Никогда еще Блейз Мередит не чувствовал себя таким одиноким, как на пороге отъезда в Джимелло Миноре.
Короткое, милое сердцу пребывание в доме епископа подошло к концу. Теперь предстояло отправиться к незнакомцам. Ему, дотошному инквизитору, предающему гласности давно похороненные факты… Он останется один на один с ночными кошмарами. Никому больше не сможет поведать свои тайны, лишь будет пытаться вызнать их у других. Уют поместья епископа ему придется сменить на нищету и запустение горной деревеньки, где рождение, смерть и любовь происходят у всех на виду.
Он станет гостем женщины, а в отличие от многих своих коллег Мередит не стремился к общению с особами противоположного пола. Профессия связала его обетом безбрачия, но и по натуре он был холостяком. И терпеть не мог бесед ни о чем за чашечкой кофе. Силы его убывали, и он не хотел тратить даже малую долю того, что осталось, на тривиальность домашних отношений.
И пока садовники спали под оливами, а епископ писал письма, Мередит решил прогуляться по плантации. Он снял сутану, закатал рукава рубашки, чтобы лучи солнца согрели его тонкие, бледные руки, и по узкой тропинке направился к дамбе.
Под деревьями царила прохлада, по земле скакали солнечные зайчики, и жара настигла его лишь на дамбе, открытой ярким лучам. Мередит заколебался, подумав, не повернуть ли назад, под сень сада, но, устыдившись собственной слабости, зашагал дальше, к стене, огораживающей поместье.
На склоне, выше тропы, спали рабочие, подложив под головы пиджаки. И Мередит, давно уже позабывший, что такое крепкий сон, поневоле завидовал им.
Конечно, они были бедны, но не так бедны, как большинство. Они работали на щедрого хозяина. Да, одежда грязная, в пятнах, деревянные сандалии вместо башмаков, но спали они спокойно и по вечерам с достоинством возвращались домой, потому что работали и могли купить муку, вино, растительное масло. В нищей стране с тремя миллионами безработных такое удавалось далеко не всем.
Вскоре он подошел к развилке, где тропа делилась на две: одна вела вниз, к выбегающему из дамбы ручью, вторая – вверх, к седловине холма. Мередит выбрал вторую, рассчитывая, что с вершины откроется красивый вид. Идти было нелегко, из-под ног все время выскакивали камни, но он решительно шел вперед, словно доказывая своему ослабевшему телу, что еще жив и способен на многое.
На полпути Мередит оказался на крошечном плато, неприметном снизу, у дальнего края которого скалы образовали некое подобие пещеры. Блейз Мередит вошел в нее и сел, чтобы немного отдохнуть в тени. Когда его глаза освоились в полумраке, он заметил у земли несколько рядов каменной кладки. На стене остались отметины от верхних рядов, кем-то уже разобранных. Заинтересовавшись, Мередит встал и пошел в глубь пещеры.
Тени сгустились, но пару мгновений спустя он различил маленькую полку, вырубленную в скале, на которой лежало несколько засохших цветков и виноградные листья. За приношениями виднелся кусок мрамора, древний, потемневший от времени, в каких-то пятнах. Мередит не сразу понял, что это такое. Затем увидел, что перед ним кубическое основание статуи, из которого торчал мраморный мужской член.
В стародавние времена, когда на этих холмах рос лес, который впоследствии извели на дрова и стены домов, в этой пещере было святилище лесного бога. Теперь от него остался лишь этот символ способности к воспроизведению потомства. Но цветы-то принесли не то что в двадцатом веке, а совсем недавно – весеннее приношение давно развенчанному идолу.
До Мередита нередко доходили слухи о том, что среди живущих в горах крестьян процветало идолопоклонство, чары, заговоры, любовные снадобья, но впервые он столкнулся с доказательством того, что эти слухи не беспочвенны. Мраморный куб был весь в пятнах, грязный, но сам член – белый и отполированный, словно от частого контакта. Неужели женщины приходили сюда, как в древности, чтобы обезопасить себя от бесплодия? Или мужчины все еще поклонялись символу своей власти над женщинами? Или крестьяне полагали, что этот Пан может сделать то, что непосильно новому богу: превратить истощенную землю в цветущую, плодоносную вновь, зеленеющую травой и деревьями? Поклонение мужскому половому органу у этих людей было в крови. Юноши всегда носили обтягивающие брюки, чтобы девушки могли по достоинству оценить их богатство. Жены рожали детей без передыху, баловали сыновей, воспитывая в них мужскую гордость, от дочерей же требовали целомудрия, нередко подкрепляя слова тумаками. Во всепроникающей нищете мужской член был последним и единственным символом женской радости, подарком судьбы в лачуге на склоне холма.
Возможно, тем же объяснялось поклонение местных христиан не столько умирающему на кресте Христу, а Мадонне, кормящей грудью младенца.
Блейз Мередит не мог не подивиться сохранности этого древнего храма, который находился менее чем в полумиле от дома епископа. Разгадку следовало искать в самой сути средиземноморской церкви: глубокой вере в сверхъестественное, яростном фанатизме латинских святых и не менее яростном неприятии коммунистов и антиклерикалов. Может, поэтому трезво мыслящие либералы и городские скептики не производили никакого впечатления на здешних жителей, только экзальтированный мистицизм мог найти дорогу к их сердцу? Не в этом ли заключалась истинная причина смерти Джакомо Нероне? Не погиб ли он под копытами этого козлоподобного бога?
Но разве мог Блейз Мередит, законник из столицы, проникнуть в мысли этих загадочных людей, живших здесь еще до основания Рима?
Несмотря на жару, Мередиту внезапно стало холодно. Он отвернулся от куска мрамора с выступающим из него неприличным символом и вышел в солнечный свет.
Старуха, согнутая вдвое под вязанкой хвороста, шла по тропе к седловине холма. Когда она поравнялась с Мередитом, тот приветствовал ее на чистом итальянском языке, выученном в Риме. Она взглянула на священника подслеповатыми глазами и прошла мимо, не произнеся ни слова.
Блейз Мередит постоял, глядя ей вслед, затем повернулся к долине. Внезапно он почувствовал неимоверную усталость И страх перед поездкой в Джимелло Миноре.
ГЛАВА 7
Анна-Луиза де Санктис проснулась после сиесты в подавленном настроении, а когда вспомнила, что к обеду придет Мейер, совсем загрустила. Письмо от епископа, переданное посыльным, довершило дело. Графиня просто кипела от злости. По какому праву все эти люди лезли в ее личную жизнь. Уж лучше скука, чем те затраты нервной энергии, которых потребует длительное общение с заезжим священником.
За чаем Николас Блэк заметил, что Анна-Луиза вне себя, и тут же нашел выход из положения.
– Вы устали, дорогая, – сочувственно начал он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72