Неужели она проглотила обрывок пергамента? Или он сам пополз вниз по ее глотке?
Кимберли поперхнулась, закашлялась. Все ее тело сотрясалось в конвульсиях.
Эзра не знал, что делать. Он крикнул:
– Потерпи! – и, выбежав из рабочей комнаты, пронесся через спальню и рывком открыл дверь.
– Гертруда! – прокричал он. – Гертруда!
– Что? – откликнулась домоправительница. Она была где-то неподалеку.
– Набери девять-один-один! С Кимберли плохо! Нужна «неотложка»!
Когда Эзра вернулся к мачехе, вид у нее был такой, словно она впадает в кому. Ее глаза остекленели, она едва дышала. Полы пеньюара разметались, под ее грудями чернели кровоподтеки. Эзра запахнул пеньюар и провел рукой по лбу Кимберли.
– Ты просто лежи, – проговорил он, – и все будет хорошо.
Кожа у нее была мокрой от пота и лихорадочно горячей.
Эзра не знал, поправится ли она. Он даже не знал, доживет ли она до приезда «неотложки».
В комнату вбежала Гертруда.
– Gott im Himmel, – еле слышно пробормотала она. – Я позвонила, – сказала она Эзре.
Десять минут спустя в комнату вошли медработники. Кимберли подняли, положили на носилки и покатили к лифту. Эзра позвонил в офис отца, и секретарша переправила его звонок в Даллас. Сэм сидел в зале совета директоров и вел переговоры по какой-то сделке. Когда Эзра сказал ему о том, что Кимберли сильно заболела и ее отвезли в больницу, отец несколько секунд молчал, а потом принялся забрасывать Эзру вопросами. В какую больницу? Почему не вызвали личного врача? Что с ней случилось? Кто поставил диагноз?
Эзра ответил на все вопросы, на какие только мог, но поскольку многого он не знал, отец чем дальше, тем больше раздражался.
– Я закончу тут свои дела, – объявил Сэм в конце концов, – и как только смогу, сразу вернусь.
– Есть что-нибудь, что я бы смог сделать до твоего приезда?
– Да! Я хочу, чтобы ты сходил в больницу и удостоверился, черт побери, что у нее есть все, что нужно!
Эзра повесил трубку. В очередной раз отец заставил его почувствовать, что в прошлом он то и дело оступался.
Он вернулся к себе. Он не в силах был смотреть на чертежную доску, где совсем недавно лежал фрагмент свитка, над переводом которого он трудился. Эзра взял пальто и, спустившись в вестибюль, попросил швейцара Альфреда вызвать такси. Пришлось подождать. Альфред сокрушенно покачал тоновой и сказал:
– Ужасно жаль.
– Да, просто кошмар.
– Она всегда так потрясающе выглядит, а про приемы, которые она устраивает, потом всегда пишут в газетах.
«Так они для того и задуманы», – подумал Эзра.
– Кстати, если хотите, – сказал швейцар и вытащил из форменного мундира какие-то бумаги. – Миссис Метцгер обычно предпочитает это забирать.
Эзра взглянул на бумаги и понял, что это список приглашенных на последнюю вечеринку. Против каждого имени стояли маленькие пометки.
– Она просит меня помечать прибывших гостей, – объяснил швейцар, – а после приема я отдаю ей список. Наверное, ей это зачем-то нужно.
– Я отдам ей список, – сказал Эзра.
Подъехало такси, и он сел на заднее сиденье.
– В больницу, – сказал Эзра.
Машина тронулась.
Было пасмурно. Вечерело. Эзра смотрел в окно и думал о том, что только что случилось: о бреде Кимберли, о повреждении свитка. К собственному стыду, он поймал себя на том, что это огорчает его сильнее. Кимберли наверняка вылечат, что бы с ней ни стряслось, а вот свиток… Теперь этот фрагмент ни за что не восстановить. У Эзры всегда было такое чувство, что этот свиток словно бы вручен ему какими-то высшими силами. Его труд, его долг состоял в том, чтобы сохранять его, оберегать. И с этим он тоже не справился.
Такси остановилось у светофора на Первой авеню. Эзра посмотрел на лежавший у него на коленях список гостей. Некоторые имена были ему знакомы: мэр, несколько членов городского совета, старые друзья семейства. На других страницах было множество имен, похоже, этих людей знала только Кимберли. Эзра заглянул в самый конец списка и обнаружил там еще несколько имен. «Видимо, это те, кого она пригласила в последнюю минуту». Эти имена и фамилии были вписаны самой Кимберли гелиевой ручкой сиреневого цвета. Мистер Донлан, мистер и миссис Ламфир, и, наконец, большой вопросительный знак и рядом с ним: мистер Ариус.
Хм. Странное имя. А почему вопросительный знак?
«Наверное, она не была уверена, – подумал Эзра, – что он придет».
Но как только машина снова тронулась с места, Эзра стал вспоминать тот день, когда состоялся этот прием, и в его памяти всплыла встреча в коридоре со странным высоким блондином, которого он облил шампанским. Эзра его не знал и не спросил, как его зовут.
Но этот человек шел по коридору со стороны личных апартаментов Сэма и Кимберли.
Эзра вспомнил жуткие кровоподтеки на теле Кимберли. Он не мог представить себе, что его отец способен так издеваться над любимой женой.
Тот высокий блондин выглядел очень необычно.
А потом Эзра опять подумал об имени в самом конце списка и посмотрел на запись и на вопросительный знак. Потому ли Кимберли поставила знак вопроса, что не знала, придет ли этот гость? А может быть, она не знала, как правильно пишется его имя?
Эзра произнес имя вслух:
– Ариус.
Водитель такси оглянулся.
– Нет-нет, ничего, это я так, – сказал Эзра и прошептал: – Ариус.
Его мысли мгновенно вернулись к свитку, к тому фрагменту, над которым он работал. Перечень имен. Гадриил, Тамуил, Пенему… и самое последнее имя… Эреус.
Он передал звучание этого имени так, но ведь на самом деле, возможно, еще более точно это имя можно было передать по-английски как… Ариус!
Эзра начал догадываться о том, что могло случиться с Кимберли. «Она может не выжить», – мелькнула у него невеселая мысль.
А если так… выживет ли хоть кто-то вообще?
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
В этот день Картер первым делом отправился в главную университетскую библиотеку, и то, что он там нашел, его не обрадовало.
Но когда он пришел в деканат, все стало еще хуже. Секретарша вручила ему конверт с письмом от юридической фирмы «Грюндик и Гейнс», в котором сообщалось, что миссис Сюзанна Митчелл, жена покойного Билла Митчелла, обвиняет в гибели своего супруга Нью-Йоркский университет и требует, чтобы Картер Кокс как руководитель лаборатории, в которой произошел несчастный случай, был привлечен к суду.
– Декан тоже получил такое письмо, – сказала секретарша. – И он просит вас договориться о встрече с ним на этой неделе.
«Что дальше? – думал Картер. – Пару недель назад мне сообщили, что я стерилен, мой старый друг обгорел до неузнаваемости, моей жене приснился кошмарный сон, и вот теперь декан почти наверняка меня уволит за то, что я поставил под удар весь факультет».
– Как, – спросила секретарша, – насчет трех часов дня в четверг?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
Кимберли поперхнулась, закашлялась. Все ее тело сотрясалось в конвульсиях.
Эзра не знал, что делать. Он крикнул:
– Потерпи! – и, выбежав из рабочей комнаты, пронесся через спальню и рывком открыл дверь.
– Гертруда! – прокричал он. – Гертруда!
– Что? – откликнулась домоправительница. Она была где-то неподалеку.
– Набери девять-один-один! С Кимберли плохо! Нужна «неотложка»!
Когда Эзра вернулся к мачехе, вид у нее был такой, словно она впадает в кому. Ее глаза остекленели, она едва дышала. Полы пеньюара разметались, под ее грудями чернели кровоподтеки. Эзра запахнул пеньюар и провел рукой по лбу Кимберли.
– Ты просто лежи, – проговорил он, – и все будет хорошо.
Кожа у нее была мокрой от пота и лихорадочно горячей.
Эзра не знал, поправится ли она. Он даже не знал, доживет ли она до приезда «неотложки».
В комнату вбежала Гертруда.
– Gott im Himmel, – еле слышно пробормотала она. – Я позвонила, – сказала она Эзре.
Десять минут спустя в комнату вошли медработники. Кимберли подняли, положили на носилки и покатили к лифту. Эзра позвонил в офис отца, и секретарша переправила его звонок в Даллас. Сэм сидел в зале совета директоров и вел переговоры по какой-то сделке. Когда Эзра сказал ему о том, что Кимберли сильно заболела и ее отвезли в больницу, отец несколько секунд молчал, а потом принялся забрасывать Эзру вопросами. В какую больницу? Почему не вызвали личного врача? Что с ней случилось? Кто поставил диагноз?
Эзра ответил на все вопросы, на какие только мог, но поскольку многого он не знал, отец чем дальше, тем больше раздражался.
– Я закончу тут свои дела, – объявил Сэм в конце концов, – и как только смогу, сразу вернусь.
– Есть что-нибудь, что я бы смог сделать до твоего приезда?
– Да! Я хочу, чтобы ты сходил в больницу и удостоверился, черт побери, что у нее есть все, что нужно!
Эзра повесил трубку. В очередной раз отец заставил его почувствовать, что в прошлом он то и дело оступался.
Он вернулся к себе. Он не в силах был смотреть на чертежную доску, где совсем недавно лежал фрагмент свитка, над переводом которого он трудился. Эзра взял пальто и, спустившись в вестибюль, попросил швейцара Альфреда вызвать такси. Пришлось подождать. Альфред сокрушенно покачал тоновой и сказал:
– Ужасно жаль.
– Да, просто кошмар.
– Она всегда так потрясающе выглядит, а про приемы, которые она устраивает, потом всегда пишут в газетах.
«Так они для того и задуманы», – подумал Эзра.
– Кстати, если хотите, – сказал швейцар и вытащил из форменного мундира какие-то бумаги. – Миссис Метцгер обычно предпочитает это забирать.
Эзра взглянул на бумаги и понял, что это список приглашенных на последнюю вечеринку. Против каждого имени стояли маленькие пометки.
– Она просит меня помечать прибывших гостей, – объяснил швейцар, – а после приема я отдаю ей список. Наверное, ей это зачем-то нужно.
– Я отдам ей список, – сказал Эзра.
Подъехало такси, и он сел на заднее сиденье.
– В больницу, – сказал Эзра.
Машина тронулась.
Было пасмурно. Вечерело. Эзра смотрел в окно и думал о том, что только что случилось: о бреде Кимберли, о повреждении свитка. К собственному стыду, он поймал себя на том, что это огорчает его сильнее. Кимберли наверняка вылечат, что бы с ней ни стряслось, а вот свиток… Теперь этот фрагмент ни за что не восстановить. У Эзры всегда было такое чувство, что этот свиток словно бы вручен ему какими-то высшими силами. Его труд, его долг состоял в том, чтобы сохранять его, оберегать. И с этим он тоже не справился.
Такси остановилось у светофора на Первой авеню. Эзра посмотрел на лежавший у него на коленях список гостей. Некоторые имена были ему знакомы: мэр, несколько членов городского совета, старые друзья семейства. На других страницах было множество имен, похоже, этих людей знала только Кимберли. Эзра заглянул в самый конец списка и обнаружил там еще несколько имен. «Видимо, это те, кого она пригласила в последнюю минуту». Эти имена и фамилии были вписаны самой Кимберли гелиевой ручкой сиреневого цвета. Мистер Донлан, мистер и миссис Ламфир, и, наконец, большой вопросительный знак и рядом с ним: мистер Ариус.
Хм. Странное имя. А почему вопросительный знак?
«Наверное, она не была уверена, – подумал Эзра, – что он придет».
Но как только машина снова тронулась с места, Эзра стал вспоминать тот день, когда состоялся этот прием, и в его памяти всплыла встреча в коридоре со странным высоким блондином, которого он облил шампанским. Эзра его не знал и не спросил, как его зовут.
Но этот человек шел по коридору со стороны личных апартаментов Сэма и Кимберли.
Эзра вспомнил жуткие кровоподтеки на теле Кимберли. Он не мог представить себе, что его отец способен так издеваться над любимой женой.
Тот высокий блондин выглядел очень необычно.
А потом Эзра опять подумал об имени в самом конце списка и посмотрел на запись и на вопросительный знак. Потому ли Кимберли поставила знак вопроса, что не знала, придет ли этот гость? А может быть, она не знала, как правильно пишется его имя?
Эзра произнес имя вслух:
– Ариус.
Водитель такси оглянулся.
– Нет-нет, ничего, это я так, – сказал Эзра и прошептал: – Ариус.
Его мысли мгновенно вернулись к свитку, к тому фрагменту, над которым он работал. Перечень имен. Гадриил, Тамуил, Пенему… и самое последнее имя… Эреус.
Он передал звучание этого имени так, но ведь на самом деле, возможно, еще более точно это имя можно было передать по-английски как… Ариус!
Эзра начал догадываться о том, что могло случиться с Кимберли. «Она может не выжить», – мелькнула у него невеселая мысль.
А если так… выживет ли хоть кто-то вообще?
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
В этот день Картер первым делом отправился в главную университетскую библиотеку, и то, что он там нашел, его не обрадовало.
Но когда он пришел в деканат, все стало еще хуже. Секретарша вручила ему конверт с письмом от юридической фирмы «Грюндик и Гейнс», в котором сообщалось, что миссис Сюзанна Митчелл, жена покойного Билла Митчелла, обвиняет в гибели своего супруга Нью-Йоркский университет и требует, чтобы Картер Кокс как руководитель лаборатории, в которой произошел несчастный случай, был привлечен к суду.
– Декан тоже получил такое письмо, – сказала секретарша. – И он просит вас договориться о встрече с ним на этой неделе.
«Что дальше? – думал Картер. – Пару недель назад мне сообщили, что я стерилен, мой старый друг обгорел до неузнаваемости, моей жене приснился кошмарный сон, и вот теперь декан почти наверняка меня уволит за то, что я поставил под удар весь факультет».
– Как, – спросила секретарша, – насчет трех часов дня в четверг?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97