Еще некоторое время я смотрел на него. Потом повернулся к Оресту:
– Вы сознательно идете на верную смерть. Твердо решили сделать то, чего люди всю жизнь стараются не делать. Умереть. Я хочу знать, почему.
– Мой тренер говорит: «Дыши и ни о чем не думай». Он говорит: «Стань змеей, и ты познаешь неподвижность змеи».
– У него теперь есть тренер, – сказал Генрих.
– Он мусульманин-суннит, – сказал Орест.
– В Айрон-Сити, возле аэропорта, живут несколько суннитов.
– Сунниты, в основном, – корейцы. Правда, мой, кажется, араб.
– Разве это не муниты, в основном, корейцы? – спросил я.
– Он – суннит, – сказал Орест.
– Но ведь именно муниты, в основном, – корейцы. Хотя нет. Корейцы только руководители.
Они задумались. Я наблюдал за Орестом. Смотрел, как он вилкой бросает макароны себе в глотку. Серьезное лицо, неподвижная голова с входным отверстием для пищи, которую швыряет внутрь автоматическая вилка. Какая целеустремленность, какая верность намеченному курсу. Если каждый из нас – центр своего существования, то Орест, казалось, настойчиво стремился расширить этот центр, превратить его в пуп земли. Неужели все спортсмены таковы – делают более полноценной собственную личность? Возможно, их отвага, которой мы завидуем, имеет мало общего со спортом. Готовясь храбро встретить опасность, они тем самым избегают ее в каком-то более глубоком смысле и под бдительным присмотром некоего ангела-хранителя обретают способность уберечься от каждодневного умирания. Но разве Орест – спортсмен? Он будет просто-напросто сидеть – сидеть шестьдесят семь часов в стеклянной клетке и ждать, когда его укусят на виду у всех.
– Вы не сможете защищаться, – сказал я. – Мало того, вы будете сидеть в клетке с самыми склизкими, жуткими и мерзкими тварями на земле. Со змеями. Люди видят змей в страшных снах. Видят скользких, ползучих, холоднокровных яйцекладущих позвоночных. Люди обращаются к психиатрам. В нашем коллективном бессознательном змеи занимают особенно гнусное место. А вы добровольно входите в замкнутое пространство с тридцатью или сорока самыми ядовитыми змеями на свете.
– Почему это они склизкие? Вовсе они не склизкие.
– Знаменитая склизкость – это миф, – сказал Генрих. – Он входит в клетку с габонскими гадюками – у них ядовитые зубы в два дюйма длиной. Может, там будет дюжина мамб. А мамба, между прочим, – самая проворная змея, обитающая на суше. При чем тут склизкость?
– Все это лишь подтверждает мои слова. Ядовитые зубы. Змеиный укус. Каждый год от змеиных укусов погибает пятьдесят тысяч человек. Это вчера по телевизору передавали.
– Чего только не передавали вчера по телевизору, – сказал Орест.
Ответ меня восхитил. Наверно, я и Орестом восхищался. По прихоти бульварной прессы он формировал в себе сильное «я». Упорно тренировался, то и дело говорил о себе в третьем лице, употреблял много углеводов. Рядом всегда был тренер, аура вдохновенной игры с огнем притягивала его друзей. Чем ближе решающий момент, тем больше жизненных сил.
– Тренер учит его дышать древним способом, на манер мусульман-суннитов. Змея – это одно существо. А человек может стать тысячью существ.
– Стать змеей, – сказал Орест.
– Люди начинают интересоваться, – сказал Генрих. – Похоже, поднимается шумиха. Похоже, он и вправду это сделает. Похоже, ему уже поверили. Все условия соблюдены.
Если собственное «я» – это смерть, как оно может быть сильнее смерти?
Я попросил счет. Извне приходят какие-то обрывки с мистером Греем. Туманный образ в серых трусах и носках. Я достал из бумажника несколько купюр и, энергично потерев их пальцами, убедился, что к ним не прилипли другие. В зеркале мотеля во весь рост отражалась моя жена – белое тело, пышная грудь, розовые коленки, коротенькие пальцы на ногах – в одних гетрах мятного оттенка, похожая на второкурсницу, зачинщицу оргии.
Когда мы приехали домой, она гладила в спальне белье.
– Чем занимаешься? – спросил я.
– Слушаю радио. Правда оно только что выключилось.
– Если ты думаешь, что мы покончили с мистером Греем, то пора тебе о нем напомнить.
– Речь идет о собирательном образе или о мистере Грее как индивидууме? Это имеет огромное значение.
– Безусловно. Дениза спрессовала пилюли.
– Значит ли это, что с собирательным образом покончено?
– Я не знаю, что это значит.
– Значит ли это, что ты сосредоточил свое мужское внимание на индивидууме в мотеле?
– Этого я не говорил.
– Тебе и не нужно этого говорить. Ты же мужчина. А мужчина идет путем кровожадной ярости. Это биологический путь. Путь примитивной, слепой и бессмысленной мужской биологии.
– Поразительное самомнение для женщины за глажкой носовых платков.
– Джек, когда ты умрешь, я просто упаду на пол и не встану. В конце концов – быть может, очень не скоро – меня найдут во тьме, где я затаюсь, лишившись дара речи, забыв язык жестов. Но сейчас я все равно не помогу тебе найти ни этого человека, ни его препарат.
– Вековая мудрость тех, кто гладит и шьет.
– Спроси себя, чего ты хочешь больше – унять свой застарелый страх или отомстить за свое уязвленное мужское самолюбие, глупое и ребяческое.
Я пошел в другой конец коридора помогать Стеффи – она заканчивала укладывать вещи. Спортивный комментатор сказал: «Они не освистывают – они кричат: "Брюс, Брюс!"». У Стеффи были Дениза и Уайлдер. По разлившейся по комнате скрытности я понял: Дениза давала конфиденциальные советы по поводу визитов к удаленным родителям. Самолет Стеффи вылетал из Бостона и совершал две посадки между Айрон-Сити и Мехико, но ей не надо было делать пересадок, поэтому задача представлялась выполнимой.
– Как я узнаю маму?
– Ты же виделась с ней в прошлом году, – сказал я. – Она тебе понравилась.
– А что, если она не захочет отправлять меня обратно?
– За эту идею мы должны благодарить Денизу, не так ли? Спасибо, Дениза. Не волнуйся. Она отправит тебя обратно.
– А что, если нет? – сказала Дениза. – Такое бывает, сам знаешь.
– На сей раз такого не будет.
– Тебе придется ее похитить.
– Не понадобится.
– А вдруг понадобится? – спросила Стеффи.
– Ты бы это сделал? – спросила Дениза.
– Такого никогда не бывает.
– Такое бывает постоянно, – сказала она. – Один родитель забирает дочку, другой родитель нанимает похитителей, чтобы те привезли ее обратно.
– А вдруг она меня не отпустит? – спросила Стеффи. – Что ты будешь делать?
– Ему придется послать в Мексику людей. Больше он ничего сделать не сможет.
– Но он это сделает? – спросила Стеффи.
– Твоя мама знает, что ей нельзя оставлять тебя у себя, – сказал я. – Она все время в разъездах. Об этом не может быть и речи.
– Не волнуйся, – сказала ей Дениза. – Что бы он сейчас ни говорил, когда придет пора, он заберет тебя обратно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95