарились. Мне часто казалось, будто бы кто-то смотрит на меня из зеркала – я боялась взглянуть на свое отражение. Но не всегда. Только иногда.
– Ты насчет этого человека?
Она кивнула.
– Да. Он следил за мной, смотрел на меня. Странно так смотрел. Появлялся он, когда я причесывалась, примеряла платье, накладывала макияж. От неожиданности я застывала на месте. Отворачивалась. Закрывала глаза. Но он неотступно следил за мной, будто хотел что-то объяснить. И я перестала смотреться в зеркало. Я поняла одно: у меня есть враг. Я знала его. Если я останавливалась у витрины магазина, он протягивал мне руку из-за стекла, качал головой с укоризной. Я выходила из подъезда – он тащился за мной. Иногда я ловила себя на мысли, что хочу только одного – лишь бы он не поймал меня на пустой улице! Иногда мне казалось, что вот-вот он вынырнет из равнодушной толпы, возьмет меня под руку, и начнет говорить – противно жужжать в ухо. О прожитых годах, о больших и маленьких проступках, о грехах, которые я совершила в своей жизни, короче – обо всем, что я хотела бы забыть и навсегда изгнать из своей памяти. Однажды я обманула мать, Мэгги – это было давно, еще в Австралии, и потом мне стало очень стыдно за этот обман. Как я хотела забыть об этом! И я забыла в конце концов. Но появился он, и я, вопреки своей воле, полетела в прошлое. Когда-то я нагрубила пожилой женщине, когда-то – солгала, чтобы получить ту роль, о которой давно мечтала. Обманула близких друзей, которые мне верили. О, он все время напоминал о моих просчетах, о моих больших и малых грехах!
– У кого только их не было в жизни! – вновь попытался возразить Лион, но Джастина коротким жестом остановила его:
– У всех были, но мне очень часто кажется, что мои просчеты, мои ошибки – самые страшные… – она вновь закурила и глубоко затянулась. – Я боюсь его, я боюсь этого страшного человека, Лион. Очень боюсь. Он занимает во мне все больше места.
Наконец до Лиона дошло, кого Джастина постоянно именовала как «он».
– Ты… Ты говорила о себе? Да? – спросил он, пытливо вглядываясь в глаза жены.
Она коротко кивнула.
– Да. Это действительно была я. И я была по-своему абсурдным человеком, я никогда не ощущала себя целостной личностью. Это все время была я. – И Джастина вновь замолчала, задумалась. – Мне стало невыносимо жить. Я не хотела ничего слышать и понимать, я хотела только одного – бежать, спастись. И, наверное, наш сосед, показался мне таким спасением… Но на самом деле это было падение, страшное падение. Я поздно поняла это, а когда поняла, было уже невозможно что-нибудь изменить – я стала жертвой собственных необузданных желаний, жертвой страшной, всепоглощающей страсти. Это было как болезнь, неизлечимая болезнь. Спасти, вылечить меня могло только какое-то потрясение в жизни, пусть страшное, но потрясение… И оно произошло…
– Так почему же ты так хочешь быть все время на людях? – Лион очень осторожно вернул беседу в первоначальное русло.
Джастина печально улыбнулась – улыбка эта показалась Лиону вымученной, похожей, скорее, на гримасу резиновой игрушки.
– Когда люди разговаривают, я живу настоящим и, как мне теперь кажется, иду к будущему. Я не вспоминаю прошлого, потому что когда я нахожусь среди людей, он держится в стороне, только иногда подбирается, прикрываясь воспоминаниями.
Лион понимающе взглянул на Джастину, но, тем не менее, переспросил:
– Воспоминаниями?
– Да, – кивнула она, – и почему-то – всегда печальными… Вот девушка, чем-то напоминающая Барбару, в ожидании автобуса помахивает сумочкой. Меня начинают переполнять какие-то смутные чувства, и я осознаю свое одиночества.
– Но почему? Почему?
Джастина потянулась за следующей сигаретой и нервно щелкнула зажигалкой.
– Причин много, – ответила она. – Как, впрочем, у каждого человека, который начинает листать свою жизненную книгу. Упущенные возможности, собственная глупость, от которой пострадало так много людей. Стыд – мне ведь стыдно, мне очень стыдно перед тобой, Лион – неужели ты этого не понимаешь? Но чаще всего – воспоминания. Когда-то и я так ждала на пустынных остановках, когда-то и я была полна радужных надежд, а возвращалась домой всегда одна. Этот человек насильно тащит меня в прошлое. Он совсем не любит меня, наверное, презирает за то, что я пустила жизнь на ветер.
Лион слабо запротестовал:
– Но почему же на ветер?
Джастина ответила тоном человека, много думавшего над жизнью и наконец пришедшего к единственно правильному решению, которое уже никогда, ни при каких обстоятельствах не может быть изменено:
– Я могла стать отличной актрисой – но не стала ею. Могла воспитать детей – у меня никогда не находилось на это достаточно времени. Все это сводит меня с ума. Ему надо, чтобы я всегда оставалась с глазу на глаз со своими неисправимыми ошибками, со своими просчетами. В зеркале я всегда видела в своих глазах его улыбку, и он очень радовался, если я огорчалась.
Мне хотелось разбить зеркало и навсегда избавиться от проклятого прошлого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87