– Одиночество – не такая уж новинка. Рано или поздно оно приходит ко всем. Умирают друзья, родные. Любовники, мужья. Мы стареем, начинаем болеть. А предельное абсолютное одиночество – это смерть, ждать которую мне осталось совсем недолго. И нет таблеток, чтобы излечить ее. Нет заклинаний, чтобы отогнать прочь. Одиночества не избежать никому из нас. Если мы попытаемся ускользнуть от него, то можно прямиком угодить в ад. Если мы примиримся с ним, если будем помнить: таких, как мы, миллионы; если постараемся помочь и утешить их, а не себя, в конце, возможно, и выяснится, что мы больше не одиноки. Что мы в новой семье, семье человека, отец которого – Бог… Если вы не возражаете, давайте присядем. Я… я очень устал.
Теперь пришла ее очередь взять его под руку и подвести к маленькой каменной скамье под кустами жимолости. Мередит сел, а Анна-Луиза смотрела на него в изумлении и с жалостью, которую ранее испытывала лишь к себе.
– Как вы смогли все это понять? – спросила она после долгой паузы. – Я никогда не слышала таких речей от священника.
Бескровные губы изогнулись в усталой улыбке:
– Люди требуют от нас слишком многого, графиня. Мы тоже люди. Некоторые из нас очень глупы, и вся жизнь уходит на то, чтобы осознать самые азы.
– Вы – первый человек в моей жизни, который хоть как-то помог мне.
– Вы встречались не с теми людьми, – ответил Мередит, чуть улыбнувшись.
Улыбнулась и Анна-Луиза, и только тут Мередит понял, какой же она была красавицей.
– Вы… смогли бы вы выслушать мою исповедь, святой отец?
Мередит покачал головой:
– Еще не время. Я думаю, вы еще не готовы.
Она обиженно нахмурилась, на ее лице отразился страх.
– Исповедальня – не кушетка психоаналитика, – пояснил Мереднт, – не средство для познания себя, когда очищением памяти достигается улучшение здоровья. Исповедь – это судебный процесс, в котором даруется прощение в обмен на признание вины и обещание раскаяния и исправления. Первая часть для вас проста – вы практически прошли ее. Но ко второй вы должны подготовиться молитвой и самодисциплиной. И пора начинать заглаживать причиненное вами зло.
Она с тревогой взглянула на Мередита:
– Вы имеете в виду Ники… мистера Блэка?
– Я имею в виду вас, дорогая графиня… ваши собственные желания, вашу ревность к Нине Сандуцци и ее сыну. Что же касается мистера Блэка… – Он помолчал, глаза его затуманились, рот превратился в узкую полоску. – Я поговорю с ним сам. Но боюсь, он не станет меня слушать.
ГЛАВА 15
В деревне Паоло Сандуцци столкнулся с матерью. Она стояла у кузницы и разговаривала с женой Мартино. Тут же была и Розетта, в новом платье: ей предстоял первый визит на виллу. Нина удивилась, увидев сына:
– Что это ты тут делаешь? Ты же должен работать! Куда ты бежал?
– Сегодня я могу не работать, – затараторил мальчик. – Графиня сказала мне, что я еду в Рим. Она велела спросить тебя и сказать, что едут Пьетро и Зита и меня будут учить на…
– Постой-ка! – оборвала его Нина Сандуцци. – И начни сначала. Кто сказал, что ты едешь в Рим?
– Графиня. Ей надо показаться доктору. Она вернется через два месяца.
– И она хочет взять тебя с собой?
– Да.
– Почему?
– Ей же нужны слуги.
– Ты – садовник, сынок. В Риме у нее садов нет.
Мальчик насупился:
– Все равно, она хочет взять меня с собой. И послала к тебе за разрешением.
Женщины понимающе переглянулись.
– Тогда ты можешь вернуться и сказать ей, что не поедешь. Я знаю, кто хочет видеть тебя в Риме, и это отнюдь не графиня.
– Все совсем не так! Она просила сказать тебе, что англичанин остается здесь.
– Надолго ли? – в Нине начала закипать злость. – На неделю, максимум, на десять дней. А потом он запакует чемоданы и отправится в большой город, к тебе, мой дорогой Паоло! Такой хитростью не обманешь и младенца. Ты никуда не поедешь! Я – твоя мать, и не разрешаю тебе ехать.
– А я все равно уеду!
Она подняла руку и отвесила ему затрещину.
– Когда ты станешь мужчиной, сможешь сам заплатить за проезд и найти работу, – пожалуйста! Если графиня спросит меня, я скажу ей то же самое. А если она не поймет, попрошу доктора связаться с полицейским участком в Джимелло Маджоре. Это успокоит англичанина. А теперь будь хорошим мальчиком, забудь об этом.
– Не собираюсь я ни о чем забывать! Она попросила меня, и я согласился. Я хочу в Рим. Она – госпожа, а ты – никто. Ты просто… просто шлюха святого!
Паоло развернулся и побежал по улице. Нина Сандуцци смотрела ему вслед с каменным лицом. Жена Мартино переминалась с ноги на ногу.
– Он не понимает, что говорит. Он же еще ребенок. Повторяет чужие слова.
– Его отец был святым, – Нина тяжело вздохнула. – А он хочет стать femmenella.
– Вовсе нет! – воскликнула Розетта. – Он совсем мальчик, И не знает, чего хочет. Я приведу его обратно и заставлю извиниться.
И, прежде чем ее мать успела возразить, помчалась за Паоло.
На залитой солнцем лужайке Николас Блэк наводил последний лоск на картину с Паоло Сандуцци, распятым на старой оливе. Услышав шаги Мередита, он поднял голову.
– А, доброе утро, Мередит. Надеюсь, вы спали хорошо?
– Спал я так себе. Не помешаю?
– Нет, конечно. Последние мазки. Не хотите ли взглянуть? Мне кажется, пока это моя лучшая картина.
– Благодарю.
Мередит обошел мольберт. Художник ухмыльнулся, заметив, как изменилось его лицо.
– Вам нравится, Мередит?
– Это богохульство, мистер Блэк, – холодно ответил священник.
– Все зависит, естественно, от точки зрения. Для меня это символ. Я назову ее «Знак противоречия». Удачное название, не так ли?
– Разумеется. – Мередит отступил от картины на пару шагов. – Я пришел сказать вам, мистер Блэк, что графиня и Паоло Сандуцци в Рим не поедут. Графиня будет рада, если вы соберете вещи и как можно быстрее покинете виллу.
Кровь бросилась художнику в лицо:
– Она могла бы сказать об этом сама.
– Я предложил ей свои услуги, – спокойно ответил Мередит. – Она – несчастная женщина и нуждается в помощи.
– Которую церковь с радостью ей окажет. Она же богатая женщина, если только я не ошибаюсь.
– Церковь готова помочь и вам, мистер Блэк…
– Катитесь вы к черту со своей помощью, Мередит. Мне от вас ничего не нужно, А теперь, не могли бы вы уйти? Я занят.
– Я вам кое-что принес. Вас это может заинтересовать…
– Что же? Какой-нибудь католический трактат?
– Не совсем, личные записи Джакомо Нероне. Не хотите ознакомиться с нами?
Против своей воли художник вытер руки и молча взял папку. Раскрыл ее, прочитал несколько страниц. Закрыл, посмотрел на Мередита.
– Зачем вы мне их показываете? – изменившимся голосом спросил он.
– Это очень важный документ – свидетельство духовных метаний человека, который, как и вы, потерял веру, а затем смог вновь обрести ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
Теперь пришла ее очередь взять его под руку и подвести к маленькой каменной скамье под кустами жимолости. Мередит сел, а Анна-Луиза смотрела на него в изумлении и с жалостью, которую ранее испытывала лишь к себе.
– Как вы смогли все это понять? – спросила она после долгой паузы. – Я никогда не слышала таких речей от священника.
Бескровные губы изогнулись в усталой улыбке:
– Люди требуют от нас слишком многого, графиня. Мы тоже люди. Некоторые из нас очень глупы, и вся жизнь уходит на то, чтобы осознать самые азы.
– Вы – первый человек в моей жизни, который хоть как-то помог мне.
– Вы встречались не с теми людьми, – ответил Мередит, чуть улыбнувшись.
Улыбнулась и Анна-Луиза, и только тут Мередит понял, какой же она была красавицей.
– Вы… смогли бы вы выслушать мою исповедь, святой отец?
Мередит покачал головой:
– Еще не время. Я думаю, вы еще не готовы.
Она обиженно нахмурилась, на ее лице отразился страх.
– Исповедальня – не кушетка психоаналитика, – пояснил Мереднт, – не средство для познания себя, когда очищением памяти достигается улучшение здоровья. Исповедь – это судебный процесс, в котором даруется прощение в обмен на признание вины и обещание раскаяния и исправления. Первая часть для вас проста – вы практически прошли ее. Но ко второй вы должны подготовиться молитвой и самодисциплиной. И пора начинать заглаживать причиненное вами зло.
Она с тревогой взглянула на Мередита:
– Вы имеете в виду Ники… мистера Блэка?
– Я имею в виду вас, дорогая графиня… ваши собственные желания, вашу ревность к Нине Сандуцци и ее сыну. Что же касается мистера Блэка… – Он помолчал, глаза его затуманились, рот превратился в узкую полоску. – Я поговорю с ним сам. Но боюсь, он не станет меня слушать.
ГЛАВА 15
В деревне Паоло Сандуцци столкнулся с матерью. Она стояла у кузницы и разговаривала с женой Мартино. Тут же была и Розетта, в новом платье: ей предстоял первый визит на виллу. Нина удивилась, увидев сына:
– Что это ты тут делаешь? Ты же должен работать! Куда ты бежал?
– Сегодня я могу не работать, – затараторил мальчик. – Графиня сказала мне, что я еду в Рим. Она велела спросить тебя и сказать, что едут Пьетро и Зита и меня будут учить на…
– Постой-ка! – оборвала его Нина Сандуцци. – И начни сначала. Кто сказал, что ты едешь в Рим?
– Графиня. Ей надо показаться доктору. Она вернется через два месяца.
– И она хочет взять тебя с собой?
– Да.
– Почему?
– Ей же нужны слуги.
– Ты – садовник, сынок. В Риме у нее садов нет.
Мальчик насупился:
– Все равно, она хочет взять меня с собой. И послала к тебе за разрешением.
Женщины понимающе переглянулись.
– Тогда ты можешь вернуться и сказать ей, что не поедешь. Я знаю, кто хочет видеть тебя в Риме, и это отнюдь не графиня.
– Все совсем не так! Она просила сказать тебе, что англичанин остается здесь.
– Надолго ли? – в Нине начала закипать злость. – На неделю, максимум, на десять дней. А потом он запакует чемоданы и отправится в большой город, к тебе, мой дорогой Паоло! Такой хитростью не обманешь и младенца. Ты никуда не поедешь! Я – твоя мать, и не разрешаю тебе ехать.
– А я все равно уеду!
Она подняла руку и отвесила ему затрещину.
– Когда ты станешь мужчиной, сможешь сам заплатить за проезд и найти работу, – пожалуйста! Если графиня спросит меня, я скажу ей то же самое. А если она не поймет, попрошу доктора связаться с полицейским участком в Джимелло Маджоре. Это успокоит англичанина. А теперь будь хорошим мальчиком, забудь об этом.
– Не собираюсь я ни о чем забывать! Она попросила меня, и я согласился. Я хочу в Рим. Она – госпожа, а ты – никто. Ты просто… просто шлюха святого!
Паоло развернулся и побежал по улице. Нина Сандуцци смотрела ему вслед с каменным лицом. Жена Мартино переминалась с ноги на ногу.
– Он не понимает, что говорит. Он же еще ребенок. Повторяет чужие слова.
– Его отец был святым, – Нина тяжело вздохнула. – А он хочет стать femmenella.
– Вовсе нет! – воскликнула Розетта. – Он совсем мальчик, И не знает, чего хочет. Я приведу его обратно и заставлю извиниться.
И, прежде чем ее мать успела возразить, помчалась за Паоло.
На залитой солнцем лужайке Николас Блэк наводил последний лоск на картину с Паоло Сандуцци, распятым на старой оливе. Услышав шаги Мередита, он поднял голову.
– А, доброе утро, Мередит. Надеюсь, вы спали хорошо?
– Спал я так себе. Не помешаю?
– Нет, конечно. Последние мазки. Не хотите ли взглянуть? Мне кажется, пока это моя лучшая картина.
– Благодарю.
Мередит обошел мольберт. Художник ухмыльнулся, заметив, как изменилось его лицо.
– Вам нравится, Мередит?
– Это богохульство, мистер Блэк, – холодно ответил священник.
– Все зависит, естественно, от точки зрения. Для меня это символ. Я назову ее «Знак противоречия». Удачное название, не так ли?
– Разумеется. – Мередит отступил от картины на пару шагов. – Я пришел сказать вам, мистер Блэк, что графиня и Паоло Сандуцци в Рим не поедут. Графиня будет рада, если вы соберете вещи и как можно быстрее покинете виллу.
Кровь бросилась художнику в лицо:
– Она могла бы сказать об этом сама.
– Я предложил ей свои услуги, – спокойно ответил Мередит. – Она – несчастная женщина и нуждается в помощи.
– Которую церковь с радостью ей окажет. Она же богатая женщина, если только я не ошибаюсь.
– Церковь готова помочь и вам, мистер Блэк…
– Катитесь вы к черту со своей помощью, Мередит. Мне от вас ничего не нужно, А теперь, не могли бы вы уйти? Я занят.
– Я вам кое-что принес. Вас это может заинтересовать…
– Что же? Какой-нибудь католический трактат?
– Не совсем, личные записи Джакомо Нероне. Не хотите ознакомиться с нами?
Против своей воли художник вытер руки и молча взял папку. Раскрыл ее, прочитал несколько страниц. Закрыл, посмотрел на Мередита.
– Зачем вы мне их показываете? – изменившимся голосом спросил он.
– Это очень важный документ – свидетельство духовных метаний человека, который, как и вы, потерял веру, а затем смог вновь обрести ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72