Анархист – вот кто он такой, если, конечно, он по-прежнему тот, кем был раньше или кем хотел стать, потому что на этот счет у нас с Кончей разные мнения.
Тут капитан остановился возле мальчишек, которые гоняли мяч на улице Легалидад:
– Эй вы, не подходите близко к этой смердящей клоаке, там скопился газ! Я серьезно говорю, сорванцы! Газ уже добрался до этой крысиной дыры, и скоро у вас перестанут расти кости! И не вздумайте бросить туда петарду!
– Эй, Человек-невидимка, разденься, покажись, какой ты есть! – крикнул один из мальчишек, и остальные тут же заголосили, окружив капитана со всех сторон: – Сними бинт, разденься!
– Впрочем, травитесь на здоровье! – Капитан выбрался из толпы мальчишек, потом остановился, грустно покачал головой и добавил: – Это дерьмо уже у них внутри, так что вряд ли они вырастут.
Я снова принялся расспрашивать об отце Сусаны. Похоже, Блай его недолюбливал, хотя ценил за мужество и верил в ходившие о нем легенды. Он рассказал, что еще задолго до того, как превратиться в Кима, героя-подполыцика, в ту пору, когда и здесь, и в Сабаделе все звали его настоящим именем – Жоаким Франк-и-Касабланкас, он уже слыл незаурядной личностью с передовыми взглядами и неукротимым нравом, избравшей собственный путь: будучи без пяти минут инженером по текстилю, он безумно влюбился в хорошенькую горничную, прислуживавшую у них дома, и бежал с ней в Барселону. Тогда отец лишил его наследства, а может, он и сам от него отказался; так или иначе, с семьей он порвал. Аните, матери Сусаны, был в ту пору двадцать один год, она приехала из Альмерии и подрабатывала в домах знатных господ по примеру своей двоюродной сестры, которая в конце концов стала хористкой на Паралело. Это было в начале тридцатых, и Киму с Анитой пришлось несладко. Не найдя работу по специальности, Ким устраивался как мог, перебрав кучу профессий: торговал кофемолками и бритвами, служил администратором в спортзале, импресарио в варьете и даже работал в тайной полиции Женералитата, пока наконец не устроился коммивояжером в немецкую компанию, выпускавшую кинопроекторы, – благодаря этой работе он объехал всю Испанию и заработал кучу денег.
– Но все это испарилось, как роса поутру, – продолжил капитан, когда мы свернули на улицу Сардинии и были уже совсем рядом с домом. – Едва он расположился в этом уютном домишке с женой и дочкой, которой было тогда года три, как заварилась эта чертова каша, этот трамтарарам, и все схватились за винтовки… Ну а дальше и рассказывать нечего, парень, – добавил капитан, когда мы медленно взбирались по темной унылой лестнице со скользкими перилами. Я плелся следом, вслушиваясь в его бормотанье, которое вдруг утратило всякое сходство с человеческой речью. Одним словом, в ту пору Ким сошелся с Нанду Форкатом и его шайкой мечтателей о райской жизни. Познакомились они где-то на Арагонском фронте, затем встретились здесь, в Барселоне, и эта дружба вскоре сбила его с толку, заразив утопическими бреднями и анархистскими идеалами, которые должны были изменить мир… а также его собственную судьбу, жизнь его обожаемой Аниты и этой несчастной больной малышки.
Бетибу открыла дверь, и с порога нас встретил аппетитный запах тушеной чечевицы с беконом.
– Живо за стол, – скомандовал капитан, потирая руки. Под недовольным взглядом жены он снял плащ и бинты, вымыл руки и уселся обедать.
Я глядел на его бритую голову, бледную демоническую физиономию с седой бородой, косматыми бровями и глазами испуганной ящерицы, на дрожащую руку, постукивавшую ложкой по скатерти, и на память приходил Буффало Билл, только более домашний и смирный, без серебряной гривы, винчестера и патронташа, но по-прежнему готовый любому задать жару.
6
– Ты любишь кино? – спросила Сусана, раскладывая вырезанные из газет и журналов картинки. И, не дожидаясь ответа, добавила: – Я уже давно ничего не смотрю. Иногда, правда, вижу фильмы во сне. Как-то ночью мне приснился кошмарный сон, и вдруг из тьмы ударил яркий луч света, я проснулась и поняла, что это проектор моего отца… Между прочим, это мой отец устанавливал кинопроекторы «Эрнеман» в кинотеатрах Барселоны, да и по всей Испании.
– По всей Испании? Быть такого не может.
– Ну, почти. – Она задумалась и добавила: – Да, точно, во всех кинотеатрах Испании. А что такого? Это же были самые лучшие и самые современные кинопроекторы.
Сусана была мечтательницей и фантазеркой, она создавала свой собственный мир, прекрасный и совершенный. У нее была целая коллекция буклетов и программок, которые мать каждую неделю приносила из кинотеатра «Мундиаль», она перебирала картинки, раскладывала вокруг себя на кровати, вырезала лица и фигуры, после чего переклеивала их по своему усмотрению, так что герои оказывались в совершенно других фильмах. Ее забавляли причудливые сочетания: на ее аппликациях Шехерезада и Квазимодо неожиданно встречались в «Грозовом перевале», зловещий Хитклиф оказывался на краешке бассейна рядом с Эстер Вильяме в купальном костюме, Сабу летал на ковре-самолете в обществе Чарли Чаплина и Ребекки, а Тарзан карабкался по крыше Нотр-Дама наперегонки с Эсмеральдой и обезьяной Читой. Точно так же и в ней самой светлые ожидания вдруг оборачивались грустными предчувствиями, и действительность отступала под натиском причудливых образов и воспоминаний. Одно из таких воспоминаний было связано с последним приездом отца, который тайно пересек границу, чтобы ее повидать; это случилось почти два года назад, вскоре после того, как она заболела туберкулезом.
– Он вошел в мою комнату на рассвете, не зажигая света, и склонился надо мной. Мама все ему рассказала, и он чуть не плакал… Он ведь не знал, что я больна. Он увидел, что я очень исхудала и ослабла, поцеловал меня в лоб и сказал, что, к сожалению, пока не может взять меня с собой. Конечно, он не прямо так сказал, но я все поняла… – Сусана умолкла, словно что-то припоминая, потом продолжила: – Его ледяные губы не могли оторваться от моего пылающего лба. Представь себе, Дани, я до сих пор чувствую их прикосновение, когда по ночам думаю, думаю и не могу уснуть… «Весной я вернусь за тобой», – шепнул он мне на ухо. Его кожаная куртка пахла дождем, по-моему, он был в берете – я не смогла рассмотреть. Вдруг в саду послышался какой-то шум, и он склонился еще ниже, поднес руку к поясу, словно нащупывая какой-то предмет, и в этот момент я увидела его печальное лицо, но все равно ничего толком не разглядела, хотя знаю, что он красивый, – я видела его на фотографиях, и мама рассказывала… Когда он выпрямился, пистолета у него не было – ни в руке, ни за поясом. Шум не повторился, наверное, это кот спрыгнул с дерева или ветер перевернул горшок с геранью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
Тут капитан остановился возле мальчишек, которые гоняли мяч на улице Легалидад:
– Эй вы, не подходите близко к этой смердящей клоаке, там скопился газ! Я серьезно говорю, сорванцы! Газ уже добрался до этой крысиной дыры, и скоро у вас перестанут расти кости! И не вздумайте бросить туда петарду!
– Эй, Человек-невидимка, разденься, покажись, какой ты есть! – крикнул один из мальчишек, и остальные тут же заголосили, окружив капитана со всех сторон: – Сними бинт, разденься!
– Впрочем, травитесь на здоровье! – Капитан выбрался из толпы мальчишек, потом остановился, грустно покачал головой и добавил: – Это дерьмо уже у них внутри, так что вряд ли они вырастут.
Я снова принялся расспрашивать об отце Сусаны. Похоже, Блай его недолюбливал, хотя ценил за мужество и верил в ходившие о нем легенды. Он рассказал, что еще задолго до того, как превратиться в Кима, героя-подполыцика, в ту пору, когда и здесь, и в Сабаделе все звали его настоящим именем – Жоаким Франк-и-Касабланкас, он уже слыл незаурядной личностью с передовыми взглядами и неукротимым нравом, избравшей собственный путь: будучи без пяти минут инженером по текстилю, он безумно влюбился в хорошенькую горничную, прислуживавшую у них дома, и бежал с ней в Барселону. Тогда отец лишил его наследства, а может, он и сам от него отказался; так или иначе, с семьей он порвал. Аните, матери Сусаны, был в ту пору двадцать один год, она приехала из Альмерии и подрабатывала в домах знатных господ по примеру своей двоюродной сестры, которая в конце концов стала хористкой на Паралело. Это было в начале тридцатых, и Киму с Анитой пришлось несладко. Не найдя работу по специальности, Ким устраивался как мог, перебрав кучу профессий: торговал кофемолками и бритвами, служил администратором в спортзале, импресарио в варьете и даже работал в тайной полиции Женералитата, пока наконец не устроился коммивояжером в немецкую компанию, выпускавшую кинопроекторы, – благодаря этой работе он объехал всю Испанию и заработал кучу денег.
– Но все это испарилось, как роса поутру, – продолжил капитан, когда мы свернули на улицу Сардинии и были уже совсем рядом с домом. – Едва он расположился в этом уютном домишке с женой и дочкой, которой было тогда года три, как заварилась эта чертова каша, этот трамтарарам, и все схватились за винтовки… Ну а дальше и рассказывать нечего, парень, – добавил капитан, когда мы медленно взбирались по темной унылой лестнице со скользкими перилами. Я плелся следом, вслушиваясь в его бормотанье, которое вдруг утратило всякое сходство с человеческой речью. Одним словом, в ту пору Ким сошелся с Нанду Форкатом и его шайкой мечтателей о райской жизни. Познакомились они где-то на Арагонском фронте, затем встретились здесь, в Барселоне, и эта дружба вскоре сбила его с толку, заразив утопическими бреднями и анархистскими идеалами, которые должны были изменить мир… а также его собственную судьбу, жизнь его обожаемой Аниты и этой несчастной больной малышки.
Бетибу открыла дверь, и с порога нас встретил аппетитный запах тушеной чечевицы с беконом.
– Живо за стол, – скомандовал капитан, потирая руки. Под недовольным взглядом жены он снял плащ и бинты, вымыл руки и уселся обедать.
Я глядел на его бритую голову, бледную демоническую физиономию с седой бородой, косматыми бровями и глазами испуганной ящерицы, на дрожащую руку, постукивавшую ложкой по скатерти, и на память приходил Буффало Билл, только более домашний и смирный, без серебряной гривы, винчестера и патронташа, но по-прежнему готовый любому задать жару.
6
– Ты любишь кино? – спросила Сусана, раскладывая вырезанные из газет и журналов картинки. И, не дожидаясь ответа, добавила: – Я уже давно ничего не смотрю. Иногда, правда, вижу фильмы во сне. Как-то ночью мне приснился кошмарный сон, и вдруг из тьмы ударил яркий луч света, я проснулась и поняла, что это проектор моего отца… Между прочим, это мой отец устанавливал кинопроекторы «Эрнеман» в кинотеатрах Барселоны, да и по всей Испании.
– По всей Испании? Быть такого не может.
– Ну, почти. – Она задумалась и добавила: – Да, точно, во всех кинотеатрах Испании. А что такого? Это же были самые лучшие и самые современные кинопроекторы.
Сусана была мечтательницей и фантазеркой, она создавала свой собственный мир, прекрасный и совершенный. У нее была целая коллекция буклетов и программок, которые мать каждую неделю приносила из кинотеатра «Мундиаль», она перебирала картинки, раскладывала вокруг себя на кровати, вырезала лица и фигуры, после чего переклеивала их по своему усмотрению, так что герои оказывались в совершенно других фильмах. Ее забавляли причудливые сочетания: на ее аппликациях Шехерезада и Квазимодо неожиданно встречались в «Грозовом перевале», зловещий Хитклиф оказывался на краешке бассейна рядом с Эстер Вильяме в купальном костюме, Сабу летал на ковре-самолете в обществе Чарли Чаплина и Ребекки, а Тарзан карабкался по крыше Нотр-Дама наперегонки с Эсмеральдой и обезьяной Читой. Точно так же и в ней самой светлые ожидания вдруг оборачивались грустными предчувствиями, и действительность отступала под натиском причудливых образов и воспоминаний. Одно из таких воспоминаний было связано с последним приездом отца, который тайно пересек границу, чтобы ее повидать; это случилось почти два года назад, вскоре после того, как она заболела туберкулезом.
– Он вошел в мою комнату на рассвете, не зажигая света, и склонился надо мной. Мама все ему рассказала, и он чуть не плакал… Он ведь не знал, что я больна. Он увидел, что я очень исхудала и ослабла, поцеловал меня в лоб и сказал, что, к сожалению, пока не может взять меня с собой. Конечно, он не прямо так сказал, но я все поняла… – Сусана умолкла, словно что-то припоминая, потом продолжила: – Его ледяные губы не могли оторваться от моего пылающего лба. Представь себе, Дани, я до сих пор чувствую их прикосновение, когда по ночам думаю, думаю и не могу уснуть… «Весной я вернусь за тобой», – шепнул он мне на ухо. Его кожаная куртка пахла дождем, по-моему, он был в берете – я не смогла рассмотреть. Вдруг в саду послышался какой-то шум, и он склонился еще ниже, поднес руку к поясу, словно нащупывая какой-то предмет, и в этот момент я увидела его печальное лицо, но все равно ничего толком не разглядела, хотя знаю, что он красивый, – я видела его на фотографиях, и мама рассказывала… Когда он выпрямился, пистолета у него не было – ни в руке, ни за поясом. Шум не повторился, наверное, это кот спрыгнул с дерева или ветер перевернул горшок с геранью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57