Благодарствуем, нам такой доброты не надобно.
Тэхэ насупился, но спорить не стал. Лишь спросил:
– Что мне отвечать?
– Да то и отвечай, что слышал, – сказал воевода.
Тэхэ вновь свесился с тына и прокричал ответ. Но посланник, похоже, уезжать не собирался. Потрясая хвостатым копьем, он снова проорал что-то.
– Чего он там надрывается? – пробурчал десятник. – Сказано же – вали к своему хану с докладом, мол, послали вас туда-то и туда-то.
– Он предлагать поединок, – сказал Тэхэ.
– И чего? – хмыкнул Федор Савельевич. – Неужто если наш победит, то вы без боя в Степь уйдете?
Стоящий рядом горбоносый купец, успевший помимо кинжала и кольчуги обзавестись шлемом и кривой саблей, покачал головой.
– Вряд ли они повернут назад, – сказал он. – Но это обычай их предков. Чьи-то воины будут сражаться более яростно, зная, на чьей стороне боги.
– А чьи-то менее… – задумчиво произнес воевода. – Ладно, нам сейчас любой выигрыш времени на руку. Там, глядишь, и подмога к нам подоспеет.
И кивнул в сторону Тэхэ.
– Уведите.
Снова в темную гридницу к скамье и ремням Тэхэ не хотелось.
– Может, еще толмач нада? – спросил он, заискивающе заглядывая в глаза воеводе.
– Зачем, – пожал плечами Федор Савельевич. – Все что надо, уже сказано. Теперь по-иному с твоим ханом поговорим.
И, поворотившись лицом к городу, крикнул зычно:
– Гей, богатыри русские! Есть ли охотник в поединке намять бока басурману?
Тут же со стен донеслись голоса:
– Я! Я пойду! Дозволь, батька!
Но ближе всех оказался Митяй со своей неподъемной, окованной железом дубиной. Сейчас на нем был побитый островерхий шлем без бармицы и личины, почти новый бахтерец, видно, взятый в бою и сильно надставленный по бокам крупными железными кольцами, и скрепленные такими же кольцами дощатые бутурлыки, привязанные прямо поверх голенищ сбитых сапог.
Споро взбежав по всходам, отчего те жалобно заскрипели, он поклонился Федору Савельевичу.
– Дозволь мне, воевода.
Воевода кивнул.
– Что ж, покажи басурману, детинушка, где раки зимуют.
– Покажу, Федор Савельевич, не сумлевайтесь, – сказал Митяй, поудобнее перехватывая ослоп…
Лязгая толстыми цепями, опустился на противоположный край рва подъемный мост. Помахивая огромным дубьем, словно тростинкой, по мосту вразвалочку прошел Митяй. Остановился, поправил шлем, качнул головой туда-сюда, разминая шею, мощно повел плечами – и вдруг неуловимым движением описал вокруг головы свистящий круг. Кованое железо ослопа смазалось в линию, словно не трехпудовым дубьем, а легкой сабелькой махнули.
– Ну чо, ты, что ль, в поединщики рвешься? – прогудел Митяй. – Давай, коли не боязно.
Ордынский посланец оскалил желтые зубы и коротко, без замаха, даже не привстав на стременах, метнул тяжелое копье.
Белой молнией просвистела хвостатая смерть, но Митяй лениво махнул дубиной и обломки копья полетели в ров.
– Это все, что ты можешь? – хмыкнул Митяй и еле увернулся от удара кривой сабли. Черненая чешуйчатая масса оказалась неожиданно проворной. Метнув копье, сотник тут же послал коня вслед – и конь оказался немногим медленнее копья.
Но клинок разрубил лишь воздух.
Пролетев мимо пешца, всадник зашипел от досады и, рванув поводья, бросил коня в таранный удар – смять, раздавить легкодоспешного врага многопудовой массой, окованной в тяжелый доспех, а после довершить дело отработанным ударом, способным развалить человека наискось от плеча до бедра.
Митяй снова отпрыгнул в сторону и еле устоял на ногах. Над ухом вновь просвистела сабля, но на этот раз гораздо ближе. Ее кончик просек кольчугу на плече и, чиркнув по нагрудной пластине, пропорол в ней глубокую борозду. Плечо ожгло, рубаха под доспехом тут же пропиталась горячим.
– Вот ирод! – разозлился Митяй. – Почти новый бахтерец спортил.
И, не думая особо, сплеча швырнул дубье во врага на манер городошной биты.
Хрясть!!!
Деревянная рукоять ослопа долбанула по бармице, прикрывающей ухо. Всадник покачнулся – и свалился с коня. Но с детства привычное к таким падениям тело все сделало само – сотник, как кошка, приземлился на четыре точки, тряхнул головой, сковырнул со шлема помятую личину, отбросил, подхватил с земли саблю и пошел на Митяя, шипя, как разъяренный манул.
Ослоп остался валяться позади ордынца.
– Во попал! – пробурчал Митяй, отступая от врага.
Весело заржал скакун, приветствуя скорую победу хозяина. Да и хозяин ощерился в предвкушении – простое и приятное дело рубить безоружного врага. Тем более на глазах его сородичей и, конечно, всей Орды, которая единым многоглазым существом сейчас неотрывно уставилась на бой двоих сильнейших богатуров. Да только глуп урусский богатур, хоть и силен, как медведь. И – надо признать – проворен. Да только что его сила и проворство против сабли, на кожаной рукояти которой сегодня вечером появится еще один крошечный череп, выцарапанный острым жалом наконечника стрелы. Скоро, ой скоро совсем не останется места на той рукояти!..
За спиной был ров. И дальше отступать было некуда.
«Щас как барана зарежет, – мелькнуло в голове у Митяя. – Позорно эдак-то помирать. Что люди скажут? Ну, басурман!..»
И больше от обиды, нежели от ярости, Митяй вдруг прыгнул вперед, грудью сминая вражий замах, и, как бывало в ярмарочном кулачном бою, с размаху и без изысков засветил ордынскому сотнику кулаком по тому же месту, куда дубиной попал.
Рука заныла, словно в стену ударил. Но, не обращая внимания на боль, Митяй другим кулаком добавил от всей души в широкоскулую рожу, вминая в череп плоский нос и стертые хурутом зубы.
Сотник упал, словно снесенный с ног крепостным тараном. Хлынувшая из сломанного носа кровь вмиг залила низ лица, превратив его в жуткую жидкую маску. Ордынец страшно завыл и, схватившись за нос, медленно завалился на бок.
Митяй носком сапога отбросил кривую саблю подальше в сторону – хорошее оружие, но не след грабить врага после первой победы. После победителям все до кучи достанется.
Он сходил за своим ослопом, после чего подошел к ордынцу, который все еще корчился на земле. Кровь тонкими струйками стекала у него между пальцев. Хоть и враг, а смотреть жутковато.
– Шел бы ты, степной человек, своей дорогой откель пришел, – сочувственно произнес Митяй, закидывая ослоп на плечо. Никогда доселе не приходилось ему бить кого-то со всей силы.
«Эвон ведь как нехорошо вышло-то, – покаянно подумал Митяй. – Порвал живого человека, будто зверь лесной».
Со стен раздавались радостные крики.
– Эй, парень! Хорош на ордынца таращиться, – прокричал с проезжей башни Кузьма. – Давай в крепость, а то что-то Орда зашевелилась. Ворота закрывать надобно и мост подымать.
Митяй бросил на побежденного последний взгляд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100
Тэхэ насупился, но спорить не стал. Лишь спросил:
– Что мне отвечать?
– Да то и отвечай, что слышал, – сказал воевода.
Тэхэ вновь свесился с тына и прокричал ответ. Но посланник, похоже, уезжать не собирался. Потрясая хвостатым копьем, он снова проорал что-то.
– Чего он там надрывается? – пробурчал десятник. – Сказано же – вали к своему хану с докладом, мол, послали вас туда-то и туда-то.
– Он предлагать поединок, – сказал Тэхэ.
– И чего? – хмыкнул Федор Савельевич. – Неужто если наш победит, то вы без боя в Степь уйдете?
Стоящий рядом горбоносый купец, успевший помимо кинжала и кольчуги обзавестись шлемом и кривой саблей, покачал головой.
– Вряд ли они повернут назад, – сказал он. – Но это обычай их предков. Чьи-то воины будут сражаться более яростно, зная, на чьей стороне боги.
– А чьи-то менее… – задумчиво произнес воевода. – Ладно, нам сейчас любой выигрыш времени на руку. Там, глядишь, и подмога к нам подоспеет.
И кивнул в сторону Тэхэ.
– Уведите.
Снова в темную гридницу к скамье и ремням Тэхэ не хотелось.
– Может, еще толмач нада? – спросил он, заискивающе заглядывая в глаза воеводе.
– Зачем, – пожал плечами Федор Савельевич. – Все что надо, уже сказано. Теперь по-иному с твоим ханом поговорим.
И, поворотившись лицом к городу, крикнул зычно:
– Гей, богатыри русские! Есть ли охотник в поединке намять бока басурману?
Тут же со стен донеслись голоса:
– Я! Я пойду! Дозволь, батька!
Но ближе всех оказался Митяй со своей неподъемной, окованной железом дубиной. Сейчас на нем был побитый островерхий шлем без бармицы и личины, почти новый бахтерец, видно, взятый в бою и сильно надставленный по бокам крупными железными кольцами, и скрепленные такими же кольцами дощатые бутурлыки, привязанные прямо поверх голенищ сбитых сапог.
Споро взбежав по всходам, отчего те жалобно заскрипели, он поклонился Федору Савельевичу.
– Дозволь мне, воевода.
Воевода кивнул.
– Что ж, покажи басурману, детинушка, где раки зимуют.
– Покажу, Федор Савельевич, не сумлевайтесь, – сказал Митяй, поудобнее перехватывая ослоп…
Лязгая толстыми цепями, опустился на противоположный край рва подъемный мост. Помахивая огромным дубьем, словно тростинкой, по мосту вразвалочку прошел Митяй. Остановился, поправил шлем, качнул головой туда-сюда, разминая шею, мощно повел плечами – и вдруг неуловимым движением описал вокруг головы свистящий круг. Кованое железо ослопа смазалось в линию, словно не трехпудовым дубьем, а легкой сабелькой махнули.
– Ну чо, ты, что ль, в поединщики рвешься? – прогудел Митяй. – Давай, коли не боязно.
Ордынский посланец оскалил желтые зубы и коротко, без замаха, даже не привстав на стременах, метнул тяжелое копье.
Белой молнией просвистела хвостатая смерть, но Митяй лениво махнул дубиной и обломки копья полетели в ров.
– Это все, что ты можешь? – хмыкнул Митяй и еле увернулся от удара кривой сабли. Черненая чешуйчатая масса оказалась неожиданно проворной. Метнув копье, сотник тут же послал коня вслед – и конь оказался немногим медленнее копья.
Но клинок разрубил лишь воздух.
Пролетев мимо пешца, всадник зашипел от досады и, рванув поводья, бросил коня в таранный удар – смять, раздавить легкодоспешного врага многопудовой массой, окованной в тяжелый доспех, а после довершить дело отработанным ударом, способным развалить человека наискось от плеча до бедра.
Митяй снова отпрыгнул в сторону и еле устоял на ногах. Над ухом вновь просвистела сабля, но на этот раз гораздо ближе. Ее кончик просек кольчугу на плече и, чиркнув по нагрудной пластине, пропорол в ней глубокую борозду. Плечо ожгло, рубаха под доспехом тут же пропиталась горячим.
– Вот ирод! – разозлился Митяй. – Почти новый бахтерец спортил.
И, не думая особо, сплеча швырнул дубье во врага на манер городошной биты.
Хрясть!!!
Деревянная рукоять ослопа долбанула по бармице, прикрывающей ухо. Всадник покачнулся – и свалился с коня. Но с детства привычное к таким падениям тело все сделало само – сотник, как кошка, приземлился на четыре точки, тряхнул головой, сковырнул со шлема помятую личину, отбросил, подхватил с земли саблю и пошел на Митяя, шипя, как разъяренный манул.
Ослоп остался валяться позади ордынца.
– Во попал! – пробурчал Митяй, отступая от врага.
Весело заржал скакун, приветствуя скорую победу хозяина. Да и хозяин ощерился в предвкушении – простое и приятное дело рубить безоружного врага. Тем более на глазах его сородичей и, конечно, всей Орды, которая единым многоглазым существом сейчас неотрывно уставилась на бой двоих сильнейших богатуров. Да только глуп урусский богатур, хоть и силен, как медведь. И – надо признать – проворен. Да только что его сила и проворство против сабли, на кожаной рукояти которой сегодня вечером появится еще один крошечный череп, выцарапанный острым жалом наконечника стрелы. Скоро, ой скоро совсем не останется места на той рукояти!..
За спиной был ров. И дальше отступать было некуда.
«Щас как барана зарежет, – мелькнуло в голове у Митяя. – Позорно эдак-то помирать. Что люди скажут? Ну, басурман!..»
И больше от обиды, нежели от ярости, Митяй вдруг прыгнул вперед, грудью сминая вражий замах, и, как бывало в ярмарочном кулачном бою, с размаху и без изысков засветил ордынскому сотнику кулаком по тому же месту, куда дубиной попал.
Рука заныла, словно в стену ударил. Но, не обращая внимания на боль, Митяй другим кулаком добавил от всей души в широкоскулую рожу, вминая в череп плоский нос и стертые хурутом зубы.
Сотник упал, словно снесенный с ног крепостным тараном. Хлынувшая из сломанного носа кровь вмиг залила низ лица, превратив его в жуткую жидкую маску. Ордынец страшно завыл и, схватившись за нос, медленно завалился на бок.
Митяй носком сапога отбросил кривую саблю подальше в сторону – хорошее оружие, но не след грабить врага после первой победы. После победителям все до кучи достанется.
Он сходил за своим ослопом, после чего подошел к ордынцу, который все еще корчился на земле. Кровь тонкими струйками стекала у него между пальцев. Хоть и враг, а смотреть жутковато.
– Шел бы ты, степной человек, своей дорогой откель пришел, – сочувственно произнес Митяй, закидывая ослоп на плечо. Никогда доселе не приходилось ему бить кого-то со всей силы.
«Эвон ведь как нехорошо вышло-то, – покаянно подумал Митяй. – Порвал живого человека, будто зверь лесной».
Со стен раздавались радостные крики.
– Эй, парень! Хорош на ордынца таращиться, – прокричал с проезжей башни Кузьма. – Давай в крепость, а то что-то Орда зашевелилась. Ворота закрывать надобно и мост подымать.
Митяй бросил на побежденного последний взгляд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100