Гроб разбился. Дева вдруг
Ожила. Глядит вокруг
Изумленными глазами,
И, качаясь над цепями,
Привздохнув, произнесла:
"Как
же долго я спала!"
День рождения
Еще вчера я молод был,
Гулять с девчонками ходил,
И целовался до утра
Еще вчера.
Сон протекал где-то рядом, но он не мог его найти. Сон вообще трудно найти на
свету. А свет уже, как пожарник, лез через окно, цепляясь за подоконник,
кровать, бил уже едкой пеной прямо в глаза.
Конечно, можно было бы с ним еще побороться, но родовые схватки звонка
вытолкнули его из чрева кровати.
Он заспешил к двери, накидывая на ходу черный с капюшоном халат.
На пороге стояла почтальонша с уже уставшим за утро лицом.
-- Вам телеграмма. Распишитесь.
Он расписался и, волнуясь, раскрыл двойной листок с ромашками на обложке.
Телеграмма всегда волнует, особенно -- когда ее еще не читал.
Поначалу он никак не мог найти, что именно читать. Первыми ему на глаза
попались какие-то цифры: тираж, цена открытки, -- потом свой же адрес, своя же
фамилия. И наконец вспыхнуло: "Поздравляю днем рождения. Жди. Целую. Всегда
твоя".
Как же он забыл?! И к тому же у него сегодня не просто день рождения, а юбилей.
Причем самый круглый. Есть, конечно, круглей, но еще столько же ему не
прожить.
Да, первой его всегда поздравляла Лара. Лариса. А Ларчик просто открывался.
Он с ней познакомился на Невском. Точнее не он, а Козел. Козлу -- это было
запросто: мастер пера и кисти. Можно я нарисую ваш профиль?
Они, когда с Ларчиком столкнулись, пропустили ее вперед, чтобы посмотреть,
какие у нее ноги.
А потом пошли за ней. Козел все над ним шутил, обращаясь к ней, а он делал вид,
что улыбался. Он тогда терпел козловские штучки, чтобы ей понравиться. Козел-то
его по всем пунктам перекрывал, а он мог нанести удар только скромностью.
Но потом ему жутко повезло: она легла в больницу. А по больницам Козел не
ходок.
И он стал ходить к ней уже без Козла. Он даже скрывал от Козла -- какая
больница. Ну, а в больнице любой понравится. Там же тоска. Щами пахнет.
Хлоркой. Кроме родителей, к ней никто не приходил. Была один раз подруга,
никому не нужная, с лимонами. А он каждый день ее навещал. Методично. Этим ее и
пробил. Золотое было время! Весенний больничный сад. Листьями пахнет сырыми
прошлогодними. Поцелуи на скамейке, за колоннами и сквозь ограду. И все еще
впереди!
После выписки они поехали не к ней домой, а сразу к нему.
Но любовь была короткая. По неопытности. Он на ней, может быть, и женился, если
бы не ее мать, которая позвонила через два месяца его матери и сказала в
трубку:
-- Если ваш, извиняюсь, поганец, еще раз встретится с моей дочерью, я его
чем-нибудь убью!
А на другой день Ларочка сама к нему приехала, вся в слезах, наскандалила и
взяла пятьдесят рублей на операцию у честного специалиста.
Потом вышла замуж. Родила какого-то ребенка. Причем от мужа. А с ним
встречаться больше не захотела, только звонила ему, когда мужа не было дома,
поздравляла с главными советскими праздниками, всегда первая. Вероятно, это
особый тип людей: им стыдно, если они не всех знакомых поздравили с
праздником.
Все это пронеслось у него в голове за одну секунду. Наверно, три тысячи лет
назад времени бы на это понадобилось во много раз больше. Но принцип мышления
остался тот же -- линейность. Все по порядку. Слева -- причина. Справа --
следствие. И чувство еще пока линейно, и время, и движение в пространстве. Мы
еще не умеем мгновенно схватывать весь опыт, всю историю, все жизни. Одним
взглядом, как картину в раме. Мы еще живем, как бы читая книгу. Мгновение и
вечность -- для нас еще не одно и то же. Мы еще не можем слиться со всеми
людьми, со всем миром. Хотя тайно от себя к этому стремимся. Вот оно --
счастье! Новый вид соединения времени и пространства, духа и материи.
Постоянное счастье. Может, космическая пыль -- это оно и есть? А потом
катастрофа -- и все с начала, с нуля, с очень одиноких клеточек.
Это он подумал параллельно мысли о Ларчике, когда пошел о ней думать по второму
кругу.
Но почему же Ларчик? Подписи-то нет. Он покрутил в руках телеграмму. Буквы
плохо пропечатались, но конец слова можно было разобрать: "...нск".
Ну, конечно же, Зареченск! Надя. Или, как она себя называла, Надежда. Это
звучало очень сильно: "Твоя Надежда".
Ей было столько же лет, сколько и ему, но он чувствовал себя намного старше.
Год, прожитый в Ленинграде, равняется пяти, прожитым в Зареченске.
Он ей сразу сказал, что у него хорошие связи с "Ленфильмом" и он может устроить
ее туда на работу. Вообще-то он и сам верил, что у него есть связи с
"Ленфильмом", но все же не такие хорошие, чтобы кого-то туда устраивать. Он
сказал это нарочито небрежно, буднично, словно каждый день устраивал народ на
"Ленфильм".
-- Ну, об этом после, после, -- сказала она, тоже небрежно.
Видно было, что такая перспектива ее обрадовала, но она захотела отложить
разговор об этом на десерт, а также не хотела акцентировать на этом его
внимание, чтобы он не подумал, что она полюбила его только за то, что он может
устроить ее на "Ленфильм".
В этот момент он почувствовал, что любые его слова и дела будут ей нравиться.
С мужчин надо требовать выполнения обещаний до первой любовной ночи. Ночь
остужает голову. Утро всегда холоднее вечера. Он разочаровался в ней, хотя она
и старалась ему понравиться. Это его особенно раздражало: он подумал, что вряд
ли она прикладывала бы такие старания, будь она его женой, или живи она в
Ленинграде, или работай она директором "Ленфильма". Когда перед нами обнажается
истина, мы обманываем того, кто ее от нас прятал.
Он особенно и не скрывал к ней своего охлаждения: зачем затягивать обман? Но
она поначалу не догадывалась об этом. Или не хотела догадываться. Она уже
активно приучала к себе его одежду, мебель, посуду. А может, это и не от нее?
Может, от жены?
Они играли в народном театре.
Сначала он на нее не обращал никакого внимания. Да и она, как выяснилось позже,
тоже не видела в нем героя своего романа.
Путь от театра до Дворца бракосочетания занял чуть больше месяца.
Он все сомневался, даже в день свадьбы, стоит ли ему на ней жениться и стоит ли
ему жениться вообще? Из парикмахерской он вышел, игнорируя мороз, с непокрытой
головой, как на похоронах, держа шапку в руке, чтобы не помять прическу.
А в доме невесты уже был переполох. Свадебная "Волга" и автобус с гостями уже
раздували ноздри, а жениха все не было.
Шел он медленно, зная, что без него вряд ли начнут. Какая свадьба без жениха?
Может свернуть? -- думал он, скрипя уже не девственным снегом.
В машине на пути ко Дворцу его затошнило. Водитель остановился -- и он вышел
продышаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22