У нее была также корзина, в которой лежали хлеб и вода. Женщина молча поставила корзину у моих ног.
Когда женщина поднялась, я увидел ее лицо. Наши взгляды встретились, и мне показалось, что мне в сердце воткнули нож. Женщина издала возглас удивления. А потом мы оба словно застыли.
– Симонетта! – недоверчиво произнес я. А она ответила:
– Мне незнакомо это имя. Я сказал:
– Симонетта, это я, Михель Мельцер! А она произнесла:
– Вы нравитесь мне, Михель Мельцер. Я сказал:
– Симонетта, неужели ты меня не узнаешь? А она сказал:
– О да, вы – Михель Мельцер.
Я смотрел на Симонетту. Взгляд ее казался отрешенным. Я схватил ее за руки, прижал к себе, почувствовал ее тело. Она не сопротивлялась, но и не радовалась. Слезы навернулись мне на глаза. Я обнимал возлюбленную и всхлипывал.
– Симонетта! – повторял я снова и снова, покрывая ее лицо поцелуями. Она улыбнулась, но совершенно не была взволнованна.
Сначала я подумал, что Симонетта притворяется, чтобы наказать меня. Но затем я вспомнил встречу с великаном, который многое мог рассказать, но позабыл свое имя, и то, как он это объяснил.
Поэтому я осторожно заговорил:
– Симонетта, ты помнишь Венецию, когда мы были вместе, нашу любовь?
Глаза Симонетты посветлели, и она обрадованно воскликнула:
– О да, я помню Венецию, где я играла на лютне, и помню своего возлюбленного!..
– Как его звали?
– Я не знаю. Я не помню имен.
В беспомощности, к которой примешивалась ярость, я отвел Симонетту к скамье и велел сесть. Я стал перед ней на колени, сжал ее руки и, задыхаясь от слез, спросил:
– Как выглядел твой возлюбленный, Симонетта? Посмотри на меня! Выглядел ли он так же, как я?
Симонетта пристально вглядывалась в мое лицо. Она не торопилась и наконец ответила:
– Да, он выглядел точно так же, как вы. Думаю, это были вы.
Вообще-то я должен был прыгать от радости, но безучастность, с которой она отвечала мне, потрясла меня. Чтобы скрыть слезы, я спрятал лицо у нее на коленях. Все мое тело пронизало чувство счастья, когда я неожиданно почувствовал ее руку у себя на волосах. Симонетта гладила меня, словно хотела утешить. Мы долго сидели так, не говоря ни слова.
Все это казалось мне дурным сном. Я начинал сомневаться в себе. Я не знал, правда ли то, что я переживаю сейчас, или дьявольское наваждение, навеянное событиями последних дней. И пока я искал ответ на этот вопрос, пока моя голова покоилась на коленях Симонетты и я ощущал живительное тепло, исходящее от моей возлюбленной, мне показалось, что кто-то незаметно вошел. Я вскочил. У меня за спиной стоял Фульхер фон Штрабен.
Не раздумывая, я бросился на него. Хотя Глас был выше меня, меня это не остановило.
– Что вы с ней сделали? – в ярости кричал я. – В чем эта женщина перед вами провинилась? Зачем вы привезли сюда Симонетту?
Фульхер оттолкнул меня и усадил на скамью рядом с Си-монеттой.
– У вас горячая голова, Мельцер. Ваши поступки часто опережают мысли. Это не подобает человеку вашего положения.
– Что вы сделали с Симонеттой? – повторил я.
– Ничего особенного, – ответил Фульхер. – Она пригубила напиток забвения. Теперь она помнит прошлое только урывками.
– Она потеряла память! – выкрикнул я Гласу в лицо.
– Ни в коем случае, – спокойно ответил тот. – То, что она не помнит сегодня, завтра опять с ней. Зато исчезнет что-то другое. А что касается вашего вопроса о цели ее пребывания здесь, то вы сами можете дать ответ. Когда я познакомился с вами, я понял, что вы вечно сомневающийся человек, который докапывается до сути вещей. Я не хотел рисковать, посвящая вас в тайны нашего братства, не будучи уверенным, что вы не выступите против нас. Я догадывался, что вы не удовлетворитесь тем, что я вам сказал. Хотя это больше, чем знают о нас люди извне. Вам сыграло на руку то, что в Вероне вы сами напали на след этой женщины. Но мои люди оказались быстрее. Как я уже говорил, у нас всюду есть свои люди. Они привезли женщину сюда в качестве живого залога. Если бы вы исполнили наш заказ к нашему удовлетворению, вы получили бы ее. И никогда не считайте себя умнее, чем Глас!
Я схватил Симонетту за руку, пытаясь собраться с мыслями. Это было нелегко, учитывая резкий поворот событий.
Мне стало ясно: хочу я того или нет, я должен напечатать эту чертову Библию Boni homines, и мне следует сделать это быстро, если я желаю вновь завоевать Симонетту.
Факел затрепетал от порыва ветра, пламя задрожало. Фульхер подал Симонетте знак удалиться, и она, не колеблясь, поднялась.
Прежде чем она ушла, я еще раз обнял ее, прижав к сердцу, и со слезами на глазах сказал:
– Верь мне, все будет хорошо!
В этот миг мне показалось, что она услышала отголосок нашей прежней любви.
Когда Симонетта вышла из комнаты, Фульхер фон Штрабен подошел ко мне.
– Итак? – произнес он. Я кивнул.
– Только пришлите в Майнц достаточное количество пергамента, – сказал я, – и вовремя поставляйте новые главы. Будет вам ваша Библия!
– Ну я так и знал! – рассмеялся Фульхер, хлопнув меня по плечу. И, не попрощавшись, удалился.
Я слышал, как он спускался по лестнице, слышал его дьявольский смех. Поскольку я был голоден, я проглотил хлеб, который принесла Симонетта. Несмотря на то что мне очень хотелось пить, я взял кружку с водой и вылил ее содержимое в окно. Потом снова улегся на скамью и стал ждать, что будет дальше.
То, что я нашел Симонетту именно здесь, в глуши Эйфельских лесов, казалось мне абсурдным и непонятным. Я начал громко звать возлюбленную, чтобы удостовериться, что я не сплю. Я поднялся и стал ходить взад-вперед по узкой комнате. Я далее думал о том, чтобы освободить Симонетту и бежать вместе с ней. Но потом я понял, что это навлечет на нас беду. Нет, я должен печатать, пусть даже это будет завет дьявола.
С наступлением темноты в мою каморку вломились двое грубиянов в простых широких плащах и широкополых шляпах. Изъясняясь при помощи непонятных звуков, они потащили меня вниз по витой каменной лестнице. Из-за бесконечных поворотов вокруг своей оси у меня закружилась голова, но наконец мы оказались внизу. Едва я пришел в себя, как мне на голову набросили мешок и втолкнули меня в стоявшую наготове карету.
Я испугался за свою жизнь, потому что даже представить себе не мог, куда может везти меня в это время карета, летевшая с такой скоростью – да, «лететь» было самое подходящее слово для такого способа передвижения – и совершенно бесшумно.
Не помню, сколько времени я провел в этом ужасном положении – в вонючем мешке на полу качающейся кареты. Вдруг, когда я уже перестал соображать и начал засыпать, я услышал громкое «Тпру!» Я вскочил, и в следующий миг меня схватили за руки и за ноги и выбросили, словно ненужную тушу животного. Кости хрустнули, я вскрикнул от боли и остался лежать без движения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114
Когда женщина поднялась, я увидел ее лицо. Наши взгляды встретились, и мне показалось, что мне в сердце воткнули нож. Женщина издала возглас удивления. А потом мы оба словно застыли.
– Симонетта! – недоверчиво произнес я. А она ответила:
– Мне незнакомо это имя. Я сказал:
– Симонетта, это я, Михель Мельцер! А она произнесла:
– Вы нравитесь мне, Михель Мельцер. Я сказал:
– Симонетта, неужели ты меня не узнаешь? А она сказал:
– О да, вы – Михель Мельцер.
Я смотрел на Симонетту. Взгляд ее казался отрешенным. Я схватил ее за руки, прижал к себе, почувствовал ее тело. Она не сопротивлялась, но и не радовалась. Слезы навернулись мне на глаза. Я обнимал возлюбленную и всхлипывал.
– Симонетта! – повторял я снова и снова, покрывая ее лицо поцелуями. Она улыбнулась, но совершенно не была взволнованна.
Сначала я подумал, что Симонетта притворяется, чтобы наказать меня. Но затем я вспомнил встречу с великаном, который многое мог рассказать, но позабыл свое имя, и то, как он это объяснил.
Поэтому я осторожно заговорил:
– Симонетта, ты помнишь Венецию, когда мы были вместе, нашу любовь?
Глаза Симонетты посветлели, и она обрадованно воскликнула:
– О да, я помню Венецию, где я играла на лютне, и помню своего возлюбленного!..
– Как его звали?
– Я не знаю. Я не помню имен.
В беспомощности, к которой примешивалась ярость, я отвел Симонетту к скамье и велел сесть. Я стал перед ней на колени, сжал ее руки и, задыхаясь от слез, спросил:
– Как выглядел твой возлюбленный, Симонетта? Посмотри на меня! Выглядел ли он так же, как я?
Симонетта пристально вглядывалась в мое лицо. Она не торопилась и наконец ответила:
– Да, он выглядел точно так же, как вы. Думаю, это были вы.
Вообще-то я должен был прыгать от радости, но безучастность, с которой она отвечала мне, потрясла меня. Чтобы скрыть слезы, я спрятал лицо у нее на коленях. Все мое тело пронизало чувство счастья, когда я неожиданно почувствовал ее руку у себя на волосах. Симонетта гладила меня, словно хотела утешить. Мы долго сидели так, не говоря ни слова.
Все это казалось мне дурным сном. Я начинал сомневаться в себе. Я не знал, правда ли то, что я переживаю сейчас, или дьявольское наваждение, навеянное событиями последних дней. И пока я искал ответ на этот вопрос, пока моя голова покоилась на коленях Симонетты и я ощущал живительное тепло, исходящее от моей возлюбленной, мне показалось, что кто-то незаметно вошел. Я вскочил. У меня за спиной стоял Фульхер фон Штрабен.
Не раздумывая, я бросился на него. Хотя Глас был выше меня, меня это не остановило.
– Что вы с ней сделали? – в ярости кричал я. – В чем эта женщина перед вами провинилась? Зачем вы привезли сюда Симонетту?
Фульхер оттолкнул меня и усадил на скамью рядом с Си-монеттой.
– У вас горячая голова, Мельцер. Ваши поступки часто опережают мысли. Это не подобает человеку вашего положения.
– Что вы сделали с Симонеттой? – повторил я.
– Ничего особенного, – ответил Фульхер. – Она пригубила напиток забвения. Теперь она помнит прошлое только урывками.
– Она потеряла память! – выкрикнул я Гласу в лицо.
– Ни в коем случае, – спокойно ответил тот. – То, что она не помнит сегодня, завтра опять с ней. Зато исчезнет что-то другое. А что касается вашего вопроса о цели ее пребывания здесь, то вы сами можете дать ответ. Когда я познакомился с вами, я понял, что вы вечно сомневающийся человек, который докапывается до сути вещей. Я не хотел рисковать, посвящая вас в тайны нашего братства, не будучи уверенным, что вы не выступите против нас. Я догадывался, что вы не удовлетворитесь тем, что я вам сказал. Хотя это больше, чем знают о нас люди извне. Вам сыграло на руку то, что в Вероне вы сами напали на след этой женщины. Но мои люди оказались быстрее. Как я уже говорил, у нас всюду есть свои люди. Они привезли женщину сюда в качестве живого залога. Если бы вы исполнили наш заказ к нашему удовлетворению, вы получили бы ее. И никогда не считайте себя умнее, чем Глас!
Я схватил Симонетту за руку, пытаясь собраться с мыслями. Это было нелегко, учитывая резкий поворот событий.
Мне стало ясно: хочу я того или нет, я должен напечатать эту чертову Библию Boni homines, и мне следует сделать это быстро, если я желаю вновь завоевать Симонетту.
Факел затрепетал от порыва ветра, пламя задрожало. Фульхер подал Симонетте знак удалиться, и она, не колеблясь, поднялась.
Прежде чем она ушла, я еще раз обнял ее, прижав к сердцу, и со слезами на глазах сказал:
– Верь мне, все будет хорошо!
В этот миг мне показалось, что она услышала отголосок нашей прежней любви.
Когда Симонетта вышла из комнаты, Фульхер фон Штрабен подошел ко мне.
– Итак? – произнес он. Я кивнул.
– Только пришлите в Майнц достаточное количество пергамента, – сказал я, – и вовремя поставляйте новые главы. Будет вам ваша Библия!
– Ну я так и знал! – рассмеялся Фульхер, хлопнув меня по плечу. И, не попрощавшись, удалился.
Я слышал, как он спускался по лестнице, слышал его дьявольский смех. Поскольку я был голоден, я проглотил хлеб, который принесла Симонетта. Несмотря на то что мне очень хотелось пить, я взял кружку с водой и вылил ее содержимое в окно. Потом снова улегся на скамью и стал ждать, что будет дальше.
То, что я нашел Симонетту именно здесь, в глуши Эйфельских лесов, казалось мне абсурдным и непонятным. Я начал громко звать возлюбленную, чтобы удостовериться, что я не сплю. Я поднялся и стал ходить взад-вперед по узкой комнате. Я далее думал о том, чтобы освободить Симонетту и бежать вместе с ней. Но потом я понял, что это навлечет на нас беду. Нет, я должен печатать, пусть даже это будет завет дьявола.
С наступлением темноты в мою каморку вломились двое грубиянов в простых широких плащах и широкополых шляпах. Изъясняясь при помощи непонятных звуков, они потащили меня вниз по витой каменной лестнице. Из-за бесконечных поворотов вокруг своей оси у меня закружилась голова, но наконец мы оказались внизу. Едва я пришел в себя, как мне на голову набросили мешок и втолкнули меня в стоявшую наготове карету.
Я испугался за свою жизнь, потому что даже представить себе не мог, куда может везти меня в это время карета, летевшая с такой скоростью – да, «лететь» было самое подходящее слово для такого способа передвижения – и совершенно бесшумно.
Не помню, сколько времени я провел в этом ужасном положении – в вонючем мешке на полу качающейся кареты. Вдруг, когда я уже перестал соображать и начал засыпать, я услышал громкое «Тпру!» Я вскочил, и в следующий миг меня схватили за руки и за ноги и выбросили, словно ненужную тушу животного. Кости хрустнули, я вскрикнул от боли и остался лежать без движения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114