Что ж, если я теперь и не являлась для него центром мироздания, он по крайней мере не торопился найти мне замену.
Не могу не вспомнить об одном событии, происшедшем на втором году нашей с Крэном совместной жизни. Мы в то время находились в Бате. Белль подписала контракт с Недом Морисоном, который бесконечно развлекал ее, и мы все вчетвером арендовали один дом. Крэну пришлось отлучиться в Лондон по каким-то семейным делам, и когда он вернулся, то выглядел расстроенным и озабоченным.
Сначала я подумала, что его настроение связано с военными новостями, которые были плохи, как никогда. Если в 1794 году Англия объединилась против Франции с половиной Европы, то теперь, в 1797-м, ей одной приходилось противостоять растущей мощи Бонапарта. Под угрозой находились уже сами наши берега. Однако могло ли все это служить объяснением тому, что в течение целых трех дней после своего возвращения Крэн не прикоснулся ко мне даже пальцем? Не на шутку встревожившись, я отправилась к нему.
– Что случилось, Крэн? Я чем-то рассердила тебя?
– Нет, цветочек, я на тебя не сержусь.
– Тогда в чем же дело? – настаивала я. – Ты ведешь себя так странно!
Крэн смущенно засмеялся.
– Что ж, если хочешь знать, могу сказать тебе, что так будет продолжаться еще несколько недель. Честно говоря, приехав в Лондон, я как-то вечером отправился в «Воксхолл» и повалялся там с одной шлюшкой. А теперь я узнал, что эта маленькая грязная сучка наградила меня триппером. Чтобы вылечиться, мне понадобится несколько недель, и если я прикоснусь к тебе раньше этого времени, то ты от меня заразишься – так мы и будем передавать друг другу этот «подарочек». Видишь, какую высокую цену мне приходится платить за свои грехи – не прикасаться к тебе, а это очень трудно. Поэтому нам не остается ничего другого, как только пожить некоторое время в разных комнатах.
Я была и удивлена, и расстроена, а Белль, которой я пересказала наш разговор, страшно рассердилась.
– Как это глупо со стороны Крэна! Уж в его-то возрасте можно быть хоть немного осторожнее! Все это кончится тем, что он полностью разрушит себя как мужчину. Как бы то ни было, я ему не доверяю. Сейчас он преисполнен благими намерениями, но если выпьет, то обязательно полезет к тебе в постель – тут-то и начнутся неприятности. На твою дверь необходимо поставить задвижку.
Белль проследила, чтобы так и сделали, но Крэн вскоре это заметил. С любопытством потрогав задвижку пальцем, он закрыл ее и подергал дверь, а затем с улыбкой повернулся ко мне.
– Несомненно, идея Белль.
Я улыбнулась в ответ.
– Если бы я на самом деле решил к тебе войти, эта штуковина задержала бы меня ровно на пять секунд. Если сейчас ты запрешь дверь за мной, я докажу это и заодно пугану Белль. Это научит ее, как не доверять мне.
Смеясь, я пыталась протестовать, но Крэн велел мне делать так, как он сказал. Я закрыла за ним дверь и заперла ее на задвижку, а он через пару секунд ударил в нее плечом. После второго удара вылетела вся дверная коробка и вместе с дверью в комнату ввалился Крэн. На грохот невесть откуда прибежала Белль – с побледневшим лицом и плотно сжатыми губами. Крэн сидел на полу и, увидев ее, расхохотался.
– Ах, Белль, сифилис тебя забери, почему ты лезешь куда не следует! Ты должна мне доверять!
– Я слишком хорошо тебя знаю, чтобы доверять тебе до такой степени, – холодно ответила она. – А что касается сифилиса, то его и так слишком много вокруг, чтобы еще и друг другу желать. Еще один такой фокус, сэр, и я выгоню Неда, а Элизабет заставлю спать с собой.
– И все же ты не права, – щелкнул языком Крэн. Он действительно умел держать свое слово и ни разу не причинил мне вреда.
От Крэна я узнала еще одно неписаное правило жизни. Однажды мне зачем-то понадобилось войти в его комнату. На столике возле кровати я увидела пять миниатюр: четыре юные девочки, удивительно похожие на Крэна, и седовласая женщина средних лет – его жена. Я знала, что она унаследовала состояние своей знатной семьи и Крэн с присущим ему благородством наотрез отказывался прикоснуться хотя бы к одному пенни из этих денег, как бы ни наседали на него кредиторы.
Пока я изучала портреты, вошел Крэн.
– Какие чудесные у тебя девочки, – радостно сказала я, – и какая милая жена! Разве можно разлюбить такую!
Крэн подошел к столику, собрал миниатюры и спрятал их в ящик. Он выглядел недовольным.
– А я и не разлюбил ее, – холодно ответил мне он. – Сейчас я люблю и ценю ее еще больше, чем когда женился на ней, и это будет длиться до конца моей жизни.
– Но почему же тогда ты отослал ее в деревню и уделяешь ей так мало времени? – продолжала глупо допытываться я.
Теперь Крэн уже превратился буквально в глыбу льда.
– Моя жена – благородная леди, она понимает меня так, как ни одна женщина вроде тебя никогда понять не сможет. Поскольку моя жизнь и пристрастия принуждают меня жить в довольно сомнительном окружении, которое было бы ей в тягость, мы договорились проводить большую часть времени порознь. Это не значит, что я стал ее меньше ценить, хотя, конечно, в моей жизни есть и другие женщины.
Поскольку тебе о моих отношениях с женой неизвестно ровным счетом ничего, – надменно продолжал он, – я надеюсь, что мы больше не будем затрагивать эту тему никогда!
С этими словами Крэн вышел. После этого я не видела его в течение двух дней.
Я поняла, что муж может говорить о жене, жена – о любовнице, но любовницы никогда не должны говорить о женах.
Однако такие неприятные сцены между мной и Крэном случались крайне редко. Жизнь наша была веселой и наполненной людьми. Мы оставались дома только тогда, когда нам хотелось развлечься вдвоем, а все остальное время нас окружала счастливая и без умолку болтающая толпа. На самом деле ситуация в стране отнюдь не располагала к веселью: Бонапарт уже в открытую угрожал нам, и по ту сторону Пролива собиралась его «английская армия», готовясь к большому вторжению. Все ждали, что вот-вот разразится гроза.
Но, глядя на развлекавшихся английских военных и их женщин, вы решили бы, что их не заботит ничто на свете. Вот и я плыла по течению, довольная тем, что Крэн продолжает любить меня, не думая, не осмеливаясь задуматься о будущем.
Конец наступил внезапно. Стояла поздняя весна 1798-го. Крэн был занят целыми днями. Однажды он вернулся домой угрюмым.
– Элизабет, нам надо поговорить. Пойдем в гостиную.
Я последовала за ним, перебирая в уме все свои проступки, которые могли рассердить его.
Крэн подождал, пока я закрою дверь, и затем произнес:
– Плохие новости. Я давно ожидал этого, и вот – свершилось. Мой полк направляют за границу. Вскоре мне придется уехать.
Ноги у меня подкосились, и я бессильно опустилась на кушетку.
– Куда? – спросила я слабым голосом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105
Не могу не вспомнить об одном событии, происшедшем на втором году нашей с Крэном совместной жизни. Мы в то время находились в Бате. Белль подписала контракт с Недом Морисоном, который бесконечно развлекал ее, и мы все вчетвером арендовали один дом. Крэну пришлось отлучиться в Лондон по каким-то семейным делам, и когда он вернулся, то выглядел расстроенным и озабоченным.
Сначала я подумала, что его настроение связано с военными новостями, которые были плохи, как никогда. Если в 1794 году Англия объединилась против Франции с половиной Европы, то теперь, в 1797-м, ей одной приходилось противостоять растущей мощи Бонапарта. Под угрозой находились уже сами наши берега. Однако могло ли все это служить объяснением тому, что в течение целых трех дней после своего возвращения Крэн не прикоснулся ко мне даже пальцем? Не на шутку встревожившись, я отправилась к нему.
– Что случилось, Крэн? Я чем-то рассердила тебя?
– Нет, цветочек, я на тебя не сержусь.
– Тогда в чем же дело? – настаивала я. – Ты ведешь себя так странно!
Крэн смущенно засмеялся.
– Что ж, если хочешь знать, могу сказать тебе, что так будет продолжаться еще несколько недель. Честно говоря, приехав в Лондон, я как-то вечером отправился в «Воксхолл» и повалялся там с одной шлюшкой. А теперь я узнал, что эта маленькая грязная сучка наградила меня триппером. Чтобы вылечиться, мне понадобится несколько недель, и если я прикоснусь к тебе раньше этого времени, то ты от меня заразишься – так мы и будем передавать друг другу этот «подарочек». Видишь, какую высокую цену мне приходится платить за свои грехи – не прикасаться к тебе, а это очень трудно. Поэтому нам не остается ничего другого, как только пожить некоторое время в разных комнатах.
Я была и удивлена, и расстроена, а Белль, которой я пересказала наш разговор, страшно рассердилась.
– Как это глупо со стороны Крэна! Уж в его-то возрасте можно быть хоть немного осторожнее! Все это кончится тем, что он полностью разрушит себя как мужчину. Как бы то ни было, я ему не доверяю. Сейчас он преисполнен благими намерениями, но если выпьет, то обязательно полезет к тебе в постель – тут-то и начнутся неприятности. На твою дверь необходимо поставить задвижку.
Белль проследила, чтобы так и сделали, но Крэн вскоре это заметил. С любопытством потрогав задвижку пальцем, он закрыл ее и подергал дверь, а затем с улыбкой повернулся ко мне.
– Несомненно, идея Белль.
Я улыбнулась в ответ.
– Если бы я на самом деле решил к тебе войти, эта штуковина задержала бы меня ровно на пять секунд. Если сейчас ты запрешь дверь за мной, я докажу это и заодно пугану Белль. Это научит ее, как не доверять мне.
Смеясь, я пыталась протестовать, но Крэн велел мне делать так, как он сказал. Я закрыла за ним дверь и заперла ее на задвижку, а он через пару секунд ударил в нее плечом. После второго удара вылетела вся дверная коробка и вместе с дверью в комнату ввалился Крэн. На грохот невесть откуда прибежала Белль – с побледневшим лицом и плотно сжатыми губами. Крэн сидел на полу и, увидев ее, расхохотался.
– Ах, Белль, сифилис тебя забери, почему ты лезешь куда не следует! Ты должна мне доверять!
– Я слишком хорошо тебя знаю, чтобы доверять тебе до такой степени, – холодно ответила она. – А что касается сифилиса, то его и так слишком много вокруг, чтобы еще и друг другу желать. Еще один такой фокус, сэр, и я выгоню Неда, а Элизабет заставлю спать с собой.
– И все же ты не права, – щелкнул языком Крэн. Он действительно умел держать свое слово и ни разу не причинил мне вреда.
От Крэна я узнала еще одно неписаное правило жизни. Однажды мне зачем-то понадобилось войти в его комнату. На столике возле кровати я увидела пять миниатюр: четыре юные девочки, удивительно похожие на Крэна, и седовласая женщина средних лет – его жена. Я знала, что она унаследовала состояние своей знатной семьи и Крэн с присущим ему благородством наотрез отказывался прикоснуться хотя бы к одному пенни из этих денег, как бы ни наседали на него кредиторы.
Пока я изучала портреты, вошел Крэн.
– Какие чудесные у тебя девочки, – радостно сказала я, – и какая милая жена! Разве можно разлюбить такую!
Крэн подошел к столику, собрал миниатюры и спрятал их в ящик. Он выглядел недовольным.
– А я и не разлюбил ее, – холодно ответил мне он. – Сейчас я люблю и ценю ее еще больше, чем когда женился на ней, и это будет длиться до конца моей жизни.
– Но почему же тогда ты отослал ее в деревню и уделяешь ей так мало времени? – продолжала глупо допытываться я.
Теперь Крэн уже превратился буквально в глыбу льда.
– Моя жена – благородная леди, она понимает меня так, как ни одна женщина вроде тебя никогда понять не сможет. Поскольку моя жизнь и пристрастия принуждают меня жить в довольно сомнительном окружении, которое было бы ей в тягость, мы договорились проводить большую часть времени порознь. Это не значит, что я стал ее меньше ценить, хотя, конечно, в моей жизни есть и другие женщины.
Поскольку тебе о моих отношениях с женой неизвестно ровным счетом ничего, – надменно продолжал он, – я надеюсь, что мы больше не будем затрагивать эту тему никогда!
С этими словами Крэн вышел. После этого я не видела его в течение двух дней.
Я поняла, что муж может говорить о жене, жена – о любовнице, но любовницы никогда не должны говорить о женах.
Однако такие неприятные сцены между мной и Крэном случались крайне редко. Жизнь наша была веселой и наполненной людьми. Мы оставались дома только тогда, когда нам хотелось развлечься вдвоем, а все остальное время нас окружала счастливая и без умолку болтающая толпа. На самом деле ситуация в стране отнюдь не располагала к веселью: Бонапарт уже в открытую угрожал нам, и по ту сторону Пролива собиралась его «английская армия», готовясь к большому вторжению. Все ждали, что вот-вот разразится гроза.
Но, глядя на развлекавшихся английских военных и их женщин, вы решили бы, что их не заботит ничто на свете. Вот и я плыла по течению, довольная тем, что Крэн продолжает любить меня, не думая, не осмеливаясь задуматься о будущем.
Конец наступил внезапно. Стояла поздняя весна 1798-го. Крэн был занят целыми днями. Однажды он вернулся домой угрюмым.
– Элизабет, нам надо поговорить. Пойдем в гостиную.
Я последовала за ним, перебирая в уме все свои проступки, которые могли рассердить его.
Крэн подождал, пока я закрою дверь, и затем произнес:
– Плохие новости. Я давно ожидал этого, и вот – свершилось. Мой полк направляют за границу. Вскоре мне придется уехать.
Ноги у меня подкосились, и я бессильно опустилась на кушетку.
– Куда? – спросила я слабым голосом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105