– Спасибо, – произнес мальчик, медленно пережевывая пирожок и растягивая удовольствие.
Когда они опять двинулись дальше, Коннор спросил, продолжая начатый разговор:
– Так как насчет запасов – у твоего деда отложены деньги для того, чтобы купить еще товар на продажу?
– Мы потратили все, что у нас было, на эти фрукты. У нас не будет больше денег до конца недели. Он вложил все деньги в газеты.
– Какие еще газеты?
– Ну... На них нарисована королева. Мы с дедом подумали, что сможем получить кучу монет сверх того, что вложили, когда продадим их.
Коннор посмотрел на него с удивлением:
– Тогда зачем тебе было покупать эти дурацкие апельсины? Мне кажется, День коронации с толпами народа по всему Лондону был бы самым подходящим моментом для выгодной продажи таких газет.
– Так-то оно так, – вздохнул мальчик, – но дело в том, что у нас их еще нет. Мы купили их по дешевке на бирже и сможем получить деньги только в субботу. В субботу должны выйти эти самые газетные листки, рассказывающие о сегодняшних событиях, и я надеюсь сплавить немного в парке, где соберутся люди.
– Да, пожалуй, ты прав.
– Это то, чем ты сейчас должен будешь заняться? – спросил вдруг Мойша, задрав кверху голову и пристально изучая одежду Коннора. – Ты должен будешь присутствовать на коронации?
Коннор не мог сдержать смеха:
– Я? В Вестминстерском аббатстве? Думаю, что нет. Я, правда, лелеял тайную надежду, что какая-нибудь королевская фрейлина пришлет мне персональное приглашение, но увы... – Он весело подмигнул: – Коронация – не лучшее место для человека с такой работой, как у меня.
– Королева будет в красивой карете проезжать по дороге, ведущей в Аббатство, – произнес Мойша, который, похоже, наконец-то, разговорился. – И когда коронация закончится, она поедет назад во дворец по улицам, держа в руках жезл и скипетр.
Коннор щелкнул пальцами:
– Вот что я тебе скажу. Почему бы нам не отправиться на угол Гайд-Парка? Процессия будет проходить как раз мимо того места, и, если ты пойдешь со мной, думаю... думаю, я смогу раздобыть денег, чтобы ты купил товар для продажи.
– Да ну! – недоверчиво воскликнул мальчик.
– Я бы одолжил тебе свои собственные деньги, но несколько пенни на еду – все, что у меня сейчас имеется. Однако я знаю, у кого есть больше монет, чем у меня... Намного, намного больше.
– Ты уверен? – мальчик поднял голову и посмотрел на своего благодетеля.
– Ты только слушайся меня, Мойша. Скоро мы наполним твой мешок, а, может быть, и еще один. Только делай все в точности так, как я тебе скажу. А сейчас пойдем. – Взяв мальчика за руку, Коннор повел его вниз по улице, добавив уже по пути: – Первое правило настоящего любовника – никогда не заставляй женщину ждать. Тем более – королеву Англии.
III
Вторник, 28-е июня, 1838 год.
Я достигла Аббатства чуть позже половины одиннадцатого, сопровождаемая радостными криками и приветствиями; прежде всего я прошла в гардеробную, расположенную недалеко от входа. Там меня встретили восемь дам, которые должны были нести мой шлейф: леди Каролина Леннокс, леди Аделаида Пэджет, леди Мэри Тальбот, леди Фанни Коупер, леди Вильгельмина Станхоуп, леди Энн Фиц-Уильям, леди Мэри Кримстон, и леди Луиза Дженкинсон – все в восхитительных нарядах из белого сатина, расшитого серебром.
После того, как на меня накинули длинную мантию и молодые леди взяли ее по бокам, я покинула гардеробную, и процессия началась. Все вокруг выглядело превосходно, дамы были просто великолепны в своих блестевших золотом и серебром платьях, строгие костюмы лордов подчеркивали важность и торжественность происходящего. Мои юные пажи находились постоянно рядом и выполняли все мои пожелания. Епископ Кентский стоял недалеко от меня, однако, как и предупреждал лорд Мельбурн, был потрясающе неловок и бестактен. Когда начал петь церковный хор, я зашла в маленькую темную часовню Св. Эдварда, что сразу за алтарем, сопровождаемая своими фрейлинами и пажами,– сняла свою красную мантию, затем надела узкую жакетку, края которой зашнуровывались золотистой тесьмой, поверх нее – большую тунику из блестящей материи, сшитую также в форме накидки; свое бриллиантовое ожерелье я пожертвовала Аббатству; затем, сопровождаемая камергером, прошла к креслу Св. Эдварда и села в него. После этого происходили разные интересные вещи, и, наконец, на мою голову была возложена корона, что было – я должна признаться – самым впечатляющим моментом в моей жизни.
Мой дорогой лорд Мельбурн чуть не упал в обморок от переполнявших его чувств. Всю свою жизнь он относился ко мне, как к ребенку, я бы даже сказала, как к своему ребенку. Отовсюду раздались громкие возгласы, послышалась дробь барабанов, звуки труб, ружейные выстрелы, зрелище вокруг было незабываемым.
(Дневник королевы Виктории.)
В тот самый момент, когда корона опустилась на голову молодой королевы, два ряда придворных трубачей подняли кверху свои горны, зазвучали фанфары. Со всех сторон раздались оглушительные возгласы множества людей, собравшихся в этот день в Вестминстерском аббатстве. Грохот барабанов начал стихать, переходя в частую дробь, затем неожиданно оборвался. Еще раз прогремели фанфары. Снаружи, откуда-то с улицы, раздалась серия пушечных выстрелов. Их грохот потряс здание, в котором происходила церемония, и заставил замереть находившихся в нем людей. Тотчас гром пушек сменился невероятно оглушительным шумом, создаваемым сотнями, тысячами голосов горожан, собравшихся огромной толпой вокруг Аббатства, певших и кричавших «Боже, храни королеву!» своей новой владычице, чья коронация и была ознаменована орудийными залпами. Услышав возгласы подданных, адресованные королеве, свидетели коронации разразились громкими аплодисментами.
Росс Баллинджер почувствовал, как рука Зои сжала его руку, и ответил ей тем же.
– Она такая красивая! – воскликнула девушка, наклоняя голову почти к его уху и стараясь перекричать оглушительный грохот.
– Да, она прекрасна! – согласился он, во все глаза глядя на королеву, которая в этот момент подняла массивный, украшенный сверкающими драгоценными камнями скипетр, отмечая тем самым свершение церемонии коронации. Она и на самом деле была прекрасна – в мантии, расшитой золотом, украшенной по краям свисающими хвостами горностаев, в просторной белой тунике и ослепительной, инкрустированной огромными переливающимися изумрудами короне, венчавшей царственно поднятую голову. Наряд королевы был усыпан бриллиантами и розовым жемчугом, на нем сверкала пара сапфиров, один из которых принадлежал когда-то Эдуарду-Исповеднику, а другой – Джеймсу Второму. Но настоящим украшением всего этого роскошного великолепия являлся громадный рубин, название которому – Черный Принц – дал еще Генрих Пятый.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117