За кормой остались берега Индонезии, море спокойно, ничто не предвещает бурю, но туманная дымка тихо опускается на корабль, заслоняя звездное небо. Капитан Су Цзу говорит, что это облачко несколько дней преследовало «Нантакет», словно гончий пес, а вы, мсье Франк, – с улыбкой добавляет он, – просто не замечали его, потому что ни разу с самого Марселя не оглянулись назад.
– Я слишком долго жил с оглядкой, капитан, – говорит Ким, улыбаясь в ответ. – Убежден, что это дурная привычка.
– Может быть, вы и правы, – говорит Су Цзу, и в его голосе отчетливо проскальзывает кантонский акцент и скрытая грусть. – Однако, если бы ваш покорный слуга то и дело не оглядывался назад, он бы не смог двигаться вперед. Простите меня за откровенность, мсье.
Густая дымка, опустившаяся на корабль, скорее всего, образовалась где-то у берегов Сомали, в западной части Индийского океана, объясняет Су Цзу.
– Думаю, к утру она рассеется без следа. Несмотря на неприятный сладковатый запах и то, что от нее слезятся глаза и першит в горле, она вредна скорее для души, чем для тела, – добавляет капитан с загадочной улыбкой. – Суеверные моряки-малайцы считают, что такое облачко предвещает предательство.
Ким делает последнюю затяжку, бросает сигарету за борт и пристально смотрит капитану в глаза.
– А вы, капитан, тоже в это верите? – спрашивает он.
– Мнение вашего покорного слуги, мсье, не так уж важно. Кстати, не кажется ли вам, что здесь, на палубе, слишком жарко?… Предлагаю сыграть партию у меня в каюте, где работает вентилятор.
Ким медлит с ответом.
– Могу ли я задать вам нескромный вопрос, капитан Су? С мсье Леви, вашим хозяином, вас связывает дружба или исключительно деловые отношения?
Но, похоже, капитана тем временем отвлекает шум мотора, доносящийся из недр корабля, и он оставляет без ответа почти дерзкий вопрос Кима. Он внимательно вслушивается в глухой однообразный рев машин, встревоженное выражение его лица смягчается, и наконец он переводит взгляд на своего пассажира.
– Представьте себе, старое судно страдает астмой. – На его лице вновь появляется любезная улыбка. – Так как насчет партии в шахматы?
– Отличная мысль. Даю вам шанс отыграться.
Вот уже несколько дней Ким старается улучить подходящий момент, чтобы завладеть книгой в желтом переплете, которую так ждет Леви. Ни загадочные слова капитана Су Цзу, ни его странное поведение, ни зловещее облачко, якобы предвещающее предательство, не могут поколебать его устремленность в будущее, его желание следовать все дальше и дальше на борту «Нантакета».
Плавание проходит без происшествий, но однажды утром Ким просыпается мокрый от пота: термометр в каюте показывает сорок градусов. Судно заходит в Сайгон, забирает груз риса и жасминового чая, а потом следует в Гонконг, где Киму благодаря связям капитана Су Цзу мгновенно выдают визу для въезда в Китай. Затем «Нантакет» проходит по Восточно-Китайскому морю, минует Тайваньский пролив, и на этом путешествие заканчивается-. 27 июля судно бросает якорь в устье реки Хуанпу.
Но несколькими днями раньше, пока «Нантакет» шел вдоль берегов Тайваня, у Кима внезапно появляется возможность завладеть книгой. Стоит душная, нестерпимо жаркая ночь, предвещающая бурю. Су Цзу и его гость только что доиграли партию и покинули каюту, чтобы выкурить по сигарете. Облокотившись на перила, они молча смотрят на приближающуюся грозу – вдали на северо-востоке уже сверкают молнии. Тут появляется второй помощник и просит капитана срочно спуститься в машинное отделение: двое матросов-малайцев устроили поножовщину и тяжело ранили друг друга. Извинившись, Су Цзу исчезает за мгновение до того, как с неба обрушивается сплошная стена воды. Ким возвращается в каюту. Более удобного случая не представится – не зажигая света, он пробегает взглядом корешки стоящих на полке книг. Каюту освещает лишь тусклый фонарь, висящий снаружи. На полке он находит две книги в желтом переплете и берет в руки одну из них – выбор происходит как бы сам собой, просто пол под ногами ходит из стороны в сторону, – но этот сборник стихов на греческом явно не та книга, которую он ищет. И тут новый знак, который он не хочет замечать, – знак того, что вся его жизнь меняется, что судьба делает новый виток, – является ему на открытой наугад странице. В течение нескольких секунд глухой рев машин в недрах «Нантакета» отдается в самой глубине его существа, и Ким вспоминает капитана Су Цзу, его редкую предупредительность и красноречивое молчание, и, неизвестно почему, в этом реве, доносящемся из недр терзаемого штормом «Нантакета», слышится стремительный, необратимый бег времени, отзвук тщетной надежды, которая привела его туда, где яростно воет ветер и ревут волны, чтобы вложить в его руки эту книгу, открывшуюся на странице 77 не по его собственному желанию, а по воле бушующих волн.
И если бы в тот миг, ребята, мы оказались на корабле, если бы мы могли тайком проникнуть в капитанскую каюту и встать рядом с Кимом среди теней и грозовых зарниц, мы бы, конечно, с любопытством заглянули через его плечо и за каких-нибудь три десятка секунд, кратких, но уже увековеченных в человеческом сердце, прочли строки, которые совершенно случайно оказались в ту ночь перед его глазами:
Ты говоришь: «Отправлюсь я к иным
Морям, в края, где не был прежде,
И там найду иной, счастливый город,
Где сбыться суждено моей надежде.
Мой город – лабиринт, и в нем томится
Моя душа. Разверстая могила –
Таков он, город мой. Здесь жизнь течет
Однообразно, серо и уныло».
Но нет иной земли. Моря иные
Не существуют. Город за тобой
Отправится. Куда бы ты ни скрылся,
Повсюду он – все тот же город твой.
Повсюду та же улица. Однажды
В своем квартале ты проснешься стариком.
Ты заперт здесь. Все те же мостовые,
Подъезды, окна, тот же самый дом.
Ты слился с этим городом. Тебе
Не скрыться, не уйти. Навеки пленный,
Ты городу отдал всего себя,
И стал отныне он твоей вселенной.
А старый «Нантакет», покорно подставляя жестокой буре дряхлое, изъеденное ржавчиной тело и усталую душу, хранящую воспоминания о лучших днях, об иных, более милостивых широтах, медленно и бесстрашно плывет все дальше и дальше – в Шанхай.
2
– Если ты заставишь меня проглотить всю эту гадость, меня стошнит прямо на кровать! – крикнула Сусана.
Проведя столько времени без движения, избалованная материнской заботой, она превратилась в изощренного капризного деспота, чей гнев на этот раз обрушился на Форката, который бережно подал ей в постель поднос с роскошным полдником – высокий стакан молока, яйцо всмятку и гренки с джемом.
– Съешь хотя бы яйцо, – умолял Форкат. – Я его почищу.
– Не хочу. Меня тошнит от яиц всмятку!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
– Я слишком долго жил с оглядкой, капитан, – говорит Ким, улыбаясь в ответ. – Убежден, что это дурная привычка.
– Может быть, вы и правы, – говорит Су Цзу, и в его голосе отчетливо проскальзывает кантонский акцент и скрытая грусть. – Однако, если бы ваш покорный слуга то и дело не оглядывался назад, он бы не смог двигаться вперед. Простите меня за откровенность, мсье.
Густая дымка, опустившаяся на корабль, скорее всего, образовалась где-то у берегов Сомали, в западной части Индийского океана, объясняет Су Цзу.
– Думаю, к утру она рассеется без следа. Несмотря на неприятный сладковатый запах и то, что от нее слезятся глаза и першит в горле, она вредна скорее для души, чем для тела, – добавляет капитан с загадочной улыбкой. – Суеверные моряки-малайцы считают, что такое облачко предвещает предательство.
Ким делает последнюю затяжку, бросает сигарету за борт и пристально смотрит капитану в глаза.
– А вы, капитан, тоже в это верите? – спрашивает он.
– Мнение вашего покорного слуги, мсье, не так уж важно. Кстати, не кажется ли вам, что здесь, на палубе, слишком жарко?… Предлагаю сыграть партию у меня в каюте, где работает вентилятор.
Ким медлит с ответом.
– Могу ли я задать вам нескромный вопрос, капитан Су? С мсье Леви, вашим хозяином, вас связывает дружба или исключительно деловые отношения?
Но, похоже, капитана тем временем отвлекает шум мотора, доносящийся из недр корабля, и он оставляет без ответа почти дерзкий вопрос Кима. Он внимательно вслушивается в глухой однообразный рев машин, встревоженное выражение его лица смягчается, и наконец он переводит взгляд на своего пассажира.
– Представьте себе, старое судно страдает астмой. – На его лице вновь появляется любезная улыбка. – Так как насчет партии в шахматы?
– Отличная мысль. Даю вам шанс отыграться.
Вот уже несколько дней Ким старается улучить подходящий момент, чтобы завладеть книгой в желтом переплете, которую так ждет Леви. Ни загадочные слова капитана Су Цзу, ни его странное поведение, ни зловещее облачко, якобы предвещающее предательство, не могут поколебать его устремленность в будущее, его желание следовать все дальше и дальше на борту «Нантакета».
Плавание проходит без происшествий, но однажды утром Ким просыпается мокрый от пота: термометр в каюте показывает сорок градусов. Судно заходит в Сайгон, забирает груз риса и жасминового чая, а потом следует в Гонконг, где Киму благодаря связям капитана Су Цзу мгновенно выдают визу для въезда в Китай. Затем «Нантакет» проходит по Восточно-Китайскому морю, минует Тайваньский пролив, и на этом путешествие заканчивается-. 27 июля судно бросает якорь в устье реки Хуанпу.
Но несколькими днями раньше, пока «Нантакет» шел вдоль берегов Тайваня, у Кима внезапно появляется возможность завладеть книгой. Стоит душная, нестерпимо жаркая ночь, предвещающая бурю. Су Цзу и его гость только что доиграли партию и покинули каюту, чтобы выкурить по сигарете. Облокотившись на перила, они молча смотрят на приближающуюся грозу – вдали на северо-востоке уже сверкают молнии. Тут появляется второй помощник и просит капитана срочно спуститься в машинное отделение: двое матросов-малайцев устроили поножовщину и тяжело ранили друг друга. Извинившись, Су Цзу исчезает за мгновение до того, как с неба обрушивается сплошная стена воды. Ким возвращается в каюту. Более удобного случая не представится – не зажигая света, он пробегает взглядом корешки стоящих на полке книг. Каюту освещает лишь тусклый фонарь, висящий снаружи. На полке он находит две книги в желтом переплете и берет в руки одну из них – выбор происходит как бы сам собой, просто пол под ногами ходит из стороны в сторону, – но этот сборник стихов на греческом явно не та книга, которую он ищет. И тут новый знак, который он не хочет замечать, – знак того, что вся его жизнь меняется, что судьба делает новый виток, – является ему на открытой наугад странице. В течение нескольких секунд глухой рев машин в недрах «Нантакета» отдается в самой глубине его существа, и Ким вспоминает капитана Су Цзу, его редкую предупредительность и красноречивое молчание, и, неизвестно почему, в этом реве, доносящемся из недр терзаемого штормом «Нантакета», слышится стремительный, необратимый бег времени, отзвук тщетной надежды, которая привела его туда, где яростно воет ветер и ревут волны, чтобы вложить в его руки эту книгу, открывшуюся на странице 77 не по его собственному желанию, а по воле бушующих волн.
И если бы в тот миг, ребята, мы оказались на корабле, если бы мы могли тайком проникнуть в капитанскую каюту и встать рядом с Кимом среди теней и грозовых зарниц, мы бы, конечно, с любопытством заглянули через его плечо и за каких-нибудь три десятка секунд, кратких, но уже увековеченных в человеческом сердце, прочли строки, которые совершенно случайно оказались в ту ночь перед его глазами:
Ты говоришь: «Отправлюсь я к иным
Морям, в края, где не был прежде,
И там найду иной, счастливый город,
Где сбыться суждено моей надежде.
Мой город – лабиринт, и в нем томится
Моя душа. Разверстая могила –
Таков он, город мой. Здесь жизнь течет
Однообразно, серо и уныло».
Но нет иной земли. Моря иные
Не существуют. Город за тобой
Отправится. Куда бы ты ни скрылся,
Повсюду он – все тот же город твой.
Повсюду та же улица. Однажды
В своем квартале ты проснешься стариком.
Ты заперт здесь. Все те же мостовые,
Подъезды, окна, тот же самый дом.
Ты слился с этим городом. Тебе
Не скрыться, не уйти. Навеки пленный,
Ты городу отдал всего себя,
И стал отныне он твоей вселенной.
А старый «Нантакет», покорно подставляя жестокой буре дряхлое, изъеденное ржавчиной тело и усталую душу, хранящую воспоминания о лучших днях, об иных, более милостивых широтах, медленно и бесстрашно плывет все дальше и дальше – в Шанхай.
2
– Если ты заставишь меня проглотить всю эту гадость, меня стошнит прямо на кровать! – крикнула Сусана.
Проведя столько времени без движения, избалованная материнской заботой, она превратилась в изощренного капризного деспота, чей гнев на этот раз обрушился на Форката, который бережно подал ей в постель поднос с роскошным полдником – высокий стакан молока, яйцо всмятку и гренки с джемом.
– Съешь хотя бы яйцо, – умолял Форкат. – Я его почищу.
– Не хочу. Меня тошнит от яиц всмятку!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57