Но…
– Остаток этого танца я возьму на себя, – сказал он и не выпустил ее руки из своей. Она жестом поблагодарила партнера и с удовольствием подчинилась Клайву – на время этого последнего танца, в который уже никто не смог бы вмешаться. Вполне вероятно, самый последний…:
Когда музыка смолкла, он сказал:
– Ну как, вы довольны прошедшим днем?
И она кивнула в ответ. Но по дороге к выходу все же остановилась и оглянулась. Клайв тоже остановился.
– Что такое? – спросил он.
– Ничего. Я просто подумала, не стоит ли попрощаться с лейтенантом Моретоном. Знаете, это тот самый, который…
– Да. – Клайв оглядел холл. – Впрочем, я его не вижу. Вероятно, он в кают-компании. Вы хотите вытащить его оттуда?
– Нет, это не настолько важно. – Мери показалось, что Клайв был бы слегка разочарован, если бы она предпочла настаивать. Так что ей пришлось послать свой «прощальный привет» своему дружелюбному младшему лейтенанту заочно и отойти за накидкой, пока Клайв дожидался ее в вестибюле.
В машине ей очень хотелось поговорить о прошедшем вечере, рассказать Клайву, как ей понравилась вечеринка, вспомнить о наиболее забавных ее эпизодах. В доказательство своих небольших побед она везла с собой флакон туалетной воды и саше явно нейлонового происхождения – призы за «Скачки» и за «Премьеру». Но хотя ей не терпелось поделиться полученным удовольствием с Клайвом, тот, как ей показалось, был странно неотзывчив. От подозрения, что он находит ее болтовню наивной, ее веселье понемногу пропало, и она умолкла. Сумерки выдались прохладные, но в машине было тепло, и спустя какое-то время Мери перестала бороться с дремотой. Раз или два она поднимала голову; почувствовала, когда Клайв обернул ей колени меховым ковриком. Но по-настоящему не просыпалась, пока автомобиль не остановился и их путешествие – бездарно потраченное ею на сон! – не окончилось.
Клайв вышел с нею, оставив машину перед крыльцом. Уверенно и твердо поддерживая Мери под локоть, он помог ей подняться по ступеням.
– Уильям должен был оставить для нас напитки в кабинете. Выпьете? – спросил он.
– Большое спасибо, но я уже ничего не хочу. Я отправлюсь спать, если не возражаете. – Она сама не понимала как и отчего, но прекрасно проведенный вечер рассыпался на кусочки, оставив пустоту.
– Как будет угодно. Я и сам нуждаюсь в отдыхе. Клайв выпустил ее локоть, но его рука, охватившая нижнюю стойку перил, по-прежнему преграждала ей дорогу наверх. Он выглядел уставшим, вымотанным и, после того как немногим ранее он своими односложными репликами заставил ее умолкнуть, Мери не представляла, отчего он не спешит распрощаться, пока не заговорил:
– Скажите, то представление с молодчиком Mopeтоном было всерьез?
Хмурясь, она уставилась на него:
– Это была только игра, не более! Почему это вас озаботило?
– Потому что мне показалось, что вы не играли. Игра доставляла вам чересчур много удовольствия, и, видите ли, я еще не забыл, как вы отреклись от…
– Ясно, – прервала его Мери, сжалившись. – Я сказала, что актриса из меня никудышная, и так оно и есть. Но это же ерундовая сцена, просто скверный балаган. Любой мог бы… – Она замолчала, потрясенная внезапно пришедшей мыслью. – То есть вам показалось, будто я не играю? Что мне настолько вскружила голову близость мужчины, настолько был нужен его поцелуй, что я… не упустила своего шанса?
Окаменевшая от унижения, по выражению на лице Клайва она поняла, что именно так он и думал. Но Клайв молчал. Вместо слов и без всякого предупреждения он резко притянул Мери к себе и приник своими губами к ее губам в долгом крепком поцелуе, который не требовал ответа, а попросту воплощал собой оскорбление, какое, как ей показалось, и было задумано Клайвом. Выпуская ее, он заговорил:
– Вот, это вам в придачу. В конце концов, раз уж вы так изголодались по поцелуям, что уже не думаете, на чьих глазах наслаждаетесь ими, вам следует попробовать их не раз и не два, чтобы иметь возможность сравнивать, вам не кажется?
На мгновение Мери показалось, что она вот-вот упадет без чувств. Что она могла сказать в свою защиту? Ничего, кроме банального «Как вы посмели?», и, презирая эти слова, она не разомкнула губ. То, что можно было сказать или сделать, прядет позже, только выбирай. Как всегда. Но в тот момент она чувствовала, что только одно может сохранить ей достоинство – уход, если он ее отпустит.
Он шагнул в сторону молча и сохранял молчание, пока она не дошла до поворота широкой лестницы. Тогда он обронил, – или ей показалось, что обронил, – одно-единственное слово, которое заставило Мери замереть. Но это, наверное, заняло слишком много времени: взвесить за и против, постоять, оглянуться. Ибо, когда она посмотрела вниз, его там уже не было: он ушел в свой кабинет и захлопнул за собою дверь.
Она продолжила подъем. Если он и впрямь позвал: «Мери?..» – отвечать было слишком поздно.
Остаток ночи промелькнул слишком быстро, но Мери все же поднялась в обычное время, хотя и с покрасневшими от недосыпания глазами. Дневной свет расставил все на места, и ей показалось, что сложно всерьез поверить в реальность вчерашней сцены. Однако что было, то было, и с возникшим положением предстояло как-то мириться. Предстояло встретить Клайва лицом к лицу… Снова и снова Мери прокручивала в голове слова, которые они могли бы сказать друг другу. Но в итоге решила, что станет действовать в зависимости от того, как поведет себя Клайв. Потому что наступление утра утвердило ее в одном – она ни словом не намекнет о вчерашнем, если только он сам не заведет об этом речь. И, спускаясь по лестнице, Мери не могла знать, что не заслуженное ею презрение совсем скоро поблекнет по сравнению с тем, которое она сама навлечет на свою голову, прекрасно понимая, чем рискует.
Однажды она написала Питеру Брайсу, рассказала о том, как устроилась в Кингстри, и его ответ ожидал ее на столике в холле, где Уильям разложил пришедшую почту. Письмо Питера лежало между пачкой корреспонденции, предназначенной для Клайва, и конвертом с типографскими строчками и открыткой – для Нелли. Когда Мери подняла письмо, ее внимание привлекло что-то знакомое, промелькнувшее в открытке.
На ней была погашенная в Саутгемптоне марка, а корявый почерк, которым был надписан адрес, не оставлял сомнений. Это было новое, продиктованное прежней злобой послание от анонимного «Друга» Нелли, и Мери сразу поняла: если только она собирается сдержать свое данное с неохотой обещание, Клайв не должен увидеть эту открытку, прежде чем ее прочтет Нелли.
Но он увидит ее, если только открытка останется лежать здесь! Хотя Нелли должна была вернуться сегодня домой, Мери не могла рискнуть тем, что он не подберет почту сестры вместе с собственной, как это было заведено все время ее отсутствия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
– Остаток этого танца я возьму на себя, – сказал он и не выпустил ее руки из своей. Она жестом поблагодарила партнера и с удовольствием подчинилась Клайву – на время этого последнего танца, в который уже никто не смог бы вмешаться. Вполне вероятно, самый последний…:
Когда музыка смолкла, он сказал:
– Ну как, вы довольны прошедшим днем?
И она кивнула в ответ. Но по дороге к выходу все же остановилась и оглянулась. Клайв тоже остановился.
– Что такое? – спросил он.
– Ничего. Я просто подумала, не стоит ли попрощаться с лейтенантом Моретоном. Знаете, это тот самый, который…
– Да. – Клайв оглядел холл. – Впрочем, я его не вижу. Вероятно, он в кают-компании. Вы хотите вытащить его оттуда?
– Нет, это не настолько важно. – Мери показалось, что Клайв был бы слегка разочарован, если бы она предпочла настаивать. Так что ей пришлось послать свой «прощальный привет» своему дружелюбному младшему лейтенанту заочно и отойти за накидкой, пока Клайв дожидался ее в вестибюле.
В машине ей очень хотелось поговорить о прошедшем вечере, рассказать Клайву, как ей понравилась вечеринка, вспомнить о наиболее забавных ее эпизодах. В доказательство своих небольших побед она везла с собой флакон туалетной воды и саше явно нейлонового происхождения – призы за «Скачки» и за «Премьеру». Но хотя ей не терпелось поделиться полученным удовольствием с Клайвом, тот, как ей показалось, был странно неотзывчив. От подозрения, что он находит ее болтовню наивной, ее веселье понемногу пропало, и она умолкла. Сумерки выдались прохладные, но в машине было тепло, и спустя какое-то время Мери перестала бороться с дремотой. Раз или два она поднимала голову; почувствовала, когда Клайв обернул ей колени меховым ковриком. Но по-настоящему не просыпалась, пока автомобиль не остановился и их путешествие – бездарно потраченное ею на сон! – не окончилось.
Клайв вышел с нею, оставив машину перед крыльцом. Уверенно и твердо поддерживая Мери под локоть, он помог ей подняться по ступеням.
– Уильям должен был оставить для нас напитки в кабинете. Выпьете? – спросил он.
– Большое спасибо, но я уже ничего не хочу. Я отправлюсь спать, если не возражаете. – Она сама не понимала как и отчего, но прекрасно проведенный вечер рассыпался на кусочки, оставив пустоту.
– Как будет угодно. Я и сам нуждаюсь в отдыхе. Клайв выпустил ее локоть, но его рука, охватившая нижнюю стойку перил, по-прежнему преграждала ей дорогу наверх. Он выглядел уставшим, вымотанным и, после того как немногим ранее он своими односложными репликами заставил ее умолкнуть, Мери не представляла, отчего он не спешит распрощаться, пока не заговорил:
– Скажите, то представление с молодчиком Mopeтоном было всерьез?
Хмурясь, она уставилась на него:
– Это была только игра, не более! Почему это вас озаботило?
– Потому что мне показалось, что вы не играли. Игра доставляла вам чересчур много удовольствия, и, видите ли, я еще не забыл, как вы отреклись от…
– Ясно, – прервала его Мери, сжалившись. – Я сказала, что актриса из меня никудышная, и так оно и есть. Но это же ерундовая сцена, просто скверный балаган. Любой мог бы… – Она замолчала, потрясенная внезапно пришедшей мыслью. – То есть вам показалось, будто я не играю? Что мне настолько вскружила голову близость мужчины, настолько был нужен его поцелуй, что я… не упустила своего шанса?
Окаменевшая от унижения, по выражению на лице Клайва она поняла, что именно так он и думал. Но Клайв молчал. Вместо слов и без всякого предупреждения он резко притянул Мери к себе и приник своими губами к ее губам в долгом крепком поцелуе, который не требовал ответа, а попросту воплощал собой оскорбление, какое, как ей показалось, и было задумано Клайвом. Выпуская ее, он заговорил:
– Вот, это вам в придачу. В конце концов, раз уж вы так изголодались по поцелуям, что уже не думаете, на чьих глазах наслаждаетесь ими, вам следует попробовать их не раз и не два, чтобы иметь возможность сравнивать, вам не кажется?
На мгновение Мери показалось, что она вот-вот упадет без чувств. Что она могла сказать в свою защиту? Ничего, кроме банального «Как вы посмели?», и, презирая эти слова, она не разомкнула губ. То, что можно было сказать или сделать, прядет позже, только выбирай. Как всегда. Но в тот момент она чувствовала, что только одно может сохранить ей достоинство – уход, если он ее отпустит.
Он шагнул в сторону молча и сохранял молчание, пока она не дошла до поворота широкой лестницы. Тогда он обронил, – или ей показалось, что обронил, – одно-единственное слово, которое заставило Мери замереть. Но это, наверное, заняло слишком много времени: взвесить за и против, постоять, оглянуться. Ибо, когда она посмотрела вниз, его там уже не было: он ушел в свой кабинет и захлопнул за собою дверь.
Она продолжила подъем. Если он и впрямь позвал: «Мери?..» – отвечать было слишком поздно.
Остаток ночи промелькнул слишком быстро, но Мери все же поднялась в обычное время, хотя и с покрасневшими от недосыпания глазами. Дневной свет расставил все на места, и ей показалось, что сложно всерьез поверить в реальность вчерашней сцены. Однако что было, то было, и с возникшим положением предстояло как-то мириться. Предстояло встретить Клайва лицом к лицу… Снова и снова Мери прокручивала в голове слова, которые они могли бы сказать друг другу. Но в итоге решила, что станет действовать в зависимости от того, как поведет себя Клайв. Потому что наступление утра утвердило ее в одном – она ни словом не намекнет о вчерашнем, если только он сам не заведет об этом речь. И, спускаясь по лестнице, Мери не могла знать, что не заслуженное ею презрение совсем скоро поблекнет по сравнению с тем, которое она сама навлечет на свою голову, прекрасно понимая, чем рискует.
Однажды она написала Питеру Брайсу, рассказала о том, как устроилась в Кингстри, и его ответ ожидал ее на столике в холле, где Уильям разложил пришедшую почту. Письмо Питера лежало между пачкой корреспонденции, предназначенной для Клайва, и конвертом с типографскими строчками и открыткой – для Нелли. Когда Мери подняла письмо, ее внимание привлекло что-то знакомое, промелькнувшее в открытке.
На ней была погашенная в Саутгемптоне марка, а корявый почерк, которым был надписан адрес, не оставлял сомнений. Это было новое, продиктованное прежней злобой послание от анонимного «Друга» Нелли, и Мери сразу поняла: если только она собирается сдержать свое данное с неохотой обещание, Клайв не должен увидеть эту открытку, прежде чем ее прочтет Нелли.
Но он увидит ее, если только открытка останется лежать здесь! Хотя Нелли должна была вернуться сегодня домой, Мери не могла рискнуть тем, что он не подберет почту сестры вместе с собственной, как это было заведено все время ее отсутствия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50