То тут, то там виднелись небольшие поляны с торчащими из-под снега трухлявыми пнями. Неожиданно мальчик уловил непонятный, но невероятно привлекательный запах. Он, совсем как зверь, повел носом, принюхался и понял, что столь замечательный запах исходит от довольно большого муравейника. Снег вокруг него полностью стаял, и муравьи, видимо, только что очнувшиеся от зимней спячки, неуверенно ползали по своим владениям. Сережа подкрался к муравейнику так осторожно, словно тот мог куда-то удрать. Несколько минут он неподвижно стоял возле кучи, внимательно разглядывая снующих насекомых, затем нагнулся и положил ладонь на муравейник. Несколько рыжих муравьев заползли на руку и теперь, видимо, обдумывали, что делать дальше. Сережа ясно видел крошечные фасетки глаз, подрагивающие усики. Неожиданно для себя мальчик слизнул с руки почти всех насекомых. Рот наполнился пряной кислотой. Упоительный вкус!
Далее произошло и вовсе непонятное. Он разворошил кучу, сунул руку в самую ее середину, зачерпнул полную горсть сладостной кисловатой трухи и сунул себе в рот. При этом он издавал довольное урчание. И вдруг опомнился, выплюнул эту гадость и бегом помчался в детдом.
– Слушай, милок, – как-то спросила Сережу его повариха, – сколько тебе годков?
– Тринадцать, – отозвался он, – ты же знаешь.
– Да знаю, знаю… – промурлыкала она, – но, кажись, ты привираешь. Уж мне-то мог бы сказать правду.
– Какую правду?
– А такую! Думаешь, я не понимаю. Ховаешься ты, прячешься. Вот и выдаешь себя за малолетку. Неплохо придумал. А на первый взгляд ты действительно пацан. И лицо детское, и телосложение, но только на первый взгляд. Когда ты в одежде. А разнагишаешься, так мужик, чистый мужик.
– Да мне тринадцать, точно тринадцать, – возразил Сергей.
– Ну-ну, миленький, не кипятись… Тринадцать так тринадцать, – не стала возражать повариха. – Я же понимаю… Однако поверь, мужчин у меня имелось в достатке. И уж пацана от мужика я отличить могу. И не говори, что я у тебя первая. Не поверю. Ни в жисть не поверю. То, что ты оголодал малость, это было. По бабе оголодал. Но ты хват! Да еще какой.
– Сколько же мне, по-твоему, лет? – с интересом спросил Сережа.
– Семнадцать-восемнадцать, а то и больше. А что лицо… Посмотрел бы ты на себя, когда на мне скачешь. Тут тебе все сорок дать можно, а то и пятьдесят. Меняешься ты очень в такие минуты. Прямо не верилось, что такое бывает с человеком. Словно и не ты вовсе.
– А кто?
– Хмырь в кожаном пальто, – фыркнула она. – Я слышала, такое случается. Бывают люди, которые до старости могут выглядеть словно мальчишки. Тоже, конечно, меняются, но не так, как все. Вот и ты, видно, из таких. Ну, сознайся, я никому не скажу.
Но Сергею не в чем было сознаваться. И как ни пытала его повариха, как ни ластилась, надеясь разузнать нечто интересное, он только отмахивался от нее.
5
Майские праздники сорок первого года прошли как-то незаметно. Во всяком случае, в детском доме особого оживления не наблюдалось. С чем это было связано? Трудно сказать, но чудилось, в воздухе витает нечто тревожное, не то ожидание каких-то экстраординарных событий, не то предчувствие страшных катастроф. Газеты, впрочем, были полны обнадеживающих, призванных усыпить беспокойство статей. Советская власть утвердилась в Прибалтике, в западных областях Украины и Белоруссии. Отношения с Германией продолжали улучшаться и достигли поистине небывалого расцвета.
Сережа не интересовался политикой и, когда рядом с ним затевались жаркие споры, будет ли война или не будет, пожимал плечами и отходил в сторону. На политинформациях он обычно дремал, забившись в самый дальний угол.
Но разговоры о предстоящей войне не утихали. Даже его повариха неожиданно завела подобную беседу. Случилось это как раз на майские праздники. Уже давно прозвучал отбой, после которого он прокрался знакомой тропинкой к распахнутому окну и залез внутрь. Теперь, лежа под лоскутным одеялом рядом с жаркой бабенкой, он в полудреме размышлял, что хорошо бы остаться здесь на всю ночь, а не тащиться назад в вонючую спальню.
– Ты спишь? – толкнула его в бок повариха.
– Да нет…
– Как думаешь, война будет?
– А я почем знаю?
– Да я так спросила.
– Поговорить захотелось?
– А почему не поговорить? Страсть войны боюсь!
– Тебе-то чего бояться? Думаешь, в Красную Армию заберут? Баб вроде не мобилизуют.
– Кто знает. Я хоть и малолеткой была, но Гражданскую помню… У нас на Украине знаешь какие страсти творились. Тут тебе и белые, и зеленые, и махновцы… Батьки разные… Рубали поселянина как капусту. Не спрашивали, чей ты и откуда. А уж девок и бабенок не пропускали. Поймают и тащат на сеновал…
– А вы и рады!
– Тоже скажешь, дурак! Рады! Тебе бы такую радость. Потом, бывало, бабенка какая неделю ходить не может. А ты – рады!
– Ладно, успокойся. А с чего это ты взяла, что война начнется?
– Старые люди говорят.
– Много твои старые люди понимают.
– Да уж побольше, чем мы с тобой. По всем приметам вскорости супостат нагрянет.
– Какие еще приметы?
– Да разные. Вон какая в этом году весна жаркая.
– Ну и что?
– И грибов повылазило. Это в апреле-то! Сморчки, строчки, даже печура и та появилась. А грибы весной – к войне.
Сережа засмеялся.
– Однако сильна ты фантазировать.
– И ничего не фантазировать. Перед войной всякая нечисть оживает. В поселке вон теленок родился с двумя головами. Ты понимаешь?!
– Так уж и с двумя?
– Сама не видела, но люди рассказывают.
– Люди! Врут все!
– А луна? Ты видел? Словно кровью налита.
– А ну тебя! – Сережа слез с кровати и стал одеваться. – Даже если и война случится, надо думать, кончится в одночасье. Вон с Финляндией. Полгода – и привет. Накостыляли этим финнам…
– Накостыляли! – передразнила повариха. – У Авдотьи-истопницы мужик пришел с финской войны. Хорошо, хоть не ранен, а только пальцы на ногах поморозил. Обрезали их. Так он рассказывает, как эти финны наших щелкали как орешки.
– Если они такие шустрые, так чего ж войну проиграли?
– И очень просто. Навалились на них. Ты прикинь, Финляндия – и Россия.
– Да наплевать мне. Мне годков маловато, чтобы под ружье идти. Пусть другие воюют, – разговор с политически малограмотной поварихой надоел Сереже. Он вылез в окно и направился в детдомовскую спальню.
Луна висела над главным корпусом. И ничего не красная. Вполне обычная, почти полная, завтра или послезавтра наступит полнолуние. Придумают же эти бабы!
Он остановился и засмотрелся на ночное светило, странное тревожное чувство охватило его. В голове словно все смешалось. Но он был готов смотреть на луну невероятно долго, словно ждал от нее повеления. Наконец Сережа очнулся и медленно побрел в палату. Всю ночь его мучили кошмары.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107