Рыночные торговки рассказывали, что Мельцера снедает любовь к таинственной женщине, которую он встретил в лесах.
За два дня до Петра и Павла, когда лето в долине Рейна было в самом разгаре и после двух голодных лет наконец-то обещало богатый урожай, в Майнц на корабле из Страсбурга прибыл странный венецианец. Внешность его была не очень приятной, несмотря на то что он, одетый в лучшие зеленые одежды, с огромной шляпой на голове, был прямо-таки образцом элегантности. Он припадал на одну ногу, косил, а на носу у него был огненно-красный нарост. Это был Чезаре Педроччи, которого в Венеции называли «драконом».
Венецианский адвокат направился прямо к зеркальщику Михелю Мельцеру, и толпа ребятишек, которые с криками бежали за ним, казалось, совершенно ему не мешала. Женщины от любопытства вытянули шеи, когда чужеземец пошел по направлению к Женскому переулку и остановился у ставшего уже притчей во языцех дома Мельцера. Едва венецианец исчез в дверях, как все, побросав свои дела, бросились за ним по переулку, пытаясь увидеть хоть что-нибудь в окно.
Появления адвоката Мельцер ожидал в последнюю очередь. Он не надеялся получить добрые вести и спросил, прежде чем Педроччи успел хоть слово произнести:
– Вы приехали из-за моей дочери? Что с ней? Говорите, мессир Педроччи!
Лицо адвоката приобрело печальное выражение.
– Не стоит жалеть меня! – подбодрил Мельцер венецианца и добавил: – Я не удивлюсь, если вы пришли с известием, что Эдиту посадили в Пьомби и вы хотите – естественно, за хорошую плату – вытащить ее оттуда.
– Эдита умерла, – спокойно сказал Педроччи. – Мне очень жаль.
– Умерла? – Мельцер вздрогнул.
– Она умерла во время родов, ребенок тоже. Его голова была слишком велика для тела матери. Схватки продолжались целый день и целую ночь. Сначала умер ребенок, затем смерть настигла и мать. Я не знаю, утешит ли вас то, что я скажу, но знайте: смерть Эдиты потрясла всю Венецию.
Зеркальщик подошел к окну и уставился в никуда. Он не видел любопытных лиц, которые пытались разглядеть, что происходит в доме. Мельцер беспомощно заломил руки, а затем закричал так громко, что его голос слышно было по всему дому:
– Разве это удивительно? В теле девушки поселился дьявол. Она носила ребенка этого дьявола, да Мосто!
Чезаре Педроччи не решался вымолвить ни слова. Он смотрел на зеркальщика с нескрываемым сочувствием. Через некоторое время адвокат сказал:
– Эдиту похоронили под кипарисами Сан-Кассиано. Когда Мельцер промолчал, Чезаре Педроччи решил, что нужно продолжать.
– Я прибыл, – обстоятельно начал он, – по поручению Consiglio dei Dieci …
– Я не должен был оставлять ее одну! – Казалось, Мельцер не слышал его. Прижавшись головой к стеклу, зеркальщик повторял:
– Это я во всем виноват, я не должен был оставлять ее одну. Она была молода и глупа, слишком молода и слишком глупа, и богатство вскружило ей голову. Конечно, она ненавидела меня и всегда упрекала в том, что я продал ее этому византийскому торговцу. А я ведь всего лишь хотел как лучше. Откуда мне было знать, что он уже женат?
После долгого молчания адвокат начал снова:
– Мессир Аллегри из Consiglio dei Dieci поручил мне сообщить вам о наследстве. Как вам известно, Эдита была одной из самых богатых женщин Венеции, и даже да Мосто с его азартными играми не удалось разорить ее. Если бы вы были венецианцем, то к вам отошло бы все состояние: флот, палаццо и деньги. Но законы Венеции предполагают наследование только ее жителями, кроме тех случаев, когда наследство специально отписывается чужеземцу. На смертном одре ваша дочь завещала вам – мне действительно жаль, мессир Мельцер, – сотню гульденов, не больше и не меньше. Мол, вы знаете, за что.
Говоря это, Педроччи вынул кошель и положил его на стол перед Мельцером.
Мельцер покачал головой, словно не желая верить в то, что ему сказали. Он никогда не думал, что ненависть и презрение Эдиты к нему настолько сильны, что она не простит его даже перед смертью.
– Не хочу я этих денег! – воскликнул наконец Мельцер, отодвинув кошель. – Раздайте их нищим Венеции. На состоянии Доербеков, по всей видимости, лежит проклятие. Поверьте мне, я ни за что не стал бы жить в палаццо Агнезе. Но что значат деньги, когда я потерял ребенка?
– Ничего другого я от вас и не ожидал.
Мельцер отмахнулся, а потом пристально поглядел на адвоката и наконец спросил:
– Мессир Педроччи, а откуда вам вообще стало известно, что я вернулся в Майнц? Как вы меня разыскали?
Чезаре Педроччи смущенно потер руки и ответил:
– Мессир Мельцер, это было не так уж трудно; но поскольку вам важно знать правду, то я скажу только одно: Insignia Naturae Ratio Illustrat .
Зеркальщик был ошеломлен, оглушен, и прошло довольно много времени, прежде чем он понял все. Но к тому времени адвокат уже покинул Майнц и уехал в неизвестном направлении.
Известие о смерти Эдиты и связанное с этим горе заставили Мельцера приняться за работу с еще большим усердием. Теперь у него была только одна цель: он хотел как можно скорее покончить с заказом Boni homines и напечатать им Библию. Это была единственная возможность вернуть Симонетту. Любовь способствует изобретательности, и Мельцер начал отливать лигатуры, буквосочетания, такие как «ph», «ff», и «st», которые очень часто встречаются в латыни, что существенно сократило процесс набора. У Мельцера было сорок семь заглавных и более двухсот различных строчных букв. Содержание его текстов, в которых шла речь о распространении человеческих заболеваний на живых зверей – путем натирания тела хлебом, который бросали петуху, или о толковании снов в свете предсказания будущего человеку – все это мало занимало его. Перед глазами у него была одна цель: Симонетта.
Так демоническая Библия постепенно обретала свой образ; по крайней мере, Мельцеру казалось, что это было именно так, потому что едва он отпечатывал тысячу экземпляров одного листа, как словно по мановению вошебной палочки у его дверей появлялся новый воз с пергаментом и забирал уже напечатанное. Время от времени объявлялся Фульхер фон Штрабен с большим количеством денег и новыми экземплярами текста, каждый раз уверяя, что осталось еще немного, и его возлюбленная будет с ним.
После восемнадцатой поставки, когда Михель Мельцер напечатал сто сорок четыре страницы, он впервые отважился спросить, каков полный объем Библии Boni homines .
Сначала Фульхер хотел промолчать, но Мельцер продолжал расспрашивать и потребовал сказать ему правду. Тогда Глас ответил, что Библия их братства ни в чем не уступает Библии Папы Римского, даже в объеме.
Мельцер заметил, что рукописи Ветхого и Нового Завета, которые дал ему архиепископ Фридрих в качестве образца, составляют более тысячи страниц и для работы над ними нужно было шесть подмастерьев и от пяти до восьми лет времени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114
За два дня до Петра и Павла, когда лето в долине Рейна было в самом разгаре и после двух голодных лет наконец-то обещало богатый урожай, в Майнц на корабле из Страсбурга прибыл странный венецианец. Внешность его была не очень приятной, несмотря на то что он, одетый в лучшие зеленые одежды, с огромной шляпой на голове, был прямо-таки образцом элегантности. Он припадал на одну ногу, косил, а на носу у него был огненно-красный нарост. Это был Чезаре Педроччи, которого в Венеции называли «драконом».
Венецианский адвокат направился прямо к зеркальщику Михелю Мельцеру, и толпа ребятишек, которые с криками бежали за ним, казалось, совершенно ему не мешала. Женщины от любопытства вытянули шеи, когда чужеземец пошел по направлению к Женскому переулку и остановился у ставшего уже притчей во языцех дома Мельцера. Едва венецианец исчез в дверях, как все, побросав свои дела, бросились за ним по переулку, пытаясь увидеть хоть что-нибудь в окно.
Появления адвоката Мельцер ожидал в последнюю очередь. Он не надеялся получить добрые вести и спросил, прежде чем Педроччи успел хоть слово произнести:
– Вы приехали из-за моей дочери? Что с ней? Говорите, мессир Педроччи!
Лицо адвоката приобрело печальное выражение.
– Не стоит жалеть меня! – подбодрил Мельцер венецианца и добавил: – Я не удивлюсь, если вы пришли с известием, что Эдиту посадили в Пьомби и вы хотите – естественно, за хорошую плату – вытащить ее оттуда.
– Эдита умерла, – спокойно сказал Педроччи. – Мне очень жаль.
– Умерла? – Мельцер вздрогнул.
– Она умерла во время родов, ребенок тоже. Его голова была слишком велика для тела матери. Схватки продолжались целый день и целую ночь. Сначала умер ребенок, затем смерть настигла и мать. Я не знаю, утешит ли вас то, что я скажу, но знайте: смерть Эдиты потрясла всю Венецию.
Зеркальщик подошел к окну и уставился в никуда. Он не видел любопытных лиц, которые пытались разглядеть, что происходит в доме. Мельцер беспомощно заломил руки, а затем закричал так громко, что его голос слышно было по всему дому:
– Разве это удивительно? В теле девушки поселился дьявол. Она носила ребенка этого дьявола, да Мосто!
Чезаре Педроччи не решался вымолвить ни слова. Он смотрел на зеркальщика с нескрываемым сочувствием. Через некоторое время адвокат сказал:
– Эдиту похоронили под кипарисами Сан-Кассиано. Когда Мельцер промолчал, Чезаре Педроччи решил, что нужно продолжать.
– Я прибыл, – обстоятельно начал он, – по поручению Consiglio dei Dieci …
– Я не должен был оставлять ее одну! – Казалось, Мельцер не слышал его. Прижавшись головой к стеклу, зеркальщик повторял:
– Это я во всем виноват, я не должен был оставлять ее одну. Она была молода и глупа, слишком молода и слишком глупа, и богатство вскружило ей голову. Конечно, она ненавидела меня и всегда упрекала в том, что я продал ее этому византийскому торговцу. А я ведь всего лишь хотел как лучше. Откуда мне было знать, что он уже женат?
После долгого молчания адвокат начал снова:
– Мессир Аллегри из Consiglio dei Dieci поручил мне сообщить вам о наследстве. Как вам известно, Эдита была одной из самых богатых женщин Венеции, и даже да Мосто с его азартными играми не удалось разорить ее. Если бы вы были венецианцем, то к вам отошло бы все состояние: флот, палаццо и деньги. Но законы Венеции предполагают наследование только ее жителями, кроме тех случаев, когда наследство специально отписывается чужеземцу. На смертном одре ваша дочь завещала вам – мне действительно жаль, мессир Мельцер, – сотню гульденов, не больше и не меньше. Мол, вы знаете, за что.
Говоря это, Педроччи вынул кошель и положил его на стол перед Мельцером.
Мельцер покачал головой, словно не желая верить в то, что ему сказали. Он никогда не думал, что ненависть и презрение Эдиты к нему настолько сильны, что она не простит его даже перед смертью.
– Не хочу я этих денег! – воскликнул наконец Мельцер, отодвинув кошель. – Раздайте их нищим Венеции. На состоянии Доербеков, по всей видимости, лежит проклятие. Поверьте мне, я ни за что не стал бы жить в палаццо Агнезе. Но что значат деньги, когда я потерял ребенка?
– Ничего другого я от вас и не ожидал.
Мельцер отмахнулся, а потом пристально поглядел на адвоката и наконец спросил:
– Мессир Педроччи, а откуда вам вообще стало известно, что я вернулся в Майнц? Как вы меня разыскали?
Чезаре Педроччи смущенно потер руки и ответил:
– Мессир Мельцер, это было не так уж трудно; но поскольку вам важно знать правду, то я скажу только одно: Insignia Naturae Ratio Illustrat .
Зеркальщик был ошеломлен, оглушен, и прошло довольно много времени, прежде чем он понял все. Но к тому времени адвокат уже покинул Майнц и уехал в неизвестном направлении.
Известие о смерти Эдиты и связанное с этим горе заставили Мельцера приняться за работу с еще большим усердием. Теперь у него была только одна цель: он хотел как можно скорее покончить с заказом Boni homines и напечатать им Библию. Это была единственная возможность вернуть Симонетту. Любовь способствует изобретательности, и Мельцер начал отливать лигатуры, буквосочетания, такие как «ph», «ff», и «st», которые очень часто встречаются в латыни, что существенно сократило процесс набора. У Мельцера было сорок семь заглавных и более двухсот различных строчных букв. Содержание его текстов, в которых шла речь о распространении человеческих заболеваний на живых зверей – путем натирания тела хлебом, который бросали петуху, или о толковании снов в свете предсказания будущего человеку – все это мало занимало его. Перед глазами у него была одна цель: Симонетта.
Так демоническая Библия постепенно обретала свой образ; по крайней мере, Мельцеру казалось, что это было именно так, потому что едва он отпечатывал тысячу экземпляров одного листа, как словно по мановению вошебной палочки у его дверей появлялся новый воз с пергаментом и забирал уже напечатанное. Время от времени объявлялся Фульхер фон Штрабен с большим количеством денег и новыми экземплярами текста, каждый раз уверяя, что осталось еще немного, и его возлюбленная будет с ним.
После восемнадцатой поставки, когда Михель Мельцер напечатал сто сорок четыре страницы, он впервые отважился спросить, каков полный объем Библии Boni homines .
Сначала Фульхер хотел промолчать, но Мельцер продолжал расспрашивать и потребовал сказать ему правду. Тогда Глас ответил, что Библия их братства ни в чем не уступает Библии Папы Римского, даже в объеме.
Мельцер заметил, что рукописи Ветхого и Нового Завета, которые дал ему архиепископ Фридрих в качестве образца, составляют более тысячи страниц и для работы над ними нужно было шесть подмастерьев и от пяти до восьми лет времени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114