Колли опять нас облаяла, но Мэри-Бет, свернувшийся калачиком на заднем сиденье, казалось, не обратил на это внимания. Я не ошибся, когда разглядывал ферму с моста: над трубой действительно вился дымок. Это означало, что жена Педерсона была дома, сидела у камина в гостиной, ожидая возвращения мужа. От этой мысли у меня сдавило грудь.
Когда мы проезжали то место, где накануне лисица пересекла дорогу, я услышал, как Джекоб испуганно ахнул.
– Боже! – воскликнул он.
Я выглянул в окно. Снег был буквально испещрен следами – лисицы, собаки, Джекоба, Лу, моими. В сугробе темнела вмятина, оставленная шинами грузовика Джекоба, а через дорогу тянулись следы полозьев аэросаней Педерсона. Получилось какое-то странное месиво, и не заметить его было невозможно. Ближе к лесу следы упорядочивались и вытягивались в стрелу, указывающую дорогу к самолету.
Джекоб опять заплакал, почти беззвучно. Слезы так и струились по его лицу, губы дрожали.
Я заговорил, стараясь придать своему голосу оттенок невозмутимости.
– Все в порядке, – успокаивал его я. – Скоро начнется снегопад, и все следы заметет.
Джекоб ничего не сказал. У него началась икота.
– Прекрати, – потребовал я. – Все позади. Мы со всем справились.
Он вытер щеки рукой. Собака попыталась перелезть через спинку сиденья и лизнуть хозяина, успокоить его, но Джекоб грубо отпихнул ее.
– Все в порядке, – повторил я. – Как только пройдет снег, все будет в полном порядке.
Он глубоко вздохнул. Потом кивнул.
– Нельзя так распускаться, Джекоб. Единственное, на чем мы можем погореть, так это на собственной слабости. Мы должны сохранять выдержку, держать себя в руках.
Он опять кивнул. Глаза его были красными, припухшими.
– Я просто устал, Хэнк, – проговорил он. Голос его прозвучал глухо, это был, скорее, шепот. Джекоб выглянул в окно, сощурился. Нос его уже не кровоточил, но над верхней губой все так же темнело пятнышко запекшейся крови. Это придавало его лицу сходство с Чарли Чаплином. – Я очень поздно лег вчера спать, поэтому сейчас чувствую страшную усталость.
Я заставил Джекоба объехать вокруг парка. В город мы возвращались по Тафт-роуд, которая огибает парк с севера.
Эта часть заповедника ничем не отличалась от южной. Здесь тоже были густые заросли платанов и кленов, каштанов и вечнозеленых деревьев, кое-где проступали белые стволы берез. На соснах еще лежал снег после метели, что бушевала в прошлый вторник. Изредка раздавалось пение птиц, вздрагивали ветки деревьев, но больше, пожалуй, ничто не нарушало безмятежного покоя. Ни тебе зайцев или оленей, ни енотов, опоссумов или лисиц. Даже не верилось, что в этой глухомани лежит самолет – с мешком, полным денег, и мертвым пилотом; а на другом конце парка, в ледяной воде реки, – убитый мною Педерсон.
Я никогда не представлял нас с Джекобом в роли потенциальных убийц. Брат мой, правда, довольно часто дрался в школе, но его всегда вынуждали к этому, доводя до отчаяния колкими шуточками или оскорблениями. Он не мог дать словесного отпора, так что пускал в ход кулаки и ноги, но результат, как правило, оказывался плачевным. Джекоб, в сущности, так и не научился драться, он даже не проникся азартом борьбы, когда возникает желание причинить сопернику боль: как бы ни был разгневан, он всегда старался сдержаться, словно боялся обидеть своих противников, и от этого ярость его казалась каким-то разыгрываемым фарсом, к тому же из немого кинематографа. Сжав кулаки, обливаясь слезами, он неуклюже бросался на своих обидчиков, а те лишь смеялись над ним, продолжая дразнить и обзывать.
По правде говоря, темперамент мы оба унаследовали от отца, который был настолько миролюбивым человеком, что даже отказывался держать на ферме живность: у нас не было ни скота, ни птицы, ни свиней – отец не мог видеть, как их забивают. И вот тем не менее случилось так, что мы с братом сообща убили человека.
Мы добрались до Ашенвиля, и Джекоб подкатил к своему дому. Он остановил машину, но зажигание не выключил. В этот первый день нового года большинство городских магазинов не работали. Улица была пустынна, а те редкие прохожие, что все-таки иногда появлялись на ней, шли торопливо, низко опустив головы, пытаясь хоть как-то укрыться от холода. Налетел ветер, разметав по дороге мусор. Небо окончательно прояснилось; солнечные лучи, отражаясь в зеркальных стеклах витрин скобяной лавки, весело прыгали по тротуару. Выдался прекрасный зимний день.
Джекоб все не выходил из машины. Он тупо уставился в окно, словно не мог сообразить, где находится. Кончиками пальцев он коснулся переносицы.
– Мне кажется, я сломал нос, – проговорил он.
– Ничего ты не сломал, – заверил я его. – У тебя просто течет кровь.
Он все еще выглядел испуганным, ошалевшим, и это начинало меня беспокоить. Я не хотел оставлять его в таком состоянии. Перегнувшись через сиденье, я выключил двигатель.
– Знаешь, о чем я подумал? – спросил я. – В тот момент, когда ты его ударил?
Джекоб не ответил мне. Он все еще ощупывал свой нос.
– Я вспомнил о твоем кулачном бое с Родни Сэмплом. – Я хлопнул себя по лбу. – У меня вдруг встало перед глазами, как ты набросился на него и повалил.
Джекоб ничего не сказал.
– Сколько тебе тогда было? Не помнишь?
Он повернулся и уставился на меня отсутствующим взглядом. Руки его снова были в перчатках. На правой темнело пятнышко крови; указательный палец был измазан яичным желтком.
– Родни Сэмпл?
– Да, в спортзале. Ты кинулся на него, и вы оба завалились на пол.
Джекоб кивнул, но промолчал. Он принялся разглядывать свои перчатки, заметил след от желтка. Подняв руку, он облизал палец, потом вытер его о брючину.
– Мы здорово вляпались, – сказал он, – ведь так?
– Да, – кивнул я. – Это точно.
– Господи. – Джекоб вздохнул, и мне показалось, что он вот-вот разрыдается. Он скрестил руки вокруг своего толстого живота и, чуть раскачиваясь взад-вперед, начал царапать локти.
– Ну же, хватит, Джекоб. Возьми себя в руки. Что сделано – то сделано.
Он покачал головой.
– Я убил его, Хэнк. Они произведут вскрытие, и все сразу станет ясно.
– Нет, – сказал я, но он, похоже, меня не слушал.
– Тебе легко оставаться спокойным. В тюрьму ведь отправят не тебя. – Джекоб дышал тяжело и учащенно.
– Ты не убил его, – неожиданно для себя самого заявил я. Панические настроения Джекоба пугали меня, и я как мог пытался его успокоить.
Он недоуменно уставился на меня. Я спохватился; развивать высказанную мысль мне совсем не хотелось. Я стал искать пути к отступлению.
– Мы оба убили его, – сказал я и отвернулся к окну, надеясь, что Джекоб удовлетворится этим объяснением. Но не тут-то было.
– Что ты имеешь в виду? – спросил он. Я выдавил из себя улыбку.
– Ничего.
– Ты сказал, что я не убил его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106
Когда мы проезжали то место, где накануне лисица пересекла дорогу, я услышал, как Джекоб испуганно ахнул.
– Боже! – воскликнул он.
Я выглянул в окно. Снег был буквально испещрен следами – лисицы, собаки, Джекоба, Лу, моими. В сугробе темнела вмятина, оставленная шинами грузовика Джекоба, а через дорогу тянулись следы полозьев аэросаней Педерсона. Получилось какое-то странное месиво, и не заметить его было невозможно. Ближе к лесу следы упорядочивались и вытягивались в стрелу, указывающую дорогу к самолету.
Джекоб опять заплакал, почти беззвучно. Слезы так и струились по его лицу, губы дрожали.
Я заговорил, стараясь придать своему голосу оттенок невозмутимости.
– Все в порядке, – успокаивал его я. – Скоро начнется снегопад, и все следы заметет.
Джекоб ничего не сказал. У него началась икота.
– Прекрати, – потребовал я. – Все позади. Мы со всем справились.
Он вытер щеки рукой. Собака попыталась перелезть через спинку сиденья и лизнуть хозяина, успокоить его, но Джекоб грубо отпихнул ее.
– Все в порядке, – повторил я. – Как только пройдет снег, все будет в полном порядке.
Он глубоко вздохнул. Потом кивнул.
– Нельзя так распускаться, Джекоб. Единственное, на чем мы можем погореть, так это на собственной слабости. Мы должны сохранять выдержку, держать себя в руках.
Он опять кивнул. Глаза его были красными, припухшими.
– Я просто устал, Хэнк, – проговорил он. Голос его прозвучал глухо, это был, скорее, шепот. Джекоб выглянул в окно, сощурился. Нос его уже не кровоточил, но над верхней губой все так же темнело пятнышко запекшейся крови. Это придавало его лицу сходство с Чарли Чаплином. – Я очень поздно лег вчера спать, поэтому сейчас чувствую страшную усталость.
Я заставил Джекоба объехать вокруг парка. В город мы возвращались по Тафт-роуд, которая огибает парк с севера.
Эта часть заповедника ничем не отличалась от южной. Здесь тоже были густые заросли платанов и кленов, каштанов и вечнозеленых деревьев, кое-где проступали белые стволы берез. На соснах еще лежал снег после метели, что бушевала в прошлый вторник. Изредка раздавалось пение птиц, вздрагивали ветки деревьев, но больше, пожалуй, ничто не нарушало безмятежного покоя. Ни тебе зайцев или оленей, ни енотов, опоссумов или лисиц. Даже не верилось, что в этой глухомани лежит самолет – с мешком, полным денег, и мертвым пилотом; а на другом конце парка, в ледяной воде реки, – убитый мною Педерсон.
Я никогда не представлял нас с Джекобом в роли потенциальных убийц. Брат мой, правда, довольно часто дрался в школе, но его всегда вынуждали к этому, доводя до отчаяния колкими шуточками или оскорблениями. Он не мог дать словесного отпора, так что пускал в ход кулаки и ноги, но результат, как правило, оказывался плачевным. Джекоб, в сущности, так и не научился драться, он даже не проникся азартом борьбы, когда возникает желание причинить сопернику боль: как бы ни был разгневан, он всегда старался сдержаться, словно боялся обидеть своих противников, и от этого ярость его казалась каким-то разыгрываемым фарсом, к тому же из немого кинематографа. Сжав кулаки, обливаясь слезами, он неуклюже бросался на своих обидчиков, а те лишь смеялись над ним, продолжая дразнить и обзывать.
По правде говоря, темперамент мы оба унаследовали от отца, который был настолько миролюбивым человеком, что даже отказывался держать на ферме живность: у нас не было ни скота, ни птицы, ни свиней – отец не мог видеть, как их забивают. И вот тем не менее случилось так, что мы с братом сообща убили человека.
Мы добрались до Ашенвиля, и Джекоб подкатил к своему дому. Он остановил машину, но зажигание не выключил. В этот первый день нового года большинство городских магазинов не работали. Улица была пустынна, а те редкие прохожие, что все-таки иногда появлялись на ней, шли торопливо, низко опустив головы, пытаясь хоть как-то укрыться от холода. Налетел ветер, разметав по дороге мусор. Небо окончательно прояснилось; солнечные лучи, отражаясь в зеркальных стеклах витрин скобяной лавки, весело прыгали по тротуару. Выдался прекрасный зимний день.
Джекоб все не выходил из машины. Он тупо уставился в окно, словно не мог сообразить, где находится. Кончиками пальцев он коснулся переносицы.
– Мне кажется, я сломал нос, – проговорил он.
– Ничего ты не сломал, – заверил я его. – У тебя просто течет кровь.
Он все еще выглядел испуганным, ошалевшим, и это начинало меня беспокоить. Я не хотел оставлять его в таком состоянии. Перегнувшись через сиденье, я выключил двигатель.
– Знаешь, о чем я подумал? – спросил я. – В тот момент, когда ты его ударил?
Джекоб не ответил мне. Он все еще ощупывал свой нос.
– Я вспомнил о твоем кулачном бое с Родни Сэмплом. – Я хлопнул себя по лбу. – У меня вдруг встало перед глазами, как ты набросился на него и повалил.
Джекоб ничего не сказал.
– Сколько тебе тогда было? Не помнишь?
Он повернулся и уставился на меня отсутствующим взглядом. Руки его снова были в перчатках. На правой темнело пятнышко крови; указательный палец был измазан яичным желтком.
– Родни Сэмпл?
– Да, в спортзале. Ты кинулся на него, и вы оба завалились на пол.
Джекоб кивнул, но промолчал. Он принялся разглядывать свои перчатки, заметил след от желтка. Подняв руку, он облизал палец, потом вытер его о брючину.
– Мы здорово вляпались, – сказал он, – ведь так?
– Да, – кивнул я. – Это точно.
– Господи. – Джекоб вздохнул, и мне показалось, что он вот-вот разрыдается. Он скрестил руки вокруг своего толстого живота и, чуть раскачиваясь взад-вперед, начал царапать локти.
– Ну же, хватит, Джекоб. Возьми себя в руки. Что сделано – то сделано.
Он покачал головой.
– Я убил его, Хэнк. Они произведут вскрытие, и все сразу станет ясно.
– Нет, – сказал я, но он, похоже, меня не слушал.
– Тебе легко оставаться спокойным. В тюрьму ведь отправят не тебя. – Джекоб дышал тяжело и учащенно.
– Ты не убил его, – неожиданно для себя самого заявил я. Панические настроения Джекоба пугали меня, и я как мог пытался его успокоить.
Он недоуменно уставился на меня. Я спохватился; развивать высказанную мысль мне совсем не хотелось. Я стал искать пути к отступлению.
– Мы оба убили его, – сказал я и отвернулся к окну, надеясь, что Джекоб удовлетворится этим объяснением. Но не тут-то было.
– Что ты имеешь в виду? – спросил он. Я выдавил из себя улыбку.
– Ничего.
– Ты сказал, что я не убил его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106