Не нужна мне ваша машина. Жуткий драндулет.
– Ты – мужчина, живешь в современном мире. У тебя когда-нибудь было огнестрельное оружие?
– Нет, – сказал я.
– Так я и думал. Я сказал себе: вот последний мужчина в Америке, которому даже нечем себя защитить.
Вернон порылся в драном заднем сиденье, достал из дырки маленький темный предмет и правой рукой протянул мне.
– Возьми его, Джек.
– Что это?
– Взвесь-ка на ладони. Попробуй на ощупь. Он заряжен.
Он протянул предмет мне. Я тупо повторил:
– Что это?
Даже не верилось, что я держу в руке пистолет. Я не отрывал от него взгляда, пытаясь понять, из каких побуждений действует Вернон. Неужто он и вправду тайный курьер Смерти? Заряженное оружие. Как быстро оно произвело во мне перемену – даже рука онемела, пока я таращился на эту штуку, отказываясь как-либо ее называть. Может, Вернон хочет, чтобы я задумался, хочет привнести в мою жизнь новую цель, некий замысел, стройность? Мне захотелось вернуть штуковину ему.
– Вещица игрушечная, но стреляет настоящими пулями, а в твоем положении большего и не требуется. Не волнуйся, Джек. Вычислить его никто не сможет.
– С какой это стати кому-то вдруг захочется его вычислять?
– Сдается мне, если даришь кому-то заряженный пистолет, следует дать подробный отчет. Это автоматический пистолет «Цумвальт» двадцать пятого калибра немецкого производства. Он не обладает убойной силой крупнокалиберного оружия, но ведь ты не собираешься охотиться с ним на носорога, правда?
– В том-то и дело. На кого мне с ним охотиться? Зачем мне эта штуковина?
– Не называй его штуковиной. Отнесись к нему со всем уважением, Джек. Это отличное оружие. Удобное, легкое, его можно спрятать где угодно. Познакомься с ним получше. А когда тебе захочется его применить, дело десятое.
– И когда же мне захочется его применить?
– Ты что, с луны свалился? Какой нынче век? Вспомни, как легко я проник к тебе во двор. Стоило открыть окно – и я в доме. На моем месте мог бы оказаться профессиональный взломщик, сбежавший заключенный, какой-нибудь бродяга с жидкой бороденкой. Бродячий убийца, которых сейчас повсюду развелось. Серийный маньяк, который по будням служит в конторе. Выбирай любого.
– Может, там, где вы живете, и нужен пистолет. Забирайте. Нам он ни к чему.
– Себе я раздобыл боевой «магнум», и он всегда лежит у меня в изголовье. Я тебе даже рассказать не могу, что при виде его с лицом человека делается.
Он многозначительно посмотрел на меня. Я снова уставился на пистолет. Мне пришло в голову, что это лучший прибор для измерения людской приспособленности к миру. Я подбросил его на ладони, понюхал стальное дуло. Что человеку дает – помимо ощущения компетентности, благополучия и собственной важности – обладание смертоносным оружием, умение с ним обращаться, готовность в любую минуту его применить? Припрятанное смертоносное оружие. Тайна, другая жизнь, второе «я», мечта, колдовская сила, заговор, бред.
Немецкого производства.
– Только Бабетте не говори. Она страшно разозлится, если узнает, что ты прячешь огнестрельное оружие.
– Он не нужен мне, Верн. Забирайте.
– И не оставляй его где попало. Если его найдут дети, ты сразу влипнешь в историю. Пошевели мозгами. Подумай, куда лучше положить его так, чтобы в нужный момент был под рукой. Заранее прикинь вероятный сектор обстрела. Если опасаешься незваного гостя, главное – откуда он войдет, каким путем направится к ценным вещам. Если речь о психе – с какой стороны он на тебя набросится. Психи непредсказуемы, потому что сами не ведают, что творят. Могут откуда угодно появиться, даже с дерева спрыгнуть. Не поленись, утыкай оконные карнизы битым стеклом. Научись быстро падать на пол.
– Мы не желаем, чтобы в нашем городке у кого-то заводилось оружие.
– Хоть раз в жизни пошевели мозгами, – сказал он мне в темной машине. – Дело вовсе не в вашем желании.
Наутро приехала бригада рабочих – ремонтировать мостовую. Вернон был тут как тут. Стоя рядом, наблюдал, как они крошат отбойными молотками и убирают старое покрытие, потом выравнивают дымящийся асфальт. Когда рабочие уехали, его визит, судя по всему, окончился, свелся к собственной затухающей инерции. Нам стало чудиться, что там, где стоит Вернон, образуется пустота. Он осторожно разглядывал нас с почтительного расстояния, словно мы, люди посторонние, таили на него обиду. Все попытки наладить общение лишь аккумулировали необъяснимую усталость.
На тротуаре Бабетта обняла его и расплакалась. Перед отъездом Вернон побрился, вымыл машину и повязал на шею синий платок. Казалось, Бабетта никак не может наплакаться вволю. Вглядывалась в его лицо и плакала. Плакала, обнимая его. Дала ему в дорогу пенопластовую коробку с бутербродами, курицей и кофе, и плакала, когда ставила ее на продавленное сиденье с разодранной обивкой.
– Она славная девчушка, – мрачно сказал мне Вернон.
Сев за руль, он посмотрелся в зеркальце и поправил свой утиный хвостик. Потом ненадолго закашлялся, и мы еще раз услышали, как булькает мокрота. Бабетта снова расплакалась. Наклонившись к окошку с другой стороны, мы смотрели, как он горбится, поудобнее устраиваясь за рулем, как небрежно свешивает левую руку наружу.
– Обо мне не беспокойтесь, – сказал он. – Небольшая хромота – это пустяк. Люди моего возраста вообще еле ноги волочат. В определенном возрасте хромота – дело обычное. На кашель наплевать. Кашлять полезно. Когда кашляешь, вся эта жидкая дрянь перетекает с места на место. Если эта дрянь не оседает на одном месте на долгие годы, она безвредная. Так что кашель – штука неплохая. Как и бессонница. Бессонница – штука неплохая. Какой мне прок от сна? В моем возрасте чем больше спишь, тем меньше пользы приносишь. Меньше кашляешь или хромаешь. И насчет женщин не волнуйтесь. Общение с женщинами – штука неплохая. Мы берем напрокат кассету и помаленьку занимаемся сексом. Это кровь разгоняет, сердце лучше работает. Курить – так это тоже ерунда. Мне нравится думать, что хоть что-то сходит мне с рук. Пускай мормоны курить бросают. Помрут от чего-нибудь и повреднее. О деньгах и речи нет. Я живу строго по средствам. Ни пенсии, ни сбережений, ни акций с облигациями. Так что насчет этого можете не волноваться. Обо всем уже позаботились другие. И зубы – чепуха. С зубами все в порядке. Чем сильнее шатаются, тем легче их языком расшатывать. Можно хоть чем-то язык занять. А трясучка чего? Время от времени всех трясет. К тому же у меня только левая рука дрожит. Если делать вид, будто она чужая, так даже приятно. Скажете, я необъяснимо и резко исхудал? Так нет ведь никакого смысла есть то, чего не видишь. О зрении даже говорить не стоит. Хуже, чем сейчас, уже не будет. А о рассудке вообще забудьте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95
– Ты – мужчина, живешь в современном мире. У тебя когда-нибудь было огнестрельное оружие?
– Нет, – сказал я.
– Так я и думал. Я сказал себе: вот последний мужчина в Америке, которому даже нечем себя защитить.
Вернон порылся в драном заднем сиденье, достал из дырки маленький темный предмет и правой рукой протянул мне.
– Возьми его, Джек.
– Что это?
– Взвесь-ка на ладони. Попробуй на ощупь. Он заряжен.
Он протянул предмет мне. Я тупо повторил:
– Что это?
Даже не верилось, что я держу в руке пистолет. Я не отрывал от него взгляда, пытаясь понять, из каких побуждений действует Вернон. Неужто он и вправду тайный курьер Смерти? Заряженное оружие. Как быстро оно произвело во мне перемену – даже рука онемела, пока я таращился на эту штуку, отказываясь как-либо ее называть. Может, Вернон хочет, чтобы я задумался, хочет привнести в мою жизнь новую цель, некий замысел, стройность? Мне захотелось вернуть штуковину ему.
– Вещица игрушечная, но стреляет настоящими пулями, а в твоем положении большего и не требуется. Не волнуйся, Джек. Вычислить его никто не сможет.
– С какой это стати кому-то вдруг захочется его вычислять?
– Сдается мне, если даришь кому-то заряженный пистолет, следует дать подробный отчет. Это автоматический пистолет «Цумвальт» двадцать пятого калибра немецкого производства. Он не обладает убойной силой крупнокалиберного оружия, но ведь ты не собираешься охотиться с ним на носорога, правда?
– В том-то и дело. На кого мне с ним охотиться? Зачем мне эта штуковина?
– Не называй его штуковиной. Отнесись к нему со всем уважением, Джек. Это отличное оружие. Удобное, легкое, его можно спрятать где угодно. Познакомься с ним получше. А когда тебе захочется его применить, дело десятое.
– И когда же мне захочется его применить?
– Ты что, с луны свалился? Какой нынче век? Вспомни, как легко я проник к тебе во двор. Стоило открыть окно – и я в доме. На моем месте мог бы оказаться профессиональный взломщик, сбежавший заключенный, какой-нибудь бродяга с жидкой бороденкой. Бродячий убийца, которых сейчас повсюду развелось. Серийный маньяк, который по будням служит в конторе. Выбирай любого.
– Может, там, где вы живете, и нужен пистолет. Забирайте. Нам он ни к чему.
– Себе я раздобыл боевой «магнум», и он всегда лежит у меня в изголовье. Я тебе даже рассказать не могу, что при виде его с лицом человека делается.
Он многозначительно посмотрел на меня. Я снова уставился на пистолет. Мне пришло в голову, что это лучший прибор для измерения людской приспособленности к миру. Я подбросил его на ладони, понюхал стальное дуло. Что человеку дает – помимо ощущения компетентности, благополучия и собственной важности – обладание смертоносным оружием, умение с ним обращаться, готовность в любую минуту его применить? Припрятанное смертоносное оружие. Тайна, другая жизнь, второе «я», мечта, колдовская сила, заговор, бред.
Немецкого производства.
– Только Бабетте не говори. Она страшно разозлится, если узнает, что ты прячешь огнестрельное оружие.
– Он не нужен мне, Верн. Забирайте.
– И не оставляй его где попало. Если его найдут дети, ты сразу влипнешь в историю. Пошевели мозгами. Подумай, куда лучше положить его так, чтобы в нужный момент был под рукой. Заранее прикинь вероятный сектор обстрела. Если опасаешься незваного гостя, главное – откуда он войдет, каким путем направится к ценным вещам. Если речь о психе – с какой стороны он на тебя набросится. Психи непредсказуемы, потому что сами не ведают, что творят. Могут откуда угодно появиться, даже с дерева спрыгнуть. Не поленись, утыкай оконные карнизы битым стеклом. Научись быстро падать на пол.
– Мы не желаем, чтобы в нашем городке у кого-то заводилось оружие.
– Хоть раз в жизни пошевели мозгами, – сказал он мне в темной машине. – Дело вовсе не в вашем желании.
Наутро приехала бригада рабочих – ремонтировать мостовую. Вернон был тут как тут. Стоя рядом, наблюдал, как они крошат отбойными молотками и убирают старое покрытие, потом выравнивают дымящийся асфальт. Когда рабочие уехали, его визит, судя по всему, окончился, свелся к собственной затухающей инерции. Нам стало чудиться, что там, где стоит Вернон, образуется пустота. Он осторожно разглядывал нас с почтительного расстояния, словно мы, люди посторонние, таили на него обиду. Все попытки наладить общение лишь аккумулировали необъяснимую усталость.
На тротуаре Бабетта обняла его и расплакалась. Перед отъездом Вернон побрился, вымыл машину и повязал на шею синий платок. Казалось, Бабетта никак не может наплакаться вволю. Вглядывалась в его лицо и плакала. Плакала, обнимая его. Дала ему в дорогу пенопластовую коробку с бутербродами, курицей и кофе, и плакала, когда ставила ее на продавленное сиденье с разодранной обивкой.
– Она славная девчушка, – мрачно сказал мне Вернон.
Сев за руль, он посмотрелся в зеркальце и поправил свой утиный хвостик. Потом ненадолго закашлялся, и мы еще раз услышали, как булькает мокрота. Бабетта снова расплакалась. Наклонившись к окошку с другой стороны, мы смотрели, как он горбится, поудобнее устраиваясь за рулем, как небрежно свешивает левую руку наружу.
– Обо мне не беспокойтесь, – сказал он. – Небольшая хромота – это пустяк. Люди моего возраста вообще еле ноги волочат. В определенном возрасте хромота – дело обычное. На кашель наплевать. Кашлять полезно. Когда кашляешь, вся эта жидкая дрянь перетекает с места на место. Если эта дрянь не оседает на одном месте на долгие годы, она безвредная. Так что кашель – штука неплохая. Как и бессонница. Бессонница – штука неплохая. Какой мне прок от сна? В моем возрасте чем больше спишь, тем меньше пользы приносишь. Меньше кашляешь или хромаешь. И насчет женщин не волнуйтесь. Общение с женщинами – штука неплохая. Мы берем напрокат кассету и помаленьку занимаемся сексом. Это кровь разгоняет, сердце лучше работает. Курить – так это тоже ерунда. Мне нравится думать, что хоть что-то сходит мне с рук. Пускай мормоны курить бросают. Помрут от чего-нибудь и повреднее. О деньгах и речи нет. Я живу строго по средствам. Ни пенсии, ни сбережений, ни акций с облигациями. Так что насчет этого можете не волноваться. Обо всем уже позаботились другие. И зубы – чепуха. С зубами все в порядке. Чем сильнее шатаются, тем легче их языком расшатывать. Можно хоть чем-то язык занять. А трясучка чего? Время от времени всех трясет. К тому же у меня только левая рука дрожит. Если делать вид, будто она чужая, так даже приятно. Скажете, я необъяснимо и резко исхудал? Так нет ведь никакого смысла есть то, чего не видишь. О зрении даже говорить не стоит. Хуже, чем сейчас, уже не будет. А о рассудке вообще забудьте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95