убийц, поджигателей и шпионов, ожидавших там смертной казни.
– Это вы остановили шум в ушах у дожа? – спросил Аллегри, обращаясь к Мейтенсу, пока они ждали появления Эдиты.
– С Божьей помощью и благодаря тайному эликсиру, – ответил медик. Он думал, что исцеление Фоскари поможет ему в этой ситуации, но он ошибся.
Аллегри нахмурился и с выражением страдания на лице заметил:
– Лучше бы вы этого не делали. Фоскари стар и уже не владеет своим разумом. Он – несчастье для всей республики.
Столь откровенное высказывание смутило Мейтенса, в то время как адвокат, казалось, нисколько не удивился.
– Я врач, – ответил Мейтенс, – и помогаю всякому, кому нужна моя помощь. За это мне платят.
Когда он говорил, дверь распахнулась и двое стражников в черных кожаных одеждах ввели Эдиту. Без сомнения, это была Эдита, но как же она изменилась с тех пор, как они в последний раз виделись на корабле! На ней был серый балахон, перевязанный на талии веревкой. Ноги были обмотаны лохмотьями. Длинные, некогда столь пышные волосы коротко остригли. Но спина девушки была прямой, а глаза открыто смотрели на присутствующих.
Медик подошел к Эдите и протянул ей руку, но девушка отшатнулась.
– Не нужно бояться, – сказал медик по-немецки, – я нанял лучшего адвоката, который защитит тебя. Все будет хорошо. Доверься мне.
Эдита глядела на него, широко раскрыв глаза. Она молчала, словно ей трудно было говорить. Наконец, после долгой паузы, девушка открыла рот и твердо сказала:
– Почему вы не оставите меня в покое? Так и будете преследовать меня до самой смерти?
Эти слова больно задели Мейтенса. Один тот факт, что Эдита могла говорить, был достаточно волнующим, но звучание ее голоса совсем выбило медика из колеи. Он прислушивался к отзвукам слов Эдиты, пока они совсем не стихли.
В тот же миг он осознал значение сказанного. Мейтенс вздохнул. Конечно, он ожидал более приветливых слов, ожидал признательности, он ведь о ней заботился. Но до сих пор Эдита лишь отталкивала его, и не это ли еще больше усиливало его привязанность к ней?
– Я рад, что ты снова можешь говорить, – сдержанно произнес медик. – Все к лучшему, не сомневайся. Мессир Педроччи поможет тебе защититься перед Советом Десяти.
Услышав свое имя, адвокат попытался ободряюще улыбнуться, но Эдита смотрела в сторону.
Потеряв терпение, Аллегри обратился к Мейтенсу и, указав на Эдиту, задал вопрос:
– Это та самая девушка, которая, как вы утверждаете, потеряла голос?
– Могу в этом поклясться, мессир Аллегри. Римская Церковь знает много таких чудес, которые с точки зрения медицины таковыми вовсе не являются.
– А что же это тогда?
– Внутренние процессы, имеющие естественное объяснение. Ведь точно так же, как душевное потрясение может отнять у человека дар речи, оно же может ему его вернуть.
– Что касается души, то это дело богословов, – отмахнулся Аллегри.
Педроччи громко вмешался:
– В таком случае, приведите теологов! Они тут тысячами бегают!
Аллегри хлопнул ладонью по столу и воскликнул:
– Это не заседание суда, мессир Педроччи! И, мрачно поглядев на девушку, произнес:
– Ты избавила бы нас от многих хлопот, если бы призналась во всем, сучка.
– Мне не в чем признаваться, – твердо ответила Эдита. – Все что нужно было сказать, я сказала. Господин хотел совершить надо мною насилие, но его собственный сын убил его.
– А кто, кроме тебя, видел сына судовладельца? – спросил Педроччи.
– Старый слуга Джузеппе. Он открыл мне доступ в запретные комнаты. Но я уверена, что другие тоже знали о существовании юноши.
Аллегри с сомнением смотрел на нее.
– Слуга утверждает, что в комнатах, которые ты называешь запретными, всегда держали обезьян.
– Он лжет. Джузеппе боится потерять свое место! – воскликнула Эдита, сильно покраснев.
Мейтенс, увидев, что девушка волнуется, попытался ее успокоить:
– Мы допросим старого слугу и заставим его сказать правду. Адвокат подошел к ним и спросил:
– Как он выглядел, этот сын судовладельца, о котором говорят, что его никто не видел?
Эдита потупилась.
– Он был слабоумным, выродком, каких держат в специальных домах. Его тело было огромным, а голова в два раза больше, чем у обычного человека. В другой клетке Доербеки держали свою дочь. Она была похожа на брата, такая же страшная…
– Хватит уже! – перебил Аллегри Эдиту.
И, обращаясь к одному из стражников, он приказал:
– Отведите ее обратно в камеру!
К приказу девушка отнеслась равнодушно. Она повернулась и пошла прочь.
– Прощай! – крикнул Мейтенс вдогонку Эдите; но, казалось, она не хотела слышать слова прощания.
Глава VIII. Свобода и искушение
Волнения, возникшие из-за убийства судовладельца Доербека, поутихли, но затем снова возросли, ведь адвокат Чезаре Педроччи умел тонко пустить слухи, чтобы очернить Ингунду. Прикрыв рот ладонью, шептались жены рыбаков на кампо делла Пешерия и торговцы на Риаль-то о том, что жена судовладельца сходит с ума от любви и привержена как к своему, так и к противоположному полу, и потому что грешит, рожала детей-уродов и то ли убивала их, то ли держала в клетках и потом продавала. Более того, из-за ссоры по поводу ее порочного поведения она убила собственного мужа и обвинила в содеянном свою служанку. Но как ни старался Педроччи привлечь в качестве свидетеля одного из многочисленных любовников Ингунды, все его усилия пропадали втуне, поскольку никто не осмеливался признаться в этом перед всеми.
Той осенью раньше, чем обычно, начались бури. В лагуне волны сильно бились о берег и иногда были настолько высокими, что докатывались даже до дверей собора Святого Марка, а в соборе было по щиколотку воды. Однажды утром рыбаки, которые очищали мол Сан-Марко после бурных волнений от мертвых морских животных, фукуса и вонючих нечистот, увидели жуткую картину. Волны вынесли на берег два привязанных друг к другу распухших голых тела. Вокруг шей у них были обмотаны чулки, а головы, по сравнению с телами, казались просто огромными. Насколько можно было судить по их лицам, у обоих были признаки сильной умственной отсталости.
Вскоре вокруг ужасной находки образовалось скопление народа. Старая, одетая в черное женщина, которая шла с утренней мессы в соборе Святого Марка, с криком закрыла лицо руками и запричитала:
– Господи, спаси и сохрани меня, если это пе слабоумные дети Доербеков!
Зеваки вопросительно переглядывались. Некоторые наклонялись, чтобы поближе разглядеть бесформенные головы. Наконец все признали, что старуха права: это действительно были жалкие выродки.
В Венеции не было ни одного посыльного, который был бы быстрее, чем слухи. И дело тут не только в том, что венецианцы очень любили общаться, высунувшись из окна; в первую очередь это объяснялось тем, что в городе на очень маленьком пространстве жили почти двести тысяч людей и для них не было ничего более интересного, чем болтовня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114
– Это вы остановили шум в ушах у дожа? – спросил Аллегри, обращаясь к Мейтенсу, пока они ждали появления Эдиты.
– С Божьей помощью и благодаря тайному эликсиру, – ответил медик. Он думал, что исцеление Фоскари поможет ему в этой ситуации, но он ошибся.
Аллегри нахмурился и с выражением страдания на лице заметил:
– Лучше бы вы этого не делали. Фоскари стар и уже не владеет своим разумом. Он – несчастье для всей республики.
Столь откровенное высказывание смутило Мейтенса, в то время как адвокат, казалось, нисколько не удивился.
– Я врач, – ответил Мейтенс, – и помогаю всякому, кому нужна моя помощь. За это мне платят.
Когда он говорил, дверь распахнулась и двое стражников в черных кожаных одеждах ввели Эдиту. Без сомнения, это была Эдита, но как же она изменилась с тех пор, как они в последний раз виделись на корабле! На ней был серый балахон, перевязанный на талии веревкой. Ноги были обмотаны лохмотьями. Длинные, некогда столь пышные волосы коротко остригли. Но спина девушки была прямой, а глаза открыто смотрели на присутствующих.
Медик подошел к Эдите и протянул ей руку, но девушка отшатнулась.
– Не нужно бояться, – сказал медик по-немецки, – я нанял лучшего адвоката, который защитит тебя. Все будет хорошо. Доверься мне.
Эдита глядела на него, широко раскрыв глаза. Она молчала, словно ей трудно было говорить. Наконец, после долгой паузы, девушка открыла рот и твердо сказала:
– Почему вы не оставите меня в покое? Так и будете преследовать меня до самой смерти?
Эти слова больно задели Мейтенса. Один тот факт, что Эдита могла говорить, был достаточно волнующим, но звучание ее голоса совсем выбило медика из колеи. Он прислушивался к отзвукам слов Эдиты, пока они совсем не стихли.
В тот же миг он осознал значение сказанного. Мейтенс вздохнул. Конечно, он ожидал более приветливых слов, ожидал признательности, он ведь о ней заботился. Но до сих пор Эдита лишь отталкивала его, и не это ли еще больше усиливало его привязанность к ней?
– Я рад, что ты снова можешь говорить, – сдержанно произнес медик. – Все к лучшему, не сомневайся. Мессир Педроччи поможет тебе защититься перед Советом Десяти.
Услышав свое имя, адвокат попытался ободряюще улыбнуться, но Эдита смотрела в сторону.
Потеряв терпение, Аллегри обратился к Мейтенсу и, указав на Эдиту, задал вопрос:
– Это та самая девушка, которая, как вы утверждаете, потеряла голос?
– Могу в этом поклясться, мессир Аллегри. Римская Церковь знает много таких чудес, которые с точки зрения медицины таковыми вовсе не являются.
– А что же это тогда?
– Внутренние процессы, имеющие естественное объяснение. Ведь точно так же, как душевное потрясение может отнять у человека дар речи, оно же может ему его вернуть.
– Что касается души, то это дело богословов, – отмахнулся Аллегри.
Педроччи громко вмешался:
– В таком случае, приведите теологов! Они тут тысячами бегают!
Аллегри хлопнул ладонью по столу и воскликнул:
– Это не заседание суда, мессир Педроччи! И, мрачно поглядев на девушку, произнес:
– Ты избавила бы нас от многих хлопот, если бы призналась во всем, сучка.
– Мне не в чем признаваться, – твердо ответила Эдита. – Все что нужно было сказать, я сказала. Господин хотел совершить надо мною насилие, но его собственный сын убил его.
– А кто, кроме тебя, видел сына судовладельца? – спросил Педроччи.
– Старый слуга Джузеппе. Он открыл мне доступ в запретные комнаты. Но я уверена, что другие тоже знали о существовании юноши.
Аллегри с сомнением смотрел на нее.
– Слуга утверждает, что в комнатах, которые ты называешь запретными, всегда держали обезьян.
– Он лжет. Джузеппе боится потерять свое место! – воскликнула Эдита, сильно покраснев.
Мейтенс, увидев, что девушка волнуется, попытался ее успокоить:
– Мы допросим старого слугу и заставим его сказать правду. Адвокат подошел к ним и спросил:
– Как он выглядел, этот сын судовладельца, о котором говорят, что его никто не видел?
Эдита потупилась.
– Он был слабоумным, выродком, каких держат в специальных домах. Его тело было огромным, а голова в два раза больше, чем у обычного человека. В другой клетке Доербеки держали свою дочь. Она была похожа на брата, такая же страшная…
– Хватит уже! – перебил Аллегри Эдиту.
И, обращаясь к одному из стражников, он приказал:
– Отведите ее обратно в камеру!
К приказу девушка отнеслась равнодушно. Она повернулась и пошла прочь.
– Прощай! – крикнул Мейтенс вдогонку Эдите; но, казалось, она не хотела слышать слова прощания.
Глава VIII. Свобода и искушение
Волнения, возникшие из-за убийства судовладельца Доербека, поутихли, но затем снова возросли, ведь адвокат Чезаре Педроччи умел тонко пустить слухи, чтобы очернить Ингунду. Прикрыв рот ладонью, шептались жены рыбаков на кампо делла Пешерия и торговцы на Риаль-то о том, что жена судовладельца сходит с ума от любви и привержена как к своему, так и к противоположному полу, и потому что грешит, рожала детей-уродов и то ли убивала их, то ли держала в клетках и потом продавала. Более того, из-за ссоры по поводу ее порочного поведения она убила собственного мужа и обвинила в содеянном свою служанку. Но как ни старался Педроччи привлечь в качестве свидетеля одного из многочисленных любовников Ингунды, все его усилия пропадали втуне, поскольку никто не осмеливался признаться в этом перед всеми.
Той осенью раньше, чем обычно, начались бури. В лагуне волны сильно бились о берег и иногда были настолько высокими, что докатывались даже до дверей собора Святого Марка, а в соборе было по щиколотку воды. Однажды утром рыбаки, которые очищали мол Сан-Марко после бурных волнений от мертвых морских животных, фукуса и вонючих нечистот, увидели жуткую картину. Волны вынесли на берег два привязанных друг к другу распухших голых тела. Вокруг шей у них были обмотаны чулки, а головы, по сравнению с телами, казались просто огромными. Насколько можно было судить по их лицам, у обоих были признаки сильной умственной отсталости.
Вскоре вокруг ужасной находки образовалось скопление народа. Старая, одетая в черное женщина, которая шла с утренней мессы в соборе Святого Марка, с криком закрыла лицо руками и запричитала:
– Господи, спаси и сохрани меня, если это пе слабоумные дети Доербеков!
Зеваки вопросительно переглядывались. Некоторые наклонялись, чтобы поближе разглядеть бесформенные головы. Наконец все признали, что старуха права: это действительно были жалкие выродки.
В Венеции не было ни одного посыльного, который был бы быстрее, чем слухи. И дело тут не только в том, что венецианцы очень любили общаться, высунувшись из окна; в первую очередь это объяснялось тем, что в городе на очень маленьком пространстве жили почти двести тысяч людей и для них не было ничего более интересного, чем болтовня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114